Вечный кайф

— А не западло ему «белым» торговать?

— Старый вопрос. Какой западло, когда такие бабки? Кроме того, ты Малюту хорошо знаешь?

— Еще как.

— И что такой падле может западло быть?

— Действительно, — не мог не согласиться я.

— Малюта сейчас бизнес свой раскручивает. И тут у него конкуренты появились. Главный — таджик.

— Какой таджик?

— Моджахед.

— Абдуламон Муртазов?

— А ты еще серьезных таджиков знаешь? Так что жди, когда эти две змеи друг в друга зубами вцепятся.

— Н-да, — я цокнул языком. Информация к размышлению была. Правда, что с ней делать? Увидим.

— Чего у вас на автоответчике в кабинете? — сурово сдвинул брови Романов.

Кабинет у Романова крошечный. На стене за его спиной плакат с гербом России — двуглавым орлом. Деталь символическая. Наш ОБНОН так и прозвали — дом Романовых. «Ты откуда?» — спрашивают меня. «Из дома Романовых», — отвечаю я. И всем все становится ясно.

— А чего? — недоуменно спросил я.

— «Вы позвонили в ОБНОН. А вам это надо?» И это на отдельском автоответчике. Кто придумал? — Романов нахмурился еще больше. Невысокий, щуплый, он чем-то походил на артиста Никулина, то есть на горького пьяницу, хотя тут его внешность не соответствует внутреннему содержанию. Пьет Романов мало и разборчиво.

— Кто-то придумал, — пожал я плечами.

— Во-во. Из УБНОНа Министерства позвонил полковник. И услышал.

— Досадно.

— Вообще весь кабинет у вас обклеен черт-те чем — какие-то идиотские плакаты, цитаты. Зачем на стену конверт прилепили «Для взяток»?

— Это ребята в фильме «Улица разбитых фонарей» высмотрели.

— И что это значит?

— А что?

— Из подсознания вырывается? Взяток хочется, да?

— Ну а кому с такой зарплатой не хочется? — снова пожал я плечами.

— Хотите на здоровье. Лишь бы не брали… Терентий, надо порядок в кабинете наводить. Серьезнее пора становиться. Не школьники уже.

— Верно, — согласился я. — Это не школа. Это — детский сад.

— А, — обреченно махнул рукой Романов. — На. Прилепишь на видном месте.

— Где взял? — спросил я.

— Купил, — улыбнулся Романов. "Перечень выражений, запрещенных в кабинете начальника:

— Первый раз слышу.

— Звонил — не дозвонился.

— Искал, но не нашел.

— Заходил, но вас не было.

— Это было до меня.

— А я думал…

— А я докладывал.

— Наверное, команда не прошла.

— А мне никто не говорил.

— А почему я?

— Не слышал.

— Не знаю.

— Не передавали.

— Хотел как лучше.

— Я хотел, но не получилось.

— Я хотел доложить, но вас не было.

— Я сказал, а он не сделал.

— Меня в то время не было, кажется, болел (был в отпуске).

Начальник отдела".

Эту штуковину я тут же, согласно приказу, прилепил в нашем кабинете рядом с «Листком гнева», на котором нарисован взбешенный слон и написано:

«В случае припадка ярости скомкать и швырнуть на пол».

— Это чего за настенная агитация? — заинтересовался Арнольд, слегка опухший после того, как вчера «карнавалил» — то есть бухал до потери пульса со следовательшами и операми из Центрального РУВД. Кажется, не было в милиции тех, с кем бы он не гудел.

— Распоряжение начальника, — многозначительно произнес я.

— Ну вот. А Машу с Уралмаша отодрали, — обиделся Арнольд.

Маша с Уралмаша — это голая девка с плаката «Плей-боя», которую месяц назад с утра пораньше налепил Арнольд на стену, а через полчаса кабинеты обходил начальник РУВД — человек старорежимной закалки. Это надо было видеть. Тогда и изрек начальник классическую фразу, притом явно не его, говорят, она ходила еще в Советской Армии:

— Что это за блядь?! Отодрать и выбросить! …Арнольд начал внимательно изучать новую бумаженцию.

Трах, бах — грохот. В кабинет, открыв головой дверь, влетел Рок и упал на пол под ноги Арнольду. Тот ткнул его ногой и спросил:

— С верблюда свалился, дегенерат?

— Споткнулся, — агент Рок встал как ни в чем не бывало, отряхнулся. И торжественно объявил:

— Я всю ночь думал. И решился. Возьмите меня в агенты!

