Страница 2 из 4
В самом углу двора, на детской площадке у мусорных бачков случилось оживление. Бритый высоченный парень поднялся со скамейки, отставил бутылку пива. Четверо сидящих на соседней скамейке тоже перестали тянуть пиво — и замерли в ожидании, держа бутылки перед собой.
— Олежка, не вмешивайся, я сама разберусь с этими, — крикнула тётка этому бритому, когда он уже сделал несколько шагов вперёд, направляясь к нам. Два парня, которых Мишка позвал с нами идти к Руслану, попятились назад и побежали что есть силы обратно мимо стадиона за соседний длинный панельный дом.
— Идиоты, — вырвалось у меня. Среди сидящей на скамейке четвёрки послышался смех, потом донеслась громкая отрыжка. Бритый сунул руку под потёртую джинсовую куртку и достал кусок металлической арматуры. Мы с Мишкой ускорили шаг, насколько это было позволительно в этой ситуации — не хотелось бы, чтобы это выглядело так, как будто мы струсили и уносим свои жалкие шкуры.
Четвёрка на скамейке встала — только один сразу присел, приложился к бутылке, очевидно, не желая из-за таких, как мы, терять заветные глотки «девятки».
— Скины, тикай, — сказал мне Мишка, — и мы побежали. Сзади был слышен топот, они не переговаривались между собой, они просто бежали за нами. Школьный стадион, тропинка, дальше за угол, мимо ларька. Прохожие недоумённо смотрели на нас. Чтобы не сбить какую-то старушенцию, пришлось сделать шаг влево с дорожки на траву. В этот момент я почувствовал, насколько неудобно мне бежать. Кроссовки тянули куда-то вниз, словно кандалы, что-то ужасно сдавливало и терло пальцы, ноги как-то странно чувствовали себя в широких штанах, как будто ног совсем не было — и в их отсутствии я пытался куда-то ползти. Но мы бежали. Вот ещё двор, здесь направо, мимо разбитой и брошенной машины. Позади слышался всё тот же мерный топот — они были метрах в двадцати от нас. Выпитое пиво нисколько не мешало им бежать. Тот, что был с куском арматуры, бежал чуть позади. Только сейчас я заметил, что гнались за нами всего трое, а не пятеро, как сначала казалось. Вот и тротуар, проспект. Мы мчались прямо под машины, визжали тормоза, нам сигналили — а мы всё равно бежали. Секунд через пять-семь позади снова послышался визг тормозов — они от нас не отставали.
— Давай разделимся, — бросил я Мишке, он сразу свернул туда, где тропинка заворачивала на пустырь за деревьями. Бежать, даже если нет сил, бежать. Вот деревья, небольшой парк. Бежать вниз, через кусты. Вот тропинка, которая ведет к озеру. Остановиться надо, хотя бы немного передохнуть. Кажется, отстали.
— Ну что, придурок, — передо мной стояли двое и тяжело дышали, — вот теперь тебе не поздоровится. Только в этот момент я понял, что они перебежали проспект и сразу свернули вправо, к озеру, куда я, в конце концов, и добежал. Озеро было в нескольких шагах. Уже темнело, но пробивавшееся сквозь облака солнце отражалось в воде, и всё вокруг было заметно светлее. Я споткнулся — наступил на штанину и инстинктивно сделал шаг к озеру, чтобы не упасть.
— Ты куда? Не уйдёшь, — сказал тот, что был пониже и ударил ногой мне в лицо. Как больно. Куда деться? Ну вот, ещё удар. Сколько они меня будут бить? Я уже лежал на песке, ноги чувствовали воду. Озеро было совсем близко. Я открыл глаза. Озеро, я никогда не видел наше озеро таким. Чьи-то голоса раздались совсем неподалёку. Я почувствовал ещё удар. Смех. Я закрыл глаза.
— Эй, вы там его ещё не добили? — я открыл глаза и увидел, как бритый пробирался через кусты. Здесь я рванул, резко встал, побежал по воде. Болела спина, ноги, нос не дышал, в нём хлюпало что-то густое и солёное на вкус. Как же болит спина! Ещё несколько шагов — вода была уже мне по пояс. Удивительно тёплая вода — надо будет тут летом как-нибудь искупаться. Наверное, теперь можно открыть глаза. Что это за голоса? Рядом стоял бритый.
— Сколько можно бегать, ты уже не жилец, тебе надо было сдохнуть ещё во дворе, но ты решил всё испортить, — чувствовалось, что бритый и сам жалеет, что столько пришлось бежать, а главное — бросить недопитое пиво из-за каких-то недоносков, таких как мы с Мишкой.
