Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 59

Канадские встречи 1983 года многое объясняют. Во всяком случае, они помогают понять то, о чём рассказывал в своих воспоминаниях Крючков, в частности в тех, что были опубликованы в «Комсомольской правде»[28]. Владимир Александрович вспоминал, что стал председателем КГБ «на волне глубокого уважения к Горбачёву». Однако вскоре у него стали появляться ощущения, что тот делает что-то не так.

«А тут, — рассказывал Крючков, — по линии разведки мне стали поступать материалы из-за границы. Я не мог поверить своим глазам, предполагая: или в них написано неправильно, или наш президент гребёт не в нашу сторону…

Потом я стал получать материалы на Яковлева Александра Николаевича о том, что у него очень недобрые контакты… кое с кем. Однако он был членом Политбюро, и мы не имели права перепроверять эту буквально ошеломляющую информацию. Тогда я пошёл к Горбачёву. Объяснился с ним по этому поводу.

„Да-а-а… — протянул Горбачёв. — Что же делать? Неужели это опять Колумбийский университет? Да-а-а… Нехорошо это. Нехорошо“.

Ситуация осложнялась тем, что неожиданно и очень серьёзно начали подтверждаться старые связи Яковлева. Ещё в 1960 году он стажировался в США в Колумбийском университете и был замечен в установлении отношений с американскими спецслужбами.

…И вот теперь я наблюдал, как Горбачёв, находясь в полном смятении, никак не мог прийти в себя, словно за страшным сообщением о Яковлеве скрывалось для него нечто большее».

Тогда историю с Яковлевым Горбачёву удалось замять. Он был мастер уходить от любых серьёзных вопросов, спускать их на тормозах, ничего не решая. Естественно, воспользовался Горбачёв и нерешительностью Крючкова. Хотя колебаниям председателя КГБ можно найти объяснение. В отличие от мифов, насочинённых «демократами», существовали чёткие границы пределов компетенции КГБ. Они касались не только высокопоставленных партийных и советских руководителей, но и многих государственных учреждений и общественно-политических организаций. Нарушение таких границ пресекалось и серьёзно наказывалось.

А необходимого согласия на глубокую проверку разведданных по Яковлеву Горбачёв так и не дал. Как вспоминает Крючков, «на том всё и кончилось: все словно воды в рот набрали». Вместе с тем Владимир Александрович из поля деятельности КГБ Яковлева не выводил. Хорошо знающие Крючкова соратники утверждают, что он поддерживал с Яковлевым так называемый «ложный оперативный контакт».

Однако, находясь под крылом Горбачёва, Яковлев не слишком беспокоился, что Крючков сможет доставить ему сколько-нибудь серьёзные проблемы. А потому практически открыто, являясь членом Политбюро ЦК КПСС (!), продолжал подрывную идеологическую работу, направленную против КПСС и государства.

В своих воспоминаниях Яковлев бравировал:

«У нас был следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину. А затем, в случае успеха, ударить Плехановым по Ленину, либерализмом и „нравственным социализмом“ — по революционаризму вообще. Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика… сработала. Мои работы и выступления в 1987–1988 гг. и частично в 1989 г. были густо напичканы цитатами Маркса и особенно Ленина».

Ещё Плутарх сказал: «Предатели предают прежде всего себя самих»…





За время пребывания за рубежом Яковлев прекрасно изучил самые разнообразные методы изощрённых политических диверсий. Взяв их на вооружение, он вполне разумно рассудил, что наиболее грозную силу представляют телевидение и печатные средства массовой информации. А для того, чтобы подчинить эту силу себе, достаточно обеспечить нужными людьми руководящие звенья СМИ и соответствующим образом укомплектовать коллективы редакций.

