Сиятельный

– Падшие давно растеряли свое могущество, – легкомысленно заявил он. – Это первую тысячу лет они властвовали безраздельно, но чем дальше, тем больше теряли свою ярость. Падшие перестали быть Карой Небесной и заигрались во властителей. Кто-то возомнил себя миродержцем, кто-то сделался затворником. В итоге они превратились лишь в тень былых себя. Наши отцы и деды в Ночь титановых ножей залили их кровью всю Атлантиду и полмира в придачу, так неужели ты думаешь, будто мы не справимся с одним-единственным падшим?

– Справимся – и что дальше? – поморщился я. – Совладаем мы с падшим, подчиним его себе, думаете, как отнесутся к этому остальные? А я скажу! Императрица велит живьем содрать с нас кожу, четвертовать и поджарить на медленном огне, а это, говорят, крайне неприятная процедура!

– Рад видеть, что ты сохранил чувство юмора, Лео, – недобро глянул на меня инспектор своими бесцветными глазами. – Насчет этой старой клячи можешь не беспокоиться, она всего лишь вдова императора, а кронпринцесса – вечно больная девчонка. Людям нужна сильная рука! Старая аристократия веками лизала пятки падшим, им придется повиноваться – это у них в крови.

Я этой уверенности начальника не разделял. Когда шестнадцать лет назад после смерти императора его родной брат, великий герцог Аравийский заикнулся о своих претензиях на трон, то и его самого, и всех близких родственников в одночасье скосил пришедший из Африки грипп. Мало кто сомневался, что к столь внезапной кончине приложила руку ее императорское величество.

И ведь он был ее деверем! А мы? Мы с инспектором – просто прах под ее ногами!

Поэтому я со всей возможной уверенностью произнес:

– Старая аристократия давно лишилась влияния.

– Именно поэтому они поддержат нас! – с фанатичной уверенностью выдал в ответ Роберт Уайт. – Я не такой идиот, чтобы затевать открытый мятеж, но мощи даже одного падшего хватит, чтобы изменить расстановку сил!

– Мне это не нравится, – честно признал я.

– Мне тоже, – покладисто кивнул инспектор. – Но такой шанс упускать нельзя. – Он покачал головой и вновь уставился на раскрытую ладонь. – Я чувствовал, как бьется его сердце. Его обратили в камень, но не смогли убить. Я чувствовал его силу, прикоснулся к ней…

– Если правая рука искушает тебя, отруби ее, – отстраненно произнес я, глядя на Максвелла, который обуздывал падшего электрической плетью; во все стороны летели брызги огня и обрывки белоснежного пера. – Падший искушает вас, инспектор.

– Прикуси язык! – резко бросил Роберт Уайт. – Я неспроста назначил встречу именно здесь! Мой разум свободен, никакие чары не достанут нас в этом месте!

– Как скажете.

– Так ты поможешь или нет?

– Не нравится мне это, – упрямо повторил я.

– Предпочтешь прозябать на двадцать тысяч годовой ренты, когда мог бы вознестись на самый верх?

– Возносятся на небо, – хмыкнул я. – Но мы ведь не верим в эти сказки? Зато нам достоверно известно о существовании ада. Вот туда и отправимся, если вы не образумитесь.

– Чушь! – оборвал меня инспектор. – Так да или нет?

– Мне надо подумать.

– Прими правильное решение, – скривился Роберт Уайт, поднялся со скамьи и зашагал на выход; трость подрагивала в его руке, словно хвост рассерженного кота.

Я прихватил оставленную им газету и на ватных ногах поплелся следом. Вышел за ворота лектория, в будке на углу купил газированной воды с малиновым сиропом, залпом выдул стакан и только тогда немного пришел в себя.

Сказать, что неожиданное предложение начальника выбило из колеи, – не сказать ничего. На самом деле, оно напугало, и напугало буквально до икоты, ведь это были вовсе не пустые фантазии, нет – Роберт Уайт имел обыкновение добиваться своего. При этом вряд ли он мог придумать затею безумней, нежели вернуть к жизни падшего и заставить служить себе. Даже обращенный в каменную статую, тот подавлял своей мощью, а когда вся его энергия выплеснется наружу…

Я передернул плечами и прошел в кафе, на вывеске которого помаргивали неровным светом полсотни электрических лампочек. Кафе так и называлось – «Лампа».

