Страница 20 из 23
...На явочную квартиру Меринов явился только к девяти утра. От него убийственно разило водкой и дешевыми духами. На погоне между звездочками запутались два длинных волоса яркой блондинки, которые сразу же были замечены Кондаковым.
— Что ты мечешься, гусь недобитый?! — свирепо уставился на него командир группы, кивком головы отправляя хозяина квартиры проверить окрестности.
— Да бабенку тут одну... Шимбурная баба. Последнюю такую в Феодосии лапал.
— За такое «лапанье» тебе пулю в лоб пустить надо, понял, жених моченый?!
— Заткнись, — икнул пьяно Меринов. — Баба что надо! Если не сложится — денек-другой у нее перекантоваться можно. Когда на встречу?
— Сейчас.
Меринов дошел до кровати, упал на нее и несколько минут лежал, раскинув руки и мертво уставившись в потолок. Поглядывая на него, майор нервно прохаживался по комнате.
— Ну что, что?! — оглянулся на появившегося в дверях хозяина.
— Пока все тихо.
— Уверен?
— Все осмотрел. Похоже, что действительно за бабой таскался... — брякнул отставной поручик, считая, что Меринов спит.
— А вы что, решили, что в энкавэдэ побежал? Переночевал там, а потом сюда явился? Вы, фраера вонючие, за кого меня держите?
— За ублюдка, — раздраженно объяснил Кондаков.
— Хотя... все может быть, — неожиданно засомневался хозяин логова.
— И я так думаю, — согласился Кондаков.
— А ты, пидор деникинской закваски, заткнись! — пошел капитан на Лозового, и даже не заметил, как в руке у того блеснул нож. А метал ножи бывший поручик с мастерством циркача.
22
Присев на топчан, староста и парикмахер очумело глядели на Беркута-Борисова. Прежде всего они были поражены тем, что он свободно владеет немецким. Теперь каждый из них задавался вопросом: кто же этот пленный на самом деле? Действительно ли обычный заключенный или все же опытный агент гестапо, подсаженный сначала в общий лагерь, а затем и к ним в блок?
— Обер-лейтенант обещал подарить вам, Юзеф, целую неделю отсрочки, — объявил Беркут, все еще стоя у окна и осматривая сквозь густую решетку лагерный дворик между их бараком и глухой каменной стеной, увенчанной колючей проволокой.
— Мне? — жалобно как-то переспросил парикмахер. — Целую неделю? Но зачем?
— Что значит: «зачем»? — удивленно переспросил лейтенант. — Вам надоело жить?
— Не жить, а ждать смерти. И не надоело, а страшно. Еще целую неделю ждать гибели.
— Но зато жить. Вы сами этого хотели.
— Жить в ожидании смерти — вы называете «жить»? Я и так жду ее уже два года. По трем лагерям прогнали. Представляете: два года ожидания смерти?! Изо дня в день, — тихо, бесстрастно говорил Юзеф, совершенно не радуясь этому известию. — Когда так долго ждешь ее, она начинает казаться даже желанной. Думаешь: Господи Праведный, поскорее бы это наступило!
— И смерть начинает восприниматься как жестокое милосердие, — неожиданно согласился Беркут.
— Именно так, именно так. Вы очень верно заметили: как жестокое милосердие. Ибо нельзя вечно жить в страхе перед смертью.
— И все-таки, услышав, что вы зачислены в «ангелы», я попросил обер-лейтенанта...
— Я понял. Это я понял. Спасибо, конечно. Вы добрый человек. Тот, истинный, библейский ангел. Они ведь и святое слово «ангел» испоганили. Озвероподобили. Вы — добрый... Но зачем?
— А ты пойди и откажись, гнида лагерная! — вскипел староста. — Чего ты ноешь?! Тебе неделю жизни подарили. Неделю! Подарили. Другой бы в ноги упал, а он... вша недобитая! Не знаю, правда, с чего это обер-лейтенант вдруг так расщедрился... С чего это он, а, Борисов?
Беркут не ответил. Староста подошел к нему, потоптался за спиной и вызывающе уставился в затылок.
— Что-то я так и не пойму, откуда ты взялся здесь, Борисов? — Молчание и вообще все поведение Беркута уже начало его раздражать. — Не тот ли ты Борисов, что был старшим команды могильщиков? Другого я здесь, в лагере, не знал.