Недостатка в таких людях не было. Яковлеву было хорошо известно, что на журналистской ниве произрастают не только таланты: представителям творческих профессий чаще, чем кому-либо, свойственны обострённое самолюбие, гипертрофированное чувство собственной значимости, ощущение исключительной важности дела, которым они занимаются. А льстить, подогревая пороки и слабости человеческой натуры, Яковлев умел. Все его диалоги с представителями прессы строились примерно таким образом: «Вы талантливы и умны, но считаете, что ваш творческий гений подавляется диктаторским режимом, страдает от всевидящего ока цензора, находится в оковах условностей и предрассудков? Мы дадим вам неограниченную свободу слова, право писать и говорить о чём хотите — у нас нет запретных тем. Вы говорите, что устали исполнять роль винтиков командно-административной системы? Мы сделаем вас неподвластными любой системе, ибо вы сами будете властью. Хоть и „четвёртой“, но с реальными рычагами управления».

Признанными лидерами в соревновании «Кто больше выльет грязи на свою страну, на её историю и настоящее» стали такие издания, как журнал «Огонёк» и еженедельник «Московские новости». Одной из главных тем «Московских новостей» стало разоблачение «зловещей роли» КГБ. Пишущие девушки этой газеты, как отмечал Шебаршин, «с каким-то прозелитским новомышленческим пылом» набросились и на разведку, не особенно заботясь о достоверности фактов, логичности изложения. Обычно журналистки отталкивались от пересказывания изданных за рубежом писаний изменников вроде Гордиевского или занимались переложением анонимных рассказов людей, выброшенных из разведки. Когда осенью 1991 года пошли необоснованные нападки непосредственно на начальника ПГУ, Шебаршин предположил, что кто-то излил на него досаду за неудавшуюся личную жизнь.

Другое издание, еженедельник «Аргументы и факты», предложило Леониду Владимировичу «набор вопросов, отражающих не только абсолютное отсутствие представления о разведывательной службе, но и попытку представить ПГУ в крайне невыгодном свете». Свои ответы на них он сопроводил следующим обращением к читателям: «Мне пришлось комментировать чьи-то измышления, опровергать недобросовестные вымыслы, рассчитанные, по-русски говоря, на простака. Но терпение — одна из добродетелей разведчика, и я отвечал серьёзно и добросовестно. Боюсь, дело не в том, что наша читающая публика верит стереотипам, которые создают Дж. Баррон (американский автор ряда книг о КГБ) и компания, авторы детективных романов невысокого пошиба или предатели, пытающиеся спрятать под ворохом „разоблачений“ иудино клеймо… Хотелось бы, чтобы… те, кто формирует общественное мнение, подходили к этим стереотипам со здравым скептицизмом…»

Силы были неравными — никакой надежды на объективные публикации в распоясавшихся «перестроечных» изданиях не было. И всё же по инициативе Крючкова КГБ предпринял попытку перейти в пропагандистское контрнаступление. Основной упор делался на проведение встреч сотрудников комитета с людьми в трудовых коллективах. Установка была, на взгляд Шебаршина, абсолютно правильной: надо было убедить общество, что КГБ, чьи сотрудники своей самоотверженной службой обеспечивают безопасность Родины, не имеет никакого отношения к перегибам прошлого, что чекисты были не столько участниками репрессий, сколько их жертвами.

Всё это с пониманием и сочувствием воспринималось массовыми аудиториями, перед которыми стали регулярно выступать сотрудники комитета.

В пропагандистскую кампанию включилось и Первое главное управление. В январе 1990 года Шебаршин встречался с рабочими московского авиационного завода «Знамя труда». Как всегда, после его выступления последовал град вопросов — от очень наивных до весьма непростых. Был и такой, весьма распространённый: «Сколько вы зарабатываете в месяц?» Шебаршин ответил: «Тысячу триста рублей».

Аудитория, как вспоминал Леонид Владимирович, загудела. Он не мог понять, в чём дело, пока из зала не раздался громкий голос: «У нас столько слесарь может заработать!» Вот, оказывается, в чём дело! А он-то подумал, что величина названной суммы поразила людей и вызвала у них неодобрение. Ведь сказки СМИ о невиданных зарплатах и льготах «партократов» и чиновников к тому времени уже сделали своё дело.

28

Крючков В. Стать диктатором я не захотел // Комсомольская правда. 2011. 25 августа — 1 сентября.