Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 92

— Зачем вам остров? — осведомился Борюсик, сидевший спиной к видеокамере.

— Для фонда «Милосердие», — пробарабанил олигарх.

— А вы при чем ? — нагловато, якобы обличая, а вместе с тем подыгрывая, напирал Борюсик.

— Организуем там богадельню. Дом для престарелых. Уже первые приехали. Да, точно… Я никогда не нарушал закон.

Дальше пошли кадры этого самого острова. Солнце, море, пальмы.

— Спасибо Абрам Борисовичу. Обогрел. Заботой окружил, — прошамкала древняя старушенция.

Потом благодарил олигарха мордатый, явно не пенсионного возраста, верзила. Потом еще двое мужичков.

— Кормят хорошо, — говорил один. — Почти не порят, пока не провинимся. Вот только не высыпаемся. Работать многовато приходится…

— Это выкинуть! — подскочил на месте Борюсик, и его ассистентка тут же пробежала пальцами по клавишам, прогоняя назад изображение.

— Он что, крепостных туда завез? — удивился я.

— Это как назвать… Говорят же — фонд «Милосердие».

— Барин добрый, — хмыкнул я. Минут через двадцать материал закончили монтировать.

— Пошли, покурим, — предложил Борюсик. Мы нашли место, где не толпился народ. Присели в черные, из кожзаменителя кресла.

— Уф, теперь можно и передохнуть, — он потянулся за пачкой сигарет, презрительно улыбнулся, посмотрев на «не курить», и щелкнул спичками — зажигалок не признавал. — Ну как оно?

— Оно ничего, — ответил я. — Жизнь течет.

— Ну да. Все течет. Все изменяется.

— Тоже цитаты стал копить?

— Да нет. Куда нам… Ты по делу?

— Хочу на «Стриптиз души» попасть, — признался я.

— К педику?

— К Михаилу Зубовину.

— Чего он тебе? Ты во всемирный гей-клуб «Голубые паруса» решил вступить?

Тут он запнулся, когда я ласково так посмотрел на него, Он поежил плечами.

— Признаю, фигню-с спорол-с, — он обнажил в кривой улыбке желтые, нечищенные зубы. — У педика в последнее время одни неприятности.

— Какие?

— Его месяца два назад похищали.

— Как? — удивился я.

— Люди видели, как его затолкали в машину.

— Что за люди?

— Да слушок прошел, — Борюсик стряхнул на пол пепел.





— Он без охраны ходит?

— У него был охранник.

— Припоминаю, — будто бы задумавшись, произнес я, — Он потом написал статью в газету о том, что Зубовин предлагал ему интимконтакт со словами: «Молодые, сильные ребята — это наше достояние!»

— Точно, Сбежал от него телохранитель, И после этого Миша испытывал к охранникам неприязнь.

— И что?

— На следующий день после того, как его в машину усадили, он не появился. Еще день — программа записываться должна, а его нет. Ну, с ним это бывало — с какими-нибудь братьями по голубым кровям загулял. Но чтобы так деньги мимо пролетали… И вдруг он объявился.

— И что?

— Странный. Какой-то не такой.

— В чем?

— Румяный, держится путем… Одна передача, другая — провал. Нет того былого порыва. Нет энергии. Ничего нет…

— И?…

— Рейтинги рушиться начали. Поклонницы из фанклуба перевешались. Штуки три-четыре. Они в прошлые времена как чего — в слезы, а сегодня — так сразу в петлю.

— Понятно, — кивнул я.

— И потом, как объявился, вскоре у него охрана появилась.

— Что за охрана? — заинтересовался я. — Частное бюро?

— Дуболомы. Наглые. Полностью отвязанные. На таких никаких денег не хватит. Такие во для кого, — он поднял глаза наверх. — Такую охрану шиш наймешь.

— Мне нужно попасть на «Стриптиз души».

— Как? Пригласительный сделать?

— Когда запись?

— Не знаю, — Борюсик пожал плечами.

— Узнай. И свистни, — велел я.

— Как?

— Через пейджер.

— Буде сделано, — Борюсик затушил сигарету о свой каблук и умелым броском послал окурок в кадку с чахлой пальмой.

Значит, Михаил Зубовин пропадал на два дня. Об этом в материалах, представленных мне, не было ни слова. Или Кухенбаден ведет свою игру. Или вся мощь их агентуры ушла на то, чтобы вычислить место обитания Аккуратиста.

И эти быки… Что бы это значило. Я согласен с Кухенбаденом. Действительно, тут попахивает той милой чертовщинкой, которая делает нашу жизнь такой веселой и такой жутковатой. Здесь запах огромных афер, огромных денег.

Как пишут фаны? Михаил Зубовин уже не тот?..

— Мишка, Мишка, где твоя улыбка? — пропел я слова шлягера пятидесятых годов.