Страница 87 из 92
Он вспомнил о пиве и начал хлестать его. На часах было три часа дня. Пора было собираться на встречу. И я угодливо подсунул моему заключенному банку пива со снотворным.
Снотворное гарантировало, что через десять минут Инженер заснет и не надо будет ломать голову, как бы уберечь его от опрометчивого шага, каким, несомненно, явился бы для него побег.
— Что у меня тут за образ жизни, — сонно произнес он через двенадцать минут. — Телевизор смотрю и дрыхну.
— Надо отдохнуть, Инженер, — сказал я. — Работа у тебя была тяжелая.
— Тяжелая… Устал. «Чучело». Нетопыри… Сволочи, — он обнял диванную подушку и засопел.
Все, можно не беспокоиться. Пять часов его не разбудит никакая канонада.
Снотворное, которым я кормил его, было убойным и относительно безвредным. Правда, когда он закончит его употреблять, то гарантирована недели на две-три мучительная бессонница. На эти медикаменты подсаживаешься, как на наркотики, и без них перестаешь засыпать. Но выхода у меня не было.
— Спят усталые игрушки, — сказал я, поправляя подушку под головой Инженера.
— Книжки спят, — вдруг пробормотал он и после этого провалился окончательно в глубокое забытье.
Мы встретились у образцовского театра кукол, на фасаде которого идут знаменитые часы, где каждый час вылезает из своего домика фигурка определенного животного.
— Пошли, пройдемся по Сретенским переулочкам, — предложил Кухенбаден.
— Пошли, — согласился я.
Кухенбаден шел неторопливо, поглядывая по сторонам на памятники архитектуры и постукивая тростью по асфальту. Мне кажется, что трость он таскал зря — она привлекала постороннее внимание. А людям нашей профессии лучше быть серыми и незаметными, как мышь в элеваторе, и не выделяться ничем.
Мы свернули в Рождественский переулок и присели на скамейку рядом с бронзовыми скульптурами. Скульптуры были приварены настолько хорошо, что их не сумели стянуть любители цветных металлов, хотя на одной из них остались глубокие следы ножовки.
— У вас не очень веселый вид, — категорическим тоном районного терапевта, выводящего в больничном листке самый распространенный диагноз — ОРЗ, сообщил Кухенбаден.
— Я в порядке. Просто голова идет кругом, — усмехнулся я.
— Это бывает. Время такое, что если голова не идет кругом, значит ее вообще нет на плечах.
— Жизнь — это просто театр абсурда. Кажется, дальше уже некуда, абсурд достиг предела. А новый день приносит новые открытия, Безумная карусель, — вздохнул я.
— «Алису в стране чудес» читали? — спросил Кухенбаден.
— Ну.
— Там описано Зазеркалье — мир с полным нарушением формальной логики. Льюис Кэролл будто побывал в России нашего времени.
— Но там подразумевается наличие логики высшего порядка, заметил я.
— Вот именно. Я уверен, что и в окружающем нас мире присутствует логика высшего порядка. Только нам этот порядок не узнать никогда.
— Это уж определенно.
— Хотя такие люди, как мы, посвященные в некоторые секреты, понимают эту высшую логику немного лучше других.
— Но ненамного.
— Вы проделали большую работу, Тим. Я был прав, когда отстаивал вашу кандидатуру. Но работа не закончена.
— Что я должен? «Чучело» отыскать?
— Да. Мы попытались. Но…
— Что вы попытались? — резко спросил я.
— Мы пригласили на собеседование Алибабу.
— Как пригласили?
— Это было непросто. Но… Москва большой город.Тут исчезает много людей.
— Все так просто?
— Конечно, сложно. Но у нас есть специалисты разного профиля. И мы сумели добиться его откровенности, — сказал Кухенбаден спокойно, будто говорил о поездке за город на выходные.
— Итог?
— Мы прозондировали его сознание достаточно глубоко, чтобы понять… — Кухенбаден погладил пальцами бронзовый набалдашник трости.
— Что понять?
— Он никакого отношения к похищению «куклы» не имеет.
— А кто имеет? «Чучело» само ушло, что ли?
— Не знаю. Эти вопросы задаю вам я. г — Так, — я задумался. — Значит, вторая серия.
— Да. Первая серия закончилась более-менее нормально. Мы получили необходимую информацию. И планы Путанина разрушены. Инженера у него нет. «Куклы» нет. С ичкерами — война. Да, я не завидую ему. Все его планы рушатся, все его замки оказываются построенными на песке. В результате он остается с ненавидящими его врагами, а козырь выпадает из его рук. Против него увешанный гранатами Баши Бадаев, конкуренты, прокуратура с возбужденными против него делами…
— Не тешьте себя иллюзиями, — сказал я. — Путанин поднимется. Он, как вампир, который выплевывает впивающиеся в него пули.
— Я знаю, что он поднимется, — Кухенбаден сжал сильнее трость. — Но уже не таким. Он скорее не как Дракула, а как компьютерный монстр — он получает разряды из гранатомета, автомата, пистолета — и продолжает подниматься, но становится все слабее. Однажды его запас жизней будет исчерпан, и мы свалим и его, и других.
— И что будет дальше ? — спросил я.
— Дальше будет дальше. Дальше будет Россия.
— Будет?
— Будет. «Счастлив тот народ, у которого написаны еще не все страницы его истории», писал Томас Карлейль. Мне кажется, наши страницы еще не написаны. Просто в последнее время их слишком часто листали грязными пальцами и сильно замусолили.
— Вы оптимист.
— Умеренный, Тим. Умеренный.
— Я тоже.
— Достаньте «куклу»… Или уничтожьте ее, — он ударил тростью об асфальт так, что стальной наконечник высек щербинку.
— Попытаемся.
— Сделайте. Чего бы это ни стоило…
— Сделаем… Чего бы это ни стоило, — кивнул я.
— Ну что ж, — он поднялся.
Мы попрощались. Я помотался по городу, присматриваясь, не прилипли ли ко мне после встречи какие-нибудь паразиты. Не нашел их и отправился в свою берлогу.
Я подошел к своему дому, обогнул его… И застыл в предчувствии чего-то необычного. Угрозы не было. Просто в мою жизнь вот-вот должен был войти еще один абсурд страны Зазеркалье.
Я поднял голову и остолбенел.
Слабо и фальшиво взвыв «Вдоль по Питерской», по водосточной трубе спускался Инженер…