Ответный удар

— Потом и увидим. Надо бы еще живыми остаться.

— Останемся, — Мусса улыбнулся, обнажив ровные фарфоровые зубы, которые никак не делали эту улыбку менее зловещей. — Не отлили еще для меня пулю, Атлет.

— Будем надеяться…

Виктор Жаров и Роман Демьяненко сидели на балкончике, откуда просматривался весь ресторанный зал. Посетителей было немного — всего человек десять, чего не скажешь об официантах. Неестественно стремительные, ловкие и расторопные, в белоснежных одеждах они смотрелись какими-то привидениями или пришельцами из иного странного мира. Этот ресторан — не просто заведение, где тебя покормят. Он работал как дорогие, хорошо отлаженные швейцарские часы. Здесь все посвящено одному — удовлетворению желаний самых взыскательных клиентов. Самых богатых людей Москвы.

Жаров никогда не посещал подобных заведений. Его месячной зарплаты хватило бы здесь на пару чашек кофе, не говоря уж о том, что без соответствующих рекомендаций сюда и на порог не пустят.

Роман был одет в строгий, очень дорогой костюм — в похожем появлялся недавно перед телезрителями лидер либерал-демократов, а он толк в одежде знает. У Романа были пышные, красивые волосы, но в них предательски прокралась седина, осыпала их легким первым снегом. Ни на преступного авторитета, ни на бывшего офицера Роман не походил. А походил он на отпрыска английского аристократического рода. И кличку ему дали в преступном мире Дипломат — в основном благодаря внешности, поскольку методы решения им своих проблем дипломатическими не назовешь.

— Хорошо живешь, — Жаров с удовольствием уминал кусок изумительно приготовленного мяса.

— Да, это тебе не чеченская баланда, — невесело произнес Роман. У него аппетита не было.

Он отхлебнул сухого вина, задумчиво посмотрел вокруг.

— Я здесь бываю нечасто. Но все знают — это место мое. Обожаю этот балкон. — Он поставил бокал на стол. — А знаешь почему?

— Почему?

— Отличная огневая точка. Я представляю, как беру автомат и поливаю зал. Как эти боровы и их длинноногие шлюхи плюхаются мордами в жюльены и в торты. А вместо крови из них хлещет расплавленное золото и черная слизь.

— Чем тебе не потрафили эти ребята?

— Это не ребята, Коля. Это новорусская элита. Сюда абы кого не пустят. Это собрание разномастной нечисти. Нетопыри и вампиры, людоеды и оборотни. Посмотри на них, полюбуйся!

Роман махнул рукой в сторону зала.

— Глянь. Они прекрасно одеты. У них румянец на щеках. Они довольны собой. Они сентиментальны, сердобольны. Они любят себя и человечество. Посмотри, с каким аппетитом они жрут и пьют. И тебе ничего не слышится в их чавканье, в бульканье, в отрыжках?

— Вроде нет, — пожал плечами Жаров, раздумывая, действительно ли сбрендил Роман или просто ерничает в своей привычной манере.

— А ты присмотрись. Вон, заказчик получил салат — сотни полторы баксов. Ты думаешь, на его острых зубах хрустят салатные листья? Это хрустят денежки, выколоченные из людей на финансовых пирамидах… А вон, боров раззявил рот на бутерброд с черной икрой. Тебе не видится в черноте этой икры бьющая из земли нефть, осевшая многими нулями в европейском банке?.. А вон, видишь, льется красное вино, запачкали белоснежную скатерть? Это кровь тысяч людей, выброшенных из их квартир, отравленных, закопанных, изувеченных… А запах дорогих сигарет? Разве он не отдает марихуаной, а сахар, который серебряной ложечкой размешивается в чашке, — это ли не героин?.. Вон, отбивная — это часть проданного завода, в цехах которого устроили хранилище финской колбасы. Тот разлапистый омар — разворованные сельхозкредиты. Коньяк — три тысячи баксов бутылка — это прокрученные много раз зарплаты таких, как ты, майор.

— Ах ты, классификатор научный. Что, взгляд со стороны? Ты, как Чацкий, вернувшийся из-за границы. Будто сам не варишься в этом дерьме.

— Варюсь. А в чем мне еще вариться? Политики плюнули мне в морду, простив орды бандитов и террористов, вылизывая им зады и кой-чего еще с неистовством вокзальных шлюх. Народ мой меня продал. Никто не сказал спасибо солдату, который воевал, чтобы всякая нечисть не ходила по земле. Это не народ, майор. То, что происходит в моей стране, — отдает запахом преисподней. Люди потеряли ответственность. Ответственность за себя, за свою страну, за будущее. Они не думают о завтрашнем дне. Для них нет будущего. Они не видят себя в нем. У одних желание выжить. У других — хапнуть. И избирают таких правителей, которые их же грабят, добивают государство, промышленность, армию, флот — и всех это устраивает! Конец нашей стране, Николай. Сушите весла. Ее теперь ничто из могилы не поднимет.

— Тебе пора выдвигаться в Госдуму, а не какой-то шайкой руководить, Рома.

— Шайкой лучше. Я знаю, что могу давить этих клопов. И когда-то я нажму на спусковой крючок.

— Брось, Роман. Ты уже привык. Ты перестаешь быть воином. Ты становишься частью их ПРЕИСПОДНЕЙ.

— А вот тут ты ошибаешься, майор. Очень ошибаешься.

Роман вздохнул.

— Ладно, лирику побоку. У тебя ведь ко мне дело.

— Есть небольшое, — согласился Жаров. — Ты не задумывался, что происходит в стране в последнее время?

— Задумывался. Вывод напрашивается сам собой — нас решили добить. По всем направлениям.

— Одно из них — террор.

— Горцы понимают язык силы. Любые переговоры и предложения дружить — для них проявление слабости. Улыбаясь, они с готовностью всадят нож в того, кто повернулся к ним спиной. Вот этот нож они сейчас и всаживают… Скажу больше, всаживают, не забывая делить бабки с московскими массовиками-затейниками.

— У тебя есть информация?

— У меня много что есть, — Роман внимательно посмотрел на Жарова. — А тебе как, из любопытства или для дела?

— Для дела, Роман. Для справедливого дела.

— С благословения московских шишек чеченцы в ближайшее время прорубают еще несколько окошек по наркотранзиту. Будут использовать аэропорт Ханкалу, самолеты российских авиакомпаний. Намерены сбросить героин в Европу как минимум на зеленый арбуз.

— Миллиард долларов?

— Да. И им дается еще добро на махинации с нефтью. Вот только почему?