Вызов (ЛП)

Я честно не могла бы сказать, какого черта. Теперь это дошло до моей головы.

— Подожди. Ты говоришь, что Кристоф... отдал бы Грейвса... — единственное возможное объяснение сформировалось внутри головы. — Отдал бы его Сергею, — имя опалило мои губы, и Пепел вздрогнул. — Из-за... меня?

— Не обязательно, — Леон слегка переместил вес. Он выглядел так, будто учуял что-то неприятное, но был неспособен переместиться. Это немного застывшее, немного отвратительное выражение: сжатый рот и уровень бровей — такое можно увидеть в самолетах или автобусах. Обычно, когда кто-то сидит возле кого-то, у кого нет таких же стандартов относительно гигиены. — Возможно, он передал лупгару Анне, а она...

Я потрясла головой. Локоны упали на лицо.

— Но Анна... ненавидит Криса. Ты был там, ты видел насколько сильно!

Он пожал плечами, острые края плеч поднялись, опустились. У меня появилась безумная мысль, чтобы предложить ему сэндвич. Леон расставил руки в беспомощном жесте.

— Возможно, он тоже разыгрывал перед ней дурака. Позволял ей думать, что она нападала на тебя. Здесь есть определенная симметрия.

— Но Анна тогда только закончила... — чудовищность всего этого ударила меня в бок. Я подняла конверт, потные пальцы порвали бумагу. Он был толстым, наполненным фигней. — Он не мог бы. Она только... я только закончила драться с ней тогда. Она не собиралась на встречу с ним! Она даже не знала, что он был рядом!

Леон опустил руки.

— Если вы говорите так, миледи. В любом случае, вам надо принять решение.

Я поставила тарелку на собравшуюся складками поверхность. Нэт дернулась. Я разорвала конверт, и звук разрывающейся бумаги был похож на то, как сломалось мое сердце. Я чувствовала это — острый разрыв в груди и постоянное, медленное просачивание.

Леон отошел на два шага, его ботинки беззвучно перемещались по древесине.

Голова Пепла снова высунулась. Мгновение он изучал меня, потом забрался на кровать, пока я вытаскивала шесть бумажек и развернула их. Дуновение яблочного пирога, и живот сомкнулся вокруг скалы, которая мгновение назад была едой.

«Я не давлю на тебя, и я не лезу не в свои дела. Все, чего я прошу, это немного внимания».

Я раскрыла пачку бумаг. Вы когда-нибудь хотели вымыть рот хлоркой? Я хотела вычистить каждую часть меня, которая когда-либо вспыхивала, когда Кристоф был рядом со мной. Я разложила листки бумаги и уставилась на них.

— Господи, — прошептала я. Все размылось. Это были не сумерки, скользившие по небу, закрадывающиеся в окна в крыше. Это была горячая вода в моих глазах. Грудь болела. Я яростно моргнула, и горячая капля упала на руку, разбрызгиваясь. Меня трясло.

Картинки. Список вычеркнутых мест. Одно обведено. Снова картинки на офисной бумаге, показывающие различные углы. Особняк; этот адрес находился в Квинсе. Свернутая городская карта, избитая и потертая, как будто ее долгое время носили в кармане. Примечания, сделанные тонким каллиграфическим почерком; я видела почерк Кристофа на бумагах Совета.

И этот почерк был похож на почерк Кристофа.

— Нет, — этот голос даже не походил на мой. Пепел перегнулся через меня, схватил еще один сэндвич и сел на корточки. По крайней мере, кто-то мог бы получить пользу из всей этой еды. — О, черт, нет!

У меня в голове все встало на свои места, и лицо стало самим собой. Оно чувствовалось застывшим, и тяжелым, и совсем немного как лицо папы, когда он смотрел пристальным взглядом.

— Что собираешься делать? — он сделал еще два шага назад. Как будто готовился к взрыву.

Я посмотрела вверх. Дибс, мертвенно-бледный, смотрел на меня. Мы смотрели друг на друга в течение нескольких секунд — светлый оборотень и я.

Он уже выглядел безнадежным. И я собиралась сделать все еще хуже.

— Убирайтесь, — прошептала я.

Он смотрел на меня так, будто я разговаривала на иностранном языке. Я надеялась, что он не мог прочитать мое лицо. По крайней мере, кожа прилегала жестко и как маска к костям; возможно, это помогло бы удержать в секрете то, что я планировала сделать.

