Страница 3 из 10
– Рана на голове оказалась не такой страшной, как я думал. Рука оказалась неожиданностью, но несколько швов, и все в порядке. – Он накрывает мою ладонь своей – большой, теплой и чудесной. – И отвечая на твой вопрос: я чувствую себя прекрасно. Ты же здесь.
– Крис. – Его имя вырывается с тихим вздохом сдерживаемого волнения. Между нами так много невысказанного, так много напряжения после нашей ссоры перед тем, как я поехала к Марку, а он отправился за мной. – Я… – Смех с заднего ряда прерывает мои слова, напоминая, что мы не одни. – Нам надо…
Он наклоняется и целует меня – нежная ласка губ на губах.
– Поговорить. Я знаю. И мы поговорим. Когда приедем домой, мы во всем разберемся.
– Домой?
– Детка, я же тебе говорил. – Он переплетает наши пальцы. – Все мое – твое. У нас есть дом в Париже.
Ну, конечно, у него есть дом в Париже. Просто до сих пор я как-то не задумывалась об этом. Мой взгляд опускается на наши переплетенные пальцы, и я спрашиваю себя: будет ли его дом домом и для меня?
Крис дотрагивается до моего подбородка, и я смотрю на него.
– Мы во всем разберемся, когда приедем, – повторяет он.
Я вглядываюсь в его лицо, ища в этой клятве ту уверенность, которая должна бы быть присуща человеку, всегда держащему свою судьбу в своих руках, и не нахожу того, что ищу. Тени в его глазах говорят о сомнении. Крис не уверен, что мы во всем разберемся – и раз не уверен он, не уверена и я.
Но Крис хочет, чтобы мы попробовали, и я тоже хочу. Пока его слов должно быть достаточно, но мы оба знаем, что для будущего их мало. Теперь уже мало.
Пятница, 13 июля 2012 года
Я позвонила ему.
Мне не следовало звонить, но я позвонила, и только лишь услышав, как он произнес «Ребекка» этим своим глубоким, бархатным голосом, чуть не пропала. Завтра я должна лететь в Австралию, но вряд ли смогу это сделать. Я не уверена, что это честно по отношению к моему новому мужчине, когда теперь я знаю, что все еще люблю моего Господина.
И сегодня он был другим. Он был больше, чем Господином. Сегодня он был мужчиной, который, кажется, узнал во мне женщину, а не только свою рабу. Я услышала в его голосе уязвимость. Уловила неприкрытую нужду, даже мольбу. Осмелюсь ли я предположить, что он готов узнать, что любовь существует?
И вот теперь я плаваю в море его обещаний, которые изменят все, если я приеду домой. Он называл Сан-Франциско и свой дом моим домом. Он хочет, чтобы я вернулась туда к нему, отказалась от своей квартиры и запасного варианта, которым она была. Не будет никакого контракта. Будем только мы.
Я тоже хочу этого, очень хочу. Так почему же душу мою гложет нехорошее предчувствие, такое же, как тогда, когда меня мучили те ужасные кошмары о маме? Чем мне может грозить решение поехать к нему, кроме сердечной боли? Немножко сердечной боли – малая цена за то, чтобы открыть нас настоящих, какими, я всегда верила, мы можем быть…
Глава 2
Я медленно просыпаюсь, выбираясь из тенет сна, и вижу Криса, лежащего рядом с закрытыми глазами. Звук какого-то непонятного объявления начинает проникать сквозь туман в голове, и я вспоминаю, что я в частном салоне самолета, на который мы сели в Далласе несколько часов назад. Одна из стюардесс говорит по-французски по внутренней связи, и единственное слово, которое я понимаю, это «Париж».
Я сосредоточиваюсь на Крисе, на его чувственном расслабленном рте, на восхитительно взъерошенных волосах. Губы мои приподнимаются в улыбке, когда я думаю, как бы он отреагировал на то, что его назвали восхитительным, и пальцы мои сами собой тянутся к его щеке и мягко скользят по сильной челюсти. Он так красив, но не классической красотой, как Марк, а чуть грубоватой и мужественной. Впрочем, я уже больше не считаю Марка красивым. Я больше вообще о нем не думаю.
Ресницы Криса поднимаются, и его яркие зеленые глаза находят мои.
