Страница 8 из 84
Я пригнулся к рулю и стал обходить мини-вэн по левому ряду, лихо поддав газу, как вы обычно делаете после нескольких лет уверенной езды на мотоцикле, пока не попали в первую серьезную аварию. Такое впечатление, будто, легко лавируя между всеми этими детройтскими грудами железа в плотном транспортном потоке на городских улицах, мы пытаемся избавиться от чувства неполноценности и уязвимости, которое эти самые груды железа вызывают у нас на скоростной автостраде.
В общем, обошел я «Эконолайн» на скорости сорок пять — пятьдесят миль в час — и только тогда понял, почему он сбавил ход.
Из-за угла автозаправки «Шелл» выехал грузовик «Пепси» и остановился поперек дороги, выжидая момент, чтобы повернуть на встречную полосу. Громоздкий, как металлический носорог, с белой кабиной и знакомой эмблемой на борту. С высокими кузовными стеллажами, забитыми ящиками. Грузовик занимал весь левый ряд и больше половины правого, остальную часть которого блокировал синий «Шевроле», шедший перед мини-вэном. Последний стоял зеленой стеной справа от меня, а в трех футах слева двигался плотный поток встречного транспорта, и кабина грузовика «Пепси» выдавалась футов на шесть на его полосу. Позади меня с визгом затормозил «Камаро».
Обычно в стремных ситуациях вы по возможности аккуратнее заваливаете мотоцикл на бок, готовясь ободраться не по-детски, но надеясь на лучшее. Я всегда, даже в те бесшабашные дни, ездил в шлеме и обычно в коже и берцах, но тогда стояла середина августа, и я был в теннисных тапочках, обрезанных армейских штанах и традиционной оливковой футболке.
Днище грузовика казалось страшно низким — глушитель, коробка передач, подножка чуть не до земли, трубки, шланги, кардан и хрен знает что еще. Он тихонько полз вперед — недостаточно быстро, чтобы успеть освободить путь, но так, чтобы я отчетливо представил, как заднее левое сдвоенное колесо перекатывается через то, что останется от меня и «Хонды», когда подлечу под кузов. Во Вьетнаме мы называли такие грузовики «двойками с половиной». Теперь мне предстояло погибнуть под одним из них. Я решил не класть мотоцикл. Кажется, и на тормоз-то надавил не особенно сильно, наверняка даже тормозного следа не оставил.
Видел только переднее колесо грузовика — огромное, выше моей макушки. Я рассудил, что оно всяко помягче железа, и направил мотоцикл прямо в него.
Конечно, ни о каком линейном мыслительном процессе здесь говорить не приходится. Аварийные ситуации, в которых у вас остается время подумать, это не настоящие аварийные ситуации. Но любой, кто попадал в серьезную передрягу, смотрел Смерти в глаза и умудрялся выжить, помнит кристальную ясность восприятия, сюрреалистичное ощущение времени, внезапно замедлившего ход и растянувшегося до бесконечности. Уверен, что последние мысли в умирающем мозгу жертв ДТП связаны именно с феноменом застывшего времени, почти болезненной резкостью восприятия и безграничным удивлением от происходящего. Смерть в аварии сродни падению в «черную дыру», которое сопровождается замедлением времени, умножением реальностей, растяжением пространства и всем прочим, о чем говорят парни вроде Стивена Хокинга. А еще матерной руганью. Один мой друг, работающий в комиссии по расследованию авиакатастроф при Национальном совете по безопасности транспорта, однажды сказал, что из сотен прослушанных записей бортовых самописцев с потерпевших крушение самолетов лишь несколько не содержали матерного слова на последних секундах.
В общем, я с ревом обогнал мини-вэн, увидел грузовик, завопил «твою мать» и впечатался прямо в него.
Элизабет Кублер-Росс и прочие упыри красочно описывают нам, как после смерти человек несется по длинному темному тоннелю, видит свет впереди, слышит знакомые голоса и ощущает благотворное тепло.
Чушь собачья.
Смерть — это грузовик «Пепси», перегородивший дорогу. Бац — и ты чувствуешь себя последним дебилом, когда тебя рывком выкидывает в никуда. Так щенка вытаскивают из ящика за шкирку. Так шахматную фигуру убирает с доски раздраженный игрок. Бац, рывок — и конец.