Внутри оказалось не протолкнуться от адептов «Всеблагого электричества»; механисты обедали, листали толстенные научные альманахи и до хрипоты спорили, обсуждая последние научные веянья, но мне удалось приткнуться в относительно тихом уголке, под уютным и не таким уж ярким торшером.

Впрочем, место было тихим лишь относительно.

Яблочков! Ладыгин! Тесла! Эдисон!

Амперы, вольты, генераторы, цепи, разряды!

Электричество!!!

Я совсем уже собрался поискать какое-нибудь более спокойное заведение, но тут к столику подошел официант.

– Порцию мороженого, – попросил я, вовремя вспомнив о пустом бумажнике.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, – отказался я, загораживаясь газетой.

Как на грех, передовицу «украшала» фотография худощавой старушки с двумя засвеченными пятнами глаз – фотопленка оказалась неспособна выдержать взгляд ее императорского величества – императрицы Виктории.

Я поежился. Милая тетушка без колебаний скормит своим охотничьим псам то, что останется от меня после допросов. Именно так все и закончится, сомнений в этом не было ни малейших. И это если сначала не сожрет душу падший!

Надо ли говорить, что всерьез предложение инспектора я не рассматривал и рассматривать не собирался? Просто надо было решить, как отказать начальнику и не нажить при этом смертельного врага.

Сообщить в Третий департамент?

Я знавал немало людей, которые до глубины души презирали шпиков и даже заявляли об этом во всеуслышание, а ради своих шкурных интересов при малейшей возможности строчили кляузы на коллег и знакомых, но сам доносить не собирался.

Донос подобен бумерангу аборигенов Зюйд-Индии; опомниться не успеешь, как вернется и долбанет по голове. Слово против слова, и кому в итоге поверят: инспектору или детективу-констеблю? Нет, расклад был точно не в мою пользу.

– Ваш заказ! – объявил официант и выставил вазочку с мороженым. Отходить он не спешил.

Я выгреб из кармана пару монет по пятьдесят сантимов, бросил их на стол и углубился в чтение, желая хоть немного отвлечься от невеселых раздумий.

Не вышло.

Императрица Виктория завершила визит в восстановленный после зимнего наводнения Париж и вернулась в Новый Вавилон? На посадочной площадке бабушку встречала ее императорское высочество кронпринцесса Анна? Грядет пятнадцатилетний юбилей наследницы престола?

А мне-то что с того?

Меня сейчас волновали лишь просьба инспектора и… бал.

Я зачерпнул десертной ложечкой немного ванильного мороженого и кивнул.

Да, бал!

Проблемы стоит решать по мере их значимости. А если главный инспектор фон Нальц поджарит некоего детектива-констебля на медленном огне, намерение Роберта Уайта втравить того в неприятности уже не будет иметь решительно никакого значения.

Я должен дать ответ инспектору?

Проклятье! Для этого мне надо пережить сегодняшний вечер!

Взглянув на часы, я отложил газету, в два счета расправился с десертом и поднялся из-за стола. Подхватил пакет со старым костюмом и с облегчением покинул слишком шумное заведение.

Амперы, вольты, люмены…

Тьфу!

На извозчика пришлось занять у Рамона Миро; благо, тот в такой малости отказывать сослуживцу не стал, только с усмешкой поинтересовался:

– Интересно, ты за год покроешь рентой все долги или не хватит?

– Уж десятку для тебя как-нибудь выкрою, – ответил я, пряча в бумажник пару мятых банкнот. О том, что долгов с процентами накопилось уже тридцать тысяч франков, говорить не стал.

– С аванса, – напомнил констебль.

– С аванса, – подтвердил я и отправился на поиски экипажа, приличествовавшего выходу в свет.

Доход от наследственного фонда за первые полтора-два года целиком и полностью уйдет на возврат долгов, поэтому перспектива лишиться жалованья детектива-констебля вгоняла в самую натуральную депрессию. Но не идти же из-за этого на поводу у инспектора! Жизнь дороже…