– Привет, детка. – Он перехватывает мою руку, обводящую контур его губ, и целует в ладонь. Покалывающее ощущение от этой ласки бежит вверх по руке, по груди и оседает внизу живота.
– Привет, – говорю я. – Кажется, мы скоро приземлимся в Париже. – Стюардесса начинает говорить по-английски, подтверждая мою догадку. – Объявление перед этим было на французском, а я, как ты знаешь, по-французски не говорю.
– Мы это исправим, – обещает он, когда мы поднимаем спинки кресел.
Я тихо хмыкаю:
– Не очень-то надейся. Та часть моего мозга, которая отвечает за иностранные языки, не работает. – Я приглаживаю волосы, представляя, как, должно быть, ужасно выгляжу. Если бы не тот факт, что Крис видел, как меня рвало, и все равно любит, я бы, наверное, чувствовала себя неуверенно. А впрочем, сейчас я слишком устала, чтобы обращать на это внимание.
– Ты удивишься, как легко тебе будет осваивать язык, находясь в языковой среде, – заверяет он. – Хочешь небольшой урок, пока мы снижаемся? Я знаю, что ты больше всего не любишь эту часть полета. Я отвлеку твои мысли от приземления.
Я качаю головой:
– Я слишком устала, чтобы бояться разбиться, и слишком тупа, чтобы запоминать французские слова.
– Je t’aime.
– Я тоже люблю тебя, – отзываюсь я, ибо смотрела достаточно фильмов, чтобы понять, что он сказал. Но это все, что я знаю.
Губы его изгибаются в этой обычной для него, невозможно сексуальной манере.
– Montrez-moi quand nous serons rentres.
То, как слова слетают с его языка, вызывает во мне чувственную дрожь. Вот я и нашла причину полюбить французский язык.
– Понятия не имею, что ты сказал, но это прозвучало чертовски сексуально.
Крис наклоняется ко мне и легонько кусает в шею.
– Тогда я повторю, – бормочет он. – Montrez-moi quand nous serons rentres. Покажи, как ты любишь меня, когда мы приедем домой.
И вот я уже чувствую, что совсем не так устала, и мне не терпится поскорее добраться до этого нового дома. Ну что такого страшного может случиться здесь, в Париже? Здесь искусство, культура и история. Здесь новые приключения. Здесь кипит жизнь. И я с Крисом.
Когда мы выходим из самолета, пытаюсь взбодрить себя тем, что я в Париже, городе любви и романтики, но ничего не выходит. Это чувство неимоверной усталости возвращается, как паровой каток, и даже Крис признается, что ему надо отдохнуть. Поскорее бы добраться до настоящей кровати.
Мы проходим по пандусу и входим в здание аэропорта, которое во многом похоже на любой другой аэропорт мира. Указатели на английском и французском дают нам нужное направление. В Штатах указатели были бы на английском и испанском, так что все выглядит знакомо, и это успокаивает. Надеюсь также, это означает, что я не буду совершенно беспомощной из-за незнания французского.
Потом мы ступаем на движущуюся дорожку, которая везет нас через довольно странный, извилистый подземный тоннель. Рядом какая-то непонятная, неудобная лестница, которая поднимается и опускается неровной линией, и я не могу представить, чтобы кто-то ею пользовался. Зачем она поднимается и опускается? Это так нелогично и непонятно, что от этого чувство неуверенности вновь возвращается.
Вот уже наши сумки на ленте возле ног, и Крис привлекает меня к себе и обволакивает своим теплом. Я не смотрю на него. Не хочу, чтобы он видел, насколько я выбита из колеи. Кроме того, он теплый и чудесный, и я обвиваю его руками, вдыхаю знакомый запах, напоминая себе, что именно он – причина, по которой я здесь. Это главное.
– Эй, – говорит он мягко, чуть-чуть отодвигается и приподнимает пальцем мой подбородок, не давая спрятаться от его внимательного взгляда.
Когда наши глаза встречаются, я вижу в его глазах озабоченность. Меня никогда не перестает поражать и радовать, как мужчина, который находит удовольствие в боли, может в то же время быть таким нежным и чувственным.
Я приподнимаюсь на цыпочки и легко касаюсь губами его губ.