Дик Пеннингтон, один из моих соседей по квартире, как раз дежурил в отделении «Скорой помощи», когда меня привезли, и он сидел рядом, когда я очнулся на следующее утро. «Бобби, — сказал он профессионально ласковым голосом работника методистской больницы, — хреновы твои дела». Оставалось только порадоваться, что дежурил не Курт — сосед, чью «Хонду» я угробил.
Сто восемьдесят швов на правой ноге, шестьдесят три на левой. Раздробленный перелом правой руки. Сотрясение мозга. Сломанная ключица. Когда через несколько недель мы с Кей познакомились на концерте Саймона и Гарфанкела, произошло это потому, что она сидела за мной и ни черта не видела из-за гипсовых шин, распорок и повязок.
Пару лет спустя, когда я обсуждал с ней полезность закона об обязательном ношении мотоциклетного шлема, Кей немало удивила меня заявлением, что мотоциклистам вообще следовало бы разрешить ездить без шлемов и прочей защитной экипировки. Обычно Кей твердо стояла на нейдеровских позициях по подобным вопросам, ну и я, естественно, спросил, почему вдруг. «А чтобы очистить генофонд от придурков, — ответила она почти без улыбки. — В цивилизованном обществе мотоциклы — один из основных факторов естественного отбора».
Я по-прежнему езжу на мотоцикле время от времени. Но я никогда не возил на нем Скаута, и мне даже в голову не пришло бы посадить на него Кэролайн.
Паренек, работавший на стартовой площадке, жвачку не жевал, но слегка двигал челюстями с приоткрытым ртом, словно тренируясь.
— Вдвоем поедете? — спросил он с нотками неодобрения в голосе.
— Да. — Я уже установил санки в желоб, уселся на них сам и теперь усаживал Кэролайн между коленей. Предыдущие санки успели скрыться за поворотом трассы, и подростки позади нас нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
— О'кей, спускались раньше? — спросил паренек и не стал дожидаться ответа. — Ладно, тянем на себя рычажок — проверяем тормоз… ага, отлично, значит, так, даете от себя — ускоряетесь, тянете на себя — замедляетесь, не врежьтесь во впередиидущие санки, после полной остановки внизу сразу же выгружайтесь. О'кей? Пошел! — Он хлопнул меня по спине. Кэролайн удобно сидела в кольце моих ног и рук, ее ладошки лежали на рукоятке управления, под моими ладонями. Мы покатились вперед и вниз.
Множество дорожных аварий происходит из-за излишней осторожности водителей. Одно из моих первых «оранжевопапочных» дел относится ко времени, когда я только-только пришел в страхование и работал на «Стейт Фарм» в Индианаполисе. Кей тогда все еще занималась преподаванием и работала в средней школе в Браунсберге, маленьком городке милях в десяти от Индианаполиса, а я катался по всему штату, осматривая битые автомобили. Бог мой, мы были счастливы невесть почему.
Упомянутый страховой случай произошел у развязки федеральных автострад 70 и 465/74, неподалеку от аэропорта. Черт с ним, назову их настоящие имена — Джонсоны. Мистер и миссис Джонсон вышли на пенсию рано, чтобы осуществить давнюю мечту и попутешествовать год-два по Америке, прежде чем обосноваться во Флориде или еще где-нибудь. Они взяли с собой восьмидесятиоднолетнюю мать мистера Джонсона, решив, что, когда настанет время сдать старушку в дом престарелых, просто оставят ее в каком-нибудь приличном заведении, а сами покатят дальше. Проблема в том, что мистер Джонсон и миссис Джонсон оба не любили водить автомобиль и за последние десять с лишним лет ни разу не отъезжали дальше чем на двадцать пять миль от своего опрятного коттеджика в пригороде.
Они купили серьезную технику для путешествия — самый большой из выпускавшихся тогда жилых трейлеров и пикап «ДжиЭм», который дотащил бы и шеститонку до Луны и обратно. Позже миссис Джонсон сказала мне, что они купили бы полноразмерный «дом на колесах», но в демонстрационном зале автосалона он показался «слишком огромным и мощным». В общем, отказались от лабрадора в пользу питбуля.