Скованные намертво

— Свидетели показывают, что перед убийством с потерпевшими за столиком сидел кавказец. Слышали обрывок разговора. «Мы там воюем, а вы тут деньги делаете», — сказал оперативник местного отделения.

— Действительно, аморально бабки делать, когда народ воюет, — кивнул Савельев. — Кстати, прошел шелест, что эти двое — крупные ростовщики. Давали деньга в рост. Запутались в расчетах, сами влезли в долги.

— Вот что, сиди, просматривай пленки, — велел Аверин местному оперу. — Ищи. Наткнешься на убиенных, может, они с кем в компании — сообщишь. А мы — в восемнадцатое.

В восемнадцатом отделении милиции было не протолкнуться от сотрудников различных служб и ведомств. Обычная работа — конвейер по опросу свидетелей, попытка извлечь из показаний крупицы информации.

К вечеру картина стала прорисовываться. В кабинете густой сизой стеной стоял сигаретный дым. Туда набилось человек восемь. Сотрудниками РУОПа руководил начальник отдела Никита Долгушин — он вел линию по нацменам и прекрасно ориентировался в их деятельности. Было трое оперов угрозыска. В уголке сидел сотрудник Министерства безопасности. Он занимал самое выгодное положение — ни за что не отвечаешь, лишь раздаешь ценные советы. Во главе стола сидел старший важняк из городской прокуратуры. Слава Богу, высокое начальство очень быстро испарилось, так что работать никто не мешал. Руководство и координацию раскрытием скинули на Главное управление уголовного розыска, а конкретно — на Аверина.

Следователь разложил на столе найденные в карманах убитых предметы.

— Смотри, — сказал Аверин, тыкая в доверенность на «Мерседес». — На имя потерпевшего. Какой-то абрек подписал.

— Надо проверить, — сказал следователь.

— По спискам — нет ли такого в гостинице, — предложил Аверин.

Через пять минут позвонил оперативник из местного отделения и сообщил:

— Есть такой.

— Где сейчас?

— В номере, кажется. Кстати, я нашел запись, где этот тип с убитыми о чем-то беседует.

— Отлично. Проконтролируйте, чтобы не исчез. Мы сейчас будем, — сказал Аверин.

Он, Савельев и двое сотрудников РУОПа двинули опять в «Савой». Поднялись на третий этаж. Подошли к дежурной.

— Ключ вон от того люкса.

Дежурная протянула ключ. Аверин встал сбоку от двери — привычка, чтобы не получить пулю с той стороны. Руоповцы и Савельев прижались к стене. Аверин выдохнул, быстро сунул ключ, повернул, толкнул дверь и ринулся внутрь. Пролетел через коридорчик, ворвался в комнату. Кавказец, сидящий в кресле, вскочил. Аверин обхватил его, перебросил через бедро, распластал на полу и завел руки за спину.

— Лежи, сучий кот!

— Э, не надо, — прохрипел кавказец.

— Лежать.

— Я лежу.

Савельев нагнулся и помог защелкнуть наручники.

— Нарушаете закон! — воскликнул кавказец.

— Помолчи.

Вскоре в номере появились двое понятых. Начался обыск. Через пять минут Аверин извлек из-под кровати автомат. Осторожно, чтобы не стереть отпечатки пальцев, положил его на стол.

— Хорошая штука, — сказал Савельев. — Импортная. Откуда?

— Не мое! — воскликнул хозяин номера.

— Прошлый постоялец оставил? — сочувственно произнес Аверин.

— Да!

— Ага, — иронично поддакнул Савельев. — А то номера здесь не убирают… Признаваться будем?

— В чем?

— В том, что братьев Сахоевых по твоей милости замочили. Не знаешь этих братьев?

— Нет.

— А доверенность на «Мерседес» кому подписывал? — спросил Аверин.

— Знаю. Они мерзавцы! Они мне автомат подбросили!

— Чего врать-то? — поинтересовался Савельев.

— Вам это так не пройдет! Я гражданин США.

— Вижу, — произнес Аверин, держа паспорт. Он встречал такой документ однажды. Такие паспорта выдаются ООН особо важным персонам и дают большие права.

— Я позвоню президенту США о нарушении прав гражданина Соединенных Штатов.

— Извини, братан, связи с президентом пока нет, — похлопал кавказца по плечу руоповец. — Придется тебе в изоляторе подождать.