Опять начиналась старая песня о главном.

— Шустрый, — хмыкнул Арнольд. — Электровеником тебе работать с такими замашками.

— Я же с вами работаю. Барыг сдаю. Я на кон свою репутацию поставил!

— Ах, репутацию, — кивнул Асеев. — Да, в мире воротил крупного бизнеса репутация — главное.

— На меня уже косятся. А может… — Он шмыгнул носом, потом приосанился. — Может, меня убьют.

— И тебя наградят, — поддакнул я. — Посмертно. Но Рок иронии не почуял. И «Бриллиантовую руку», которую я процитировал, он если и смотрел, то давно забыл. Его голова полна другим — наркоточками, рецептами на колеса, варкой винта и, главное, ожиданием того мига, когда вгонит в вену наркотик.

— Ну так возьмете? — проскулил Рок.

— Утро вечера мудренее, — заметил я. — Ты только просишь. А кто такую честь заслуживать будет?

— А чего? Я еще адреса барыг надыбал, — Рок вытащил записную книжку и начал листать.

Затренькал телефон. Арнольд взял трубку.

— Кто? — спросил он. — А почем?.. Когда?.. Ладно, решим. Перезвони, — он повесил трубку. И сказал:

— Рок, пока ты нам мозги трешь, тут народ звонит, головы барыг на блюде принести обещает. Конкуренция, понимаешь.

— И сколько денег на закупку требует? — деловито осведомился Рок.

— Сто баксов, — бросил Арнольд.

— Что?! — истошно завопил Рок. — За сто баксов можно пять точек накрыть!

Я смотрю на Рока с пониманием. Мне где-то даже его жаль, хотя дядя Ася, например, считает, что жалеть наркомана можно лишь от очень широкой души или от великой наивности. Року до смерти хочется уколоться. Он еле живой и готов продать кого угодно. Та доза, которая ему досталась после налета на квартиру Вороны, давно уже растворилась в крови. Скоро будет ломка. Скоро мир для Рока станет враждебным и захочется умереть. Говорят, когда ломка у героинщиков доходит до определенной стадии, у них возникает полное ощущение, что мясо отслаивается от костей.

— Поехали, — закричал Рок. — Я барыгу знаю. Он мне доверяет. В дом пустит. Кому не доверяет, тем по дворам скидывает! А меня пустит. Меня все знают! Рок в авторитете!

— А ты вообще где три дня был? — вдруг, будто только увидев, глянул на Рока Арнольд. — Ты, дегенерат, обещал еще позавчера отзвониться!

— На вас работал, — гордо выпрямился Рок. — Точки искал. Удочку закинул. Скоро такой улов будет…

— Ну ты крутой, — с уважением произнес Асеев.

— Пока еще не крутой. Вот оружие подойдет — буду крутым.

— Так звони своему барыге, крутой! — гаркнул Асеев. — Только треск от тебя идет, как от трансформатора испорченного. А дела нет…

Рок поднял трубку и начал названивать по адресам. На третий звонок ему откликнулись, и он важно начал вещать:

— Валера, что ты мне трындишь? Чеки чеками, а граммы граммами. Возьму десять грамм на реализацию… Что, нет? А когда будет?.. Быстрее, Валера. Быстрее доставай. А то кого получше найду. — Повесив трубку, заявил:

— И здесь облом.

— Рок, ты мне надоел, — Арнольд дал ему подзатыльник.

— Во, — Рок поднял руку. — Знаю хазу, где винт варят, — глаза его мечтательно закатились. — Хороший винт. Ядреный. Неделю назад им вбахался. До сих пор отойти не могу.

Он набрал номер.

— Ерики-маморики. И ее нет!

— Ладно, остынь, — сказал я. Рок с облегчением положил трубку и взглядом преданной дворовой собаки, проспавшей ночного вора, уставился на меня. — Ты насчет порченого героина узнал?

— Узнал, — кивнул деловито Рок.

— И что узнал?

— От него еще три наркома кони бросили. Два на Старо-грязевской. И один — в поселке Экскаваторный.

— Ха, — с уважением произнес я. Информация у Рока была точная. Наркоманы от передозировки, от полной утери здоровья, от изъеденной печени, да отказывающего сердца, да от излохматившейся в тряпье нервной системы мрут как мухи каждый день. Но когда у одного за другим морда черная, да пасть открыта во всю ширь, как у демократа на митинге, да еще причина смерти с трудом устанавливается — тут уже прослеживается система. Это — порченый героин. Действительно, таковых за последние дни было три.