— Не стоит нервничать, Журлов, — спокойно ответил Андрей, скрестив руки на груди и презрительно окидывая взглядом старосту. — Даже если и тот самый.
Журлов на какое-то мгновение замер, потом снова прошелся по блоку.
— Ага, значит, тот самый? — оскалился в неискренней улыбке, садясь на свои нары. — Я-то думаю, почему фамилия такая знакомая? Тот, значит?..
— Ты чего? — настороженно посмотрел на него Юзеф. — Не веришь, что ли? Не видел разве, его сам обер-лейтенант знает?
— А кто сказал, что не верю?! — взорвался староста, подхватившись. — Кто сказал?! Я только спросил фамилию... Потому как знакомая.
— Ты просто так не можешь. Просто так ты не спрашиваешь.
— Заткнись, гнида лагерная! И считай, что ты снова «ангел», понял?! Двадцать четвертый по счету. На завтрашний день. Ишь чего захотел: «неделю отпуска»! Завтра же пойдешь! Комендант тебя быстро на счетах прикинет. Слово скажу — и все!
«Он знал Борисова, — понял Беркут. — Напрасно я громко назвал при нем свою фамилию».
— Не беспокойтесь, обер-лейтенант сдержит слово, — вмешался Андрей, обращаясь к Юзефу. Заступничество поляка тронуло его. — Пока сдержит. А там — кто знает? Вдруг ситуация изменится, вы почувствуете себя лучше...
— Вы — первый человек в этом лагере, у которого хватает сердца и помогать и успокаивать меня, — молитвенно произнес Юзеф. — Спасибо. Все остальные... — осуждающе досмотрел на старосту.
— Что вытаращился?! — озверело пошел на него Журлов. — Такие, как ты, полужиды-полукровки, вообще не должны жить. Санитарная чистка общества. Слышал о такой?!
Он пытался ударить Юзефа, но Беркут успел перехватить его руку и, отведя ее в сторону, съездил старосту по челюсти.
— Можешь считать, что санитарная чистка уже началась, — вежливо объяснил он, когда, осев под стеной, Журлов немного пришел в себя.
23
Сталин внимательно прочел протоколы допросов Меринова, Кондакова и Лозового, отодвинул «Дело о покушении на тов. И. В. Сталина» и, закурив трубку, молча зашагал по кабинету.
То, о чем он только что прочел, поразило его. До сих пор ему было известно шесть или семь случаев «дел о покушении» на него и других членов Центрального Комитета. Но для него не было тайной, что дела эти оказывались наполовину или полностью сфабрикованными, в лучшем случае подогнаны так, что в террористы попадали люди, которые, хотя в душе, возможно, и ненавидели вождя, однако никакой реальной возможностью вложить свою ненависть в пулю или мину не обладали.
Но группа Кондакова — нечто совершенно иное. Рассказанное Мериновым совершенно не похоже было ни на одно из тех показаний, которые следователи из «передового отрЯда партии» время от времени выбивали у «врагов народа». Сталин давно ждал, что рано или поздно служба безопасности 1ермании снарядит в Москву отряд убийц. Точно так же, как ГПУ и НКВД не раз снаряжало убийц за рубеж, чтобы убрать Петлюру, Троцкого..
Сталин нажал кнопку и, лишь только появился дежурный секретарь, приказал:
— Берию.
Командир «передового отряда ума, чести и совести эпохи» явился буквально через пять минут. Оставив утром это расстрельное «дело» Сталину, он целый день напряженно ждал своего вызова. И дождался.
— Слушай, Лаврентий, зачем ты принес мне это дело? — неожиданно спросил вождь по-грузински.
Берия ожидал любого вопроса, но только не этого. Ответ вроде бы не составлял особого труда, но именно поэтому Лаврентий встревоженно задумался. По своему опыту общения с Кобой он знал, что самыми подлыми бывают именно такие, незамысловатые вопросы Сталина, ответы на которые давно лежат на губах, словно на гробовых досках. И еще Берию насторожило, что Сталин спросил это по-грузински. А он уже не помнил, когда в последний раз слышал, [10] чтобы Коба говорил с кем-либо из членов ЦК или правительства на языке своих предков.
— Считал, что вы захотите знать об этом, Иосиф Виссарионович, — попытался выдержать официальный тон. — Если уж враги решили поднять руку на самого...
10
Официально НКВД, как потом и КГБ, во всех партийных документах именовалось не иначе как «передовым отрядом партии».