Грузина препроводили в ИВС. На вопросы следователя он отвечать отказался. У него изъяли записную книжку, и оперативники начали отрабатывать адреса и телефоны.

Ближе к ночи из допросов стала возникать более менее четкая картина. Братья-процентщики задолжали крупные деньги своим партнерам и отдавать их отказывались. Также возникли какие-то нерешенные вопросы, касающиеся средств, идущих на осетино-ингушскую войну, а в таких случаях людей не щадят. Национально-освободительное движение — штука жестокая. Кровушки ничьей не жалко. Обрубить поток денег — это приостановить поставки оружия. Нет оружия — нечем воевать. А нечем воевать — враг убьет тебя, вырежет твою семью, детей. Так что в таких делах нечестности не терпят. Братьев погубила жадность, и теперь ими занимаются судебные эксперты в морге. Между тем дело пошло. Через три часа оперативники из РУОПа наткнулись еще на одну связь погибших.

— Съемная квартира. Некто Виктор Дзигоев. Из Осетии, — услышал Аверин в телефонной трубке голос Долгушина. — Что дальше, Слава?

— Подумаем, — произнес Аверин и закашлялся. В комнате, отведенной под штаб, дым стоял такой, что можно топор вешать.

Аверин положил трубку на стол, изложил следователю ситуацию и спросил:

— Что делать будем?

— Надо задерживать его, — сказал следователь. — И обыск на хате производить.

— Вот что, вы двигайтесь к той хате одним экипажем, — сказал Аверин Долгушину. — Сориентируйтесь на месте. Я подъеду с постановлением о производстве обыска и с группой ОМСНа.

— Идет, — сказал Долгушин.

Аверин позвонил в спецназ, располагавшийся в Колобовском переулке недалеко от Петровки. По согласованию с начальником МУРа спецназовцы по указанию Аверина готовы были немедленно выехать на место и броситься хоть к черту в пасть.

— Группа — четыре человека, вооружение тяжелое, — сказал Аверин дежурному по ОМСНу . — Встречаемся у восемнадцатого отделения через двадцать минут.

— Принято.

— Так, сделано, — Аверин набрал новый номер. — Але, Егорыч. Привет. Слава беспокоит… Слушай, у тебя ключ от моей квартиры есть. Будь другом — покорми Пушинку. Она с голодухи воет. Меня сегодня не будет.

— О чем разговор., — сказал Егорыч. — А чего ей? Мяса жареного?

— Воблы и пива… Ты что, котят не кормил?

— Нет.

— Молока. Рыбки вареной — в холодильнике.

— Сделаю.

Через двадцать минут серая «Ауди» с четырьмя здоровяками из спецназа стояла во дворе отделения. В багажнике машины лежали бронежилеты, щитки, светошумовые гранаты, альпинистское снаряжение.

Искомая хата располагалась в Текстильщиках. Дверь вылетела от удара кувалдой. Спецназовцы ворвались в квартиру и разложили огромного осетина на полу. На убийцу он по внешнему виду явно не походил.

На квартире обнаружили два Калашникова и ящик с гранатами.

— Кто Сахоевых расстрелял? — осведомился Аверин.

— Не знаю таких, — прохрипел осетин.

— Все ты знаешь. Лучше тебе признаться.

После получасовых уговоров осетин махнул рукой:

— Это не мое дело. У меня к Сахоевым претензий не было. Это Аслан и Гогия.

— Где живут?

— У подстилок своих. Телефоны знаю. Они шакалы. Мы с ними не в одной упряжке.

По телефонам установили адреса через Центральное адресное бюро. К утру знали, где живут две девушки — связь боевиков. Одна проживала в Химках. Другая — в Марьине.

В полдевятого Аверин с группой ОМСНа стоял перед дверью в шестнадцатиэтажном доме в Химках. Два удара кувалдой — дверь слетела с петель, и спецназовцы ворвались в квартиру. Послышался женский истошный визг и мужские матюги.

Аверин залетел в комнату. Голая, едва прикрытая простыней девушка съежилась на кровати. Обнаженный верзила лежал, уткнувшись лицом в ковер, и стонал. Аверин нагнулся, перевернул его. Физиономия — русская, на кавказца никак не походил.

— Ты кто?

— Сема, — жалобно произнес верзила.

— А что ты тут делаешь, Сема?

— К бабе пришел. А че, не положено?