Я скользнула с кровати. Мгновение колеблясь, Нэт поддалась вперед, как если бы собиралась помочь мне. Моя рука промелькнула, и я ударила ее. Звук удара походил на то, как последний кусочек моего сердца распался на части.

Дибс издал мягкий, болезненный звук. Леон очень внимательно наблюдал за мной, его странной раскраски глаза сузились.

Я снова обрела дар речи.

— Убирайтесь. Все вы, вон!

— Миледи... — Нэт побелела, и я не хотела видеть вспышку боли в ее широких голубых глазах, никакого следа желтого свечения не осталось в радужке. Я не хотела видеть то, как она схватилась за руку, как если бы коснулась горячей духовки.

Или как если бы я причинила ей боль своей жалкой, человеческой силой.

Поэтому я развернулась и указала на Пепла.

— Я сказала убирайтесь. И возьмите его с собой, — мои руки превратились в кулаки, и я опустила их.

Пепел серьезно смотрел на меня, его лицо со шрамом стало застывшим и бледным. Голова слегка склонена, и то, как его волосы упали на лицо, где шрам проходил возле челюсти, внезапно причинило мне боль. Неужели Грейвс станет таким же?

Сломленным?

О, черт нет! Все, что разрушилось во мне, снова собиралось воедино, острые края скользили вместе, как кусочки мозаики.

— Дрю... — теперь Леон. Он шагнул вперед, но я набросилась на него.

— Я светоча, — сказала я спокойно. — И я хочу, чтобы все вы убрались из моей чертовой комнаты. Черт возьми! Прямо сейчас!

Слова качнули его на пятки. Дибс пискнул и бросился к двери, возясь с замком, открывая его, и ушел. Я указала на Пепла.

— Ты. Вниз.

Он скользнул с кровати и присел на полу на корточки.

— Возьми его, Натали. Пепел, иди с Нэт. Не создавай ей проблем, — кто была та девушка, которая издавала приказы этим четким, холодным голосом? Это не могла быть я. Мое лицо застыло, и лед начал работать с остальной частью меня. Мне надо было, чтобы они убрались. Потому что как только спустятся сумерки, вернется Кристоф, и тогда пожелайте мне удачи с осуществлением плана.

— Миледи... — Леон снова предпринял попытки. Возможно, он думал, что сможет успокоить меня.

Этого не произойдет. Вся комната согнулась вокруг меня, внезапное наводнение исходило из моей кожи, и странное потрескивание пробежалось по поверхности моей кожи.

— Убирайтесь! НА ХРЕН! — последнее слово я прокричала, и Нэт выпрыгнула из стула. Она опустилась, ее пальцы прошлись по сальным волосам Пепла, и они вдвоем внезапно оказались у двери. Пепел оглянулся, но Нэт дернула его за волосы, как если бы это был поводок, и они вместе вывалились в коридор.

Мы с Леоном смотрели друг на друга. Его плечи поднялись, но сильные признаки цвета выделялись на его щеках, и на его лице играла странная, твердая улыбка, которая больше походила на гримасу боли.

— Что ты собираешься... — начал он, но я сделала два шага к нему. Руки были настолько сильно сжаты, что издавали скрипящий звук, и я почувствовала в ладони иглы, которые не могли быть ногтями. Запястья болели — два пламенных браслета. Трансформация скользила по мне, маслянистая, теплая и успокаивающая, и на этот раз мне было все равно, что зубы покалывали и он почти мог видеть маленькие клыки, впивающиеся в нижнюю губу.

Я удержала его взгляд, а его болезненное выражение лица стало глубже, как ил возле здания, находящегося в чистом пруду.

Мне было все равно.

— Убирайся. Или я ударю тебя.

Он отошел назад, смотря на меня так, как обычно смотрят на сердитую гремучую змею. В течение одной единственной секунды я почувствовала вспышку вины. Нэт и Дибс, вероятно, никогда не простят меня за то, что я сошла с ума; я, вероятно, до чертиков напугала их. Поранила их чувства — большой успех. А Леон?

Кого волнует, что они думают? Теперь холод распространился внутри меня, решительность принимала форму. Это не важно. Что действительно важно, так это закрыть дверь и взять снаряжение.