Страница 14 из 20
На плетнях висели рыжие блестящие кринки и напоминали Володе о неприятности с корчагой. На одну из кринок неизвестно откуда взлетел тощий петух. Потоптался на шатком донышке, наклонил голову и одним глазом укоризненно уставился на незнакомого городского мальчишку: «Ага! Значит, это ты бьешь посуду из рогатки! Ну-ну…»
— Пошел вон, дохлятина, — сказал ему Володя.
Петух оскорбленно заорал, захлопал крыльями и свалился в лебеду.
Улицы поселка сходились на площади. Впрочем, это место лишь называлось площадью, а на самом деле там был невысокий зеленый бугор. На нем росли редкие, наклонившиеся в разные стороны березы, а на самом верху стояла большая красная церковь без креста. Володя подошел и увидел синюю вывеску: «Клуб».
По обеим сторонам каменного крыльца стояли фанерные щиты для рекламы. На правом белела новая афиша: «Концерт артистов областной филармонии. Ю. Жаров, С. Шалимов, П. Пяткин — эстрадное трио.
Л. Чарский — оригинальный жанр. А. Якоби — песни советских и зарубежных композиторов…»
Все это было совсем неинтересно. Володя вздохнул и повернулся к левому щиту. Щит был пуст. На некрашеной фанере кто-то размашисто написал мелом: «Антипов! Когда кино привезешь?» А пониже виднелись нацарапанные кирпичом слова: «Антип — нахальный тип». Буквы были неровные. Видно, тот, кто писал, торопился ужасно.
Хорошо, когда надо торопиться. А Володе спешить было некуда. Хоть совсем не возвращайся в дом, где живет вредная лунолицая девчонка… Но он вернулся. Очень захотелось есть, да и все равно весь день бродить не будешь.
Он пришел в самый неподходящий момент! Во дворе разбирался вопрос о разбитой корчаге. Разбирала его бабушка. Надежда сидела на крыльце и равнодушно смотрела поверх забора. Дядя Юра у дверей сарая насаживал топор на топорище и внимательно слушал бабушкину речь.
— Корова бессовестная, неуклюжая! Глаза бы мои не глядели, — громким плачущим голосом говорила бабушка, но лицо ее было не жалобным, а суровым. — В чем я тесто буду ставить, а? Ну, в чем? А, молчишь? Нечего глазищами по небу рыскать, отвечала бы лучше! Думала, угощу мальчонку пирогом, а тут вон чего!
«Не до пирога уж, быть бы живу», — отметил про себя Володя. Он остановился в калитке, с опасением глядя на сердитую старушку.
— Обойдется он без твоего пирога, — сказала отвратительная Надежда и зевнула.
— Обойдется! Это ты обойдешься! Где я такую посуду найду? Ее в городе теперь не сыщешь! — Бабушка горестно склонилась над черепками. — Большая да крепкая была…
— Крепкая… — с презрением бросила Надежда. — Чего ж она с одного щелчка развалилась?
— Со щелчка! — вскипела бабушка. — Голову бы свою щелкала такими щелчками. Разбила и сидит, будто и дело не ее!
— Если кто-то думает, что я буду рыдать из-за разбитого горшка, то это просто смех, — сказала Надежда.
— Горшка! — ахнула бабушка.
— Ну и фрукт же ты, Надежда, — подал голос дядя Юра. — Возьму я в одну руку твою косу, а в другую этот веник…
Надежда стрельнула глазами в его сторону и слегка напружинила ноги.
— Если кто-то думает, что меня можно догнать, так это просто смех.
— А если кто-то думает, что пойдет сегодня в клуб на концерт, так это просто хохот, — заключил дядя Юра.
— Ну и ладно, — заговорила
Надежда. — Подумаешь! Больно мне надо всяких фокусников смотреть… Будто я нарочно ее разбила! Ну и ладно, идите сами в свой клуб.
«Кислое дело, — подумал Володя. — Ждать дальше некуда».
Вздохнув про себя, он оттолкнулся плечом от калитки и заговорил:
— Врет ведь она, дядя Юра. Эту посудину я расколотил.
Дядя Юра воткнул насаженный топор в чурбак и распрямился.
— А, вернулся, — сказал он. — Ну как погулял?
— Нет, в самом деле я, — повторил Володя. — Из рогатки нечаянно. Я хотел в нее попасть. — Он мстительно кивнул в сторону Надежды. — Прицелился, а ее угораздило на ровном месте запнуться.
— Ишь ты, какое дело, — с интересом сказал дядя Юра. — А чего вы не поделили?