— Ладно, я тебя прощаю, — бритый сплюнул в озеро и посмотрел на кусок арматуры, который был в его левой руке. А потом — удар. Арматура свистнула в воздухе как хлыст. Ноги больше не держали.
— Оставьте, хватит с него, а то ещё подохнет, — бритый вышел из воды под смех двух оставшихся на берегу. Они направились обратно, к тропинке, кустам и проспекту.
Удивительно тёплая вода. И голоса — что это за голоса? Бритый обернулся. Может, это его голос мне кажется таким? Как хорошо от воды, легко. Спина больше не болит, хочется дышать полной грудью. Прислушаться надо. Бритый тоже слышит, раз смотрит в мою сторону. Но я молчу. Куда он убегает? Зачем? Здесь так хорошо. Тёплая вода, закат отражается на её поверхности, свет как будто выходит откуда-то из глубины. Бывают такие моменты, когда отвлекаешься от всего происходящего вокруг и сосредотачиваешься только на мысли о том, как хочется жить. Ради таких вот вечеров, закатов на озере, игры лучей солнца на водной глади, шума ветра в деревьях, поскрипывания кладбищенского забора. Что за голоса мешают наслаждаться всем этим? Они становятся всё громче. А солнце всё ярче и теплее. Ярче, ещё ярче. Солнечный свет уже слепит, и всё равно он всё ярче и ярче.
На тумбочке в прихожей неистово звонил старый сломанный будильник.
III
— Неужели уже утро? — Олег потянулся к будильнику и ударил по кнопке сверху. Накануне Олег вернулся домой поздно вечером. Мать ждала его. Ужин, ещё тёплый, стоял на столе, заботливо прикрытый цветным кухонным полотенцем. Собака — чёрная овчарка — приветливо виляла хвостом, встречая в дверях. Всё было как обычно, если не считать того, что из головы не выходил чей-то голос, скорее шёпот. Что там были за слова? Вспомнить бы…
— Олежа, что с тобой случилось? Что-то из-за этих мерзавцев вчера? Просила же тебя, не надо было тебе вмешиваться, — хотя расспрашивать Олега было бесполезно в таких ситуациях, но мать всё-таки попыталась.
— Мама, я сказал, не лезь, — Олег стоял перед зеркалом и смотрел на себя, говорил сам себе под нос. — Что я наделал? Кто это шептал, пока эта падаль корчилась в воде?
— Я не пойду сегодня в школу, и вообще она меня уже достала. Зачем мне учиться, скажи? Тратить время? Я в автосервисе могу работать пару дней в неделю и зарабатывать столько, сколько ты за месяц зарабатываешь. В армию меня теперь уже не заберут.
Мать Олега, Людмила, была ещё молодой женщиной. Её старили полнота и хроническая усталость, от которой как ни избавляйся, она всё равно проявит себя — в манере одеваться, сидеть за столом, вести беседу. Радостью в жизни были Олег и овчарка Тома, которую завели пару лет назад, сразу после того, как отец Олега куда-то бесследно исчез, прихватив с собой последние сбережения.
Олег был ещё совсем маленьким, когда его отец ударился в бизнес. Всё складывалось на редкость удачно — и ларьки, и небольшой автосервис. В семье завелись деньги, как потом оказалось, шальные. Людмила заметила, что муж сильно изменился и продолжает изменяться день ото дня. Он стал пропадать где-то вечерами, приносить гроши, несмотря на отсутствие проблем на работе. Как-то раз вечером по дороге домой от подруги Людмила, проходя возле метро, случайно бросила взгляд за яркую, светившуюся разноцветными огнями витрину ночного клуба. Между серыми, давно не мытыми, полосками жалюзи она увидела то, чего боялась увидеть больше всего на свете. На высоком барном стуле за игровым автоматом сидел её муж. Рядом на столе стоял небольшой стакан. Привычным движением, словно он повторял эту манипуляцию сотни и тысячи раз, муж достал купюру и вставил её в приемник автомата. Людмила прислонилась к витрине. Муж сделал несколько глотков из стакана и дёрнул ручку автомата. Замигали какие-то лампочки. Муж снова отглотнул из стакана и достал еще одну купюру.
Сзади послышались шаги. Людмила обернулась. Навстречу ей шёл мужчина в черных наглаженных брюках и форменной светло-бежевой рубашке. «Охранник», — догадалась Людмила и отошла от витрины. В её голове крутились мысли, одна мысль перебивала другую, всё это складывалось в одну большую тревогу, неуверенность в себе. Людмила стояла на середине тротуара, прохожие шли рядом, не обращая на неё ровным счётом никакого внимания и не подозревая, что творится у неё на душе, что в этот самый момент рушится всё, что было в её жизни раньше, ещё каких-то пять минут назад.