Скованные намертво

— Такое может быть?

— Не знаю. Сегодня все возможно. Заключат с властями договор — прощение грехов Япончику и разрешение действовать в определенных рамках в ответ на обещание борьбы с беспределом и снижения уровня общеуголовной преступности.

— Япончик никогда не согласится работать под контролем.

— Я тоже так считаю. Поэтому, думаю, договориться с ним не удастся. И он в ближайшее время покинет Родину.

— Скатертью дорога.

Многие воры уже на Западе. Россия и Америка — родственные страны. «Холодная война» позади — первым это понял Япончик. Он достиг взаимопонимания с американской мафией, и, по решению главных мафиозных кланов, в знак уважения и сотрудничества ему отстегивается процент с лас-вегасского игорного бизнеса — что-то около тридцати тысяч долларов в день. Мелочь, но душу греет.

— С отморозками надо бороться жестко. Они не только гражданам, но и ворам жить не дают спокойно, — сказал Ледокол. — Могу продать одну группу.

— Какую?

— По квартирам. Серия убийств. Семья в Мытищах. Старик в Медведкове. Полтора десятка трупов за ними.

— Излагай, — внутренне подобрался Аверин в предчувствии добычи.

— Есть такая фирма «Милосердие». Помогает старичкам решать свои проблемы, наследует их квартиры, занимается сделками с недвижимостью. Приватизирует квартиры. Оформляет перепродажу. Хозяева плохо кончают. Их убивают.

— Кто?

— Толик Новицкий. Бывший инструктор райкома комсомола. Фирма «Милосердие» зарегистрирована в Северо-Восточном округе. Только поторопитесь. Он собирается разделаться с исполнителями и отвалить в США.

— Кто исполнители?

— Какие-то недоноски из Железнодорожного. Два восемнадцатилетних дегенерата. Новицкий их на чем-то зацепил на крючок.

Придя на работу, Аверин уселся за телефон. Выявил, что действительно есть фирма «Милосердие», зарегистрированная на Анатолия Викторовича Новицкого. Пробил по центральному адресному бюро самого Новицкого — потратил на это минут сорок: до ЦАБ дозвониться нелегко. Потом набрал номер Савельева.

— Посмотри, у вас зарегистрированы такие убийства, — он перечислил все, о которых ему говорил Ледокол.

— Что-то припоминаю.

— Проверь. Через час позвоню.

Через час Савельев подобрал материалы.

— Да. Все числятся нераскрытыми.

— Считай, зашевелились трупы.

— Излагай.

— Жди, к вечеру буду. И обговорим все.

Аверин отстучал на машинке рапорт по полученной информации, сославшись на анонимный источник, подбил данные и направился к Ремизову.

Начальник отделения прочитал рапорт, внимательно посмотрел на Аверина.

— Откуда информация?

— Мои каналы, — неопределенно ответил Аверин.

Ремизов не стал требовать подробностей. Он понимал, что оперативник может располагать источниками, о которых необязательно знать начальству. Он доверял Аверину как себе и признавал за ним право работать в свободном полете. Кстати, когда выдергивал его из МУРа, это было одно из условий — свободная работа на конечный результат. И пока все получалось. За год в ГУУРе Аверин поднял несколько очень крутых групп.

— Хорошая бригада, — кивнул Ремизов.

— Если получится.

— Что на Петровке творится? Как они упустили из виду? Год люди умирают вокруг одной фирмы.

— Бардак. Координация и обмен информацией между подразделениями на нуле. Вот и просмотрели.

— Если реализация получится, кому-то в ГУВД придется очень плохо, — нахмурился Ремизов. — Совсем от рук отбились.

— Вал замучал. Тысяча убийств в год — такое поднять мало кому под силу.

— Ознакомься с материалами. План мероприятий мне на стол, — приказал Ремизов.

Уже наступил вечер, когда Аверин приехал на Петровку.

— На, подготовил тебе материалы, — сказал Савельев. — Не моя зона.

— Почему?

— Не видно, что заказные убийства. Никто не относил их к этой категории.

— Именно заказные, Гриша… Шеф обещал устроить вам кузькину мать. Все убитые передали квартиры «Милосердию». Неужели неясно? А это что? — он хлопнул по документу.