— Да так. Ерунда…
— Все одно, через нее это, — вмешалась бабушка. — Кто же это в хорошего человека станет из рогатки пулять?
Надежда поднялась и гордо ушла в дом.
Идти вечером в клуб она отказалась. Володя подумал и тоже не пошел. На концерт отправились дядя Юра и мать Надежды, которая вернулась с дежурства на почте.
Бабушка заняла у соседей корчагу и заводила на кухне тесто.
Володя вышел на крыльцо, не зная, куда себя девать. Надежда кормила кур. Она покосилась на Володю, хмыкнула и сказала:
— Заступник какой… Цып-цып-цып, жрите вы, прорвы… Больно мне надо, чтоб за меня заступались. Кажется, я никого не просила вмешиваться…
— Я не ради тебя вмешался, а ради собственной совести, — внушительно сказал Володя.
— Па-думаешь! Ради совести!
— Ты па-думай. Полезно, — ядовито предложил он и с беспокойством вспомнил, что разговор днем начинался так же и кончился печально. «Фиг с тобой, — решил Володя. — Буду молчать».
Надежда вдруг разогнала кур и сказала:
— Айда на пруд. Искупаемся.
— Мне не жарко, — сухо ответил Володя.
— Простудиться боишься?
— Да где там у вас купаться? Трясина кругом!
Он думал, что Надежда опять разозлится. Но она миролюбиво объяснила:
— Ты не туда ходил. Надо к плотине. Там вода прозрачная и дно с песком. Пойдешь?
— Ну пойдем.
Они шагали молча, потом завели отрывистый, но уже не сердитый разговор: «В этом доме у нас библиотека». — «Хорошая?» — «Да так…» — «Тихо у вас». — «Здесь не город». — «Конечно». — «Сейчас к тому же все в клубе». — «Ты зря не пошла». — «А ты?» — «Не хочется». — «И мне…»
В конце пути уже позабылась ссора, и Володя подумал, что Надежда — девчонка не плохая, только характер у нее не очень.
Было около семи часов вечера. Солнце стояло еще высоко и до дна просвечивало зеленую воду. На дне тускло блестели песчинки. Вода сонно ворчала под плотиной и, пробившись через нее тонкой струйкой, прыгала в заросшее русло ручья. Пахло сырым деревом и разогретой травой. Кусты обступили пруд вплотную, и в этой зеленой тишине хотелось почему-то говорить шепотом.
— Можно с берега заходить или с плотины прыгать, — вполголоса заговорила Надежда. — Наши мальчишки прыгают с плотины. Только там опасно: колья торчат.
«Надо же! «Наши мальчишки!» — подумал Володя. Он разделся и пошел на середину плотины, цепко ощупывая босыми ступнями шершавые бревна. Надежда торопливо сказала вслед:
— Мне неохота в воду лезть. Я сегодня три раза купалась.
Володя остановился над водой. Глубина казалась порядочной. Колья, торчащие со дна, были отлично видны. Володя присел, распрямился и по дуге ушел в воду.
На глубине он открыл глаза. В мутно-зеленом сумраке колья чернели, как костяк громадной рыбы. Поверхность воды снизу казалась блестящей и непрозрачной. Володя пробил ее головой и неторопливо поплыл к берегу. Выбрался и запрыгал на крохотном песчаном пятачке, чтобы вытряхнуть из ушей воду. Ресницы были мокрые, и Надежду он видел расплывчато, будто сквозь стекло, залитое дождем.
— Хорошая вода, — сказал Володя. — Только болотом отдает немного.
— Мы привыкли… Зато здесь рыба водится. Наши мальчишки все время рыбачат… А в городе река большая?
— Конечно. У нас же судоверфь громадная.
— Поглядеть бы, а? — как-то по-хорошему, доверчиво сказала Надежда.
— Разве ты никогда в городе не была?
— Была, конечно. Только все как-то мельком. Ну, в театр, в музей сходишь, и домой пора…
— Ты приезжай, — предложил Володя и сел рядом. — У нас теперь летний трамплин построили. Планетарий скоро откроют. Пристань новую строят, чтобы танкеры с нефтью принимать. Это тебе не музей.
— Я постараюсь, — пообещала она. — Только тут у нас тоже места хорошие. Вот увидишь.
— А почему такое название — Белый Ключ?
— Скала есть за поселком. Она не совсем белая, но светлая. Светло-серая. Рядом родник. Вот и название такое, старинное. Потом сходим туда, если хочешь.