— Новицкого опускали в изолятор на трое суток за махинацию с квартирами.

— И выпустили?!

— Следователь дурак. И прокурор тоже.

Аверин просмотрел материалы. Обычные справки. Опердела находятся у оперативников в округах. Завтра надо их собрать. Был одиннадцатый час.

— Группу создаем по этим делам, — сказал Аверин. — С прокуратурой договоримся — из отдела по особо опасным выделят следака. Четырнадцать убийств, дорогой мой. Четырнадцать!

— Да, многовато.

— Завтра к двум часам всех оперативников с ОД на разбор. Будем шею мылить.

— Будет сделано. На Пасху в церковь не собираешься? Чай крещеный?

— Крещеный-то крещеный. Но сил нет.

Когда Аверин возвращался домой, совсем сгустилась тьма, но народу на улицах было полно. Люди шли в церковь. Крестный ход, служба, одним словом — Пасха. На Русь возвращались христианские традиции, но приобретали, как и все вокруг, нездоровый оттенок. Бывшие атеисты, распекавшие на бюро райкомов и обкомов подчиненных за снижение уровня атеистической работы и за рост количества крещений, ныне держали свечки, а иные из них на Рождество радостно лезли к батюшкам с криком: «Христос Воскресе».

Аверин прошел в квартиру, включил свет и покачал головой. Пушинка нагло расположилась на его подушке.

— Совсем от рук отбилась, — сказал Аверин, беря кошку. — Воспитывать тебя пора.

— Мяу, — отозвалась Пушинка.

— Нельзя спать на моей подушке. Это моя подушка. Понятно?

Пушинка чихнула и окинула недоуменным взором Аверина.

— Вот твое место, — он положил Пушинку на подушку на полу.

Пушинка мяукнула. Аверин пошел на кухню. Нарезал бутербродов, заварил чай. Когда вернулся в комнату, Пушинка мирно спала на его подушке.

— Нельзя, — он опять сбросил ее на пол.

Он быстро провалился в тяжелый сон. Его разбудил будильник. Перед лицом маячило что-то мохнатое. Пушинка спала на подушке прямо перед ним.

Утром Аверин просматривал суточные сводки. Взор сразу упал на сообщение из Калужской области. Внутри стало как-то холодно и жутко. На пасхальную ночь в монастыре в Оптиной Пустыни были зарезаны трое монахов. На месте происшествия обнаружен нож с тремя шестерками — число Зверя, самый знаменитый сатанинский символ.

— Читал? — кивнул Ремизов на сводку.

— Теперь начнется, — сказал Аверин. — Шуму будет.

— Уже шум идет.

— Раскроем?

— Шеф туда Малютина и Петрова направляет. Но есть подходы. Дело раскроют.

— Неужели правда сектанты?

— Черт знает. Возможно.

Об убийствах на религиозной почве время от времени заходили разговоры. В России все больше и больше действовало сект, и изможденные, издерганные неурядицами люди стремились найти не правду, но силу и защиту, переходили на сторону зла, отдавались во власть дьявола — некоторые своими мерзкими делами, другие принимали участие в сатанинских обрядах. Были ли человеческие жертвоприношения — вопрос оставался открытым. Год назад в одной из областей раскрутили дело. Мать и дочь — женщины в возрасте, с несложившейся личной судьбой — взяли из приюта на воспитание десятилетнюю девочку. А потом зверски ее убили. Мотив был совершенно непонятен. Дело продвигалось туго. Его неоднократно пытались прикрыть. Но розыскники и следователь прокуратуры пошли на принцип, проявили исключительный профессионализм и раскрутили клубок. Однако мотив так и остался за пределами уголовного дела. А убили ребенка во время проведения ритуала. Две женщины посвящали себя сатане и приносили жертву, чтобы он обеспечил им процветание. Возможно, были и еще случаи. Даже когда преступник установлен, мотивы часто остаются за кадром. А сколько пропадает без вести, сколько мрет бомжей — может, некоторые тоже становятся жертвами черных месс?

Настроение у Аверина испортилось. Возникло ощущение, что ему, русскому человеку, опять плюнули в лицо ядовитой слюной. Хаос наступал. Зло завоевывало все новые пространства. Он физически ощущал, как происходит это.