Страница 7 из 7
Главврач громко причмокнул, прикусив губу.
– Не пойми что творится! Устроили тут проходной двор! Кстати, что будем делать с Ивановым, который во втором боксе? Видите ли, пребывает у нас уже неделю, а все продолжает жаловаться на головные боли, тошноту. Интересуется, почему мы ничего сделать не можем.
– Знаете, Александр Александрович, – в разговор решил вмешаться пожилой врач по фамилии Тимофеев, Мария его видела в клинике во второй или третий раз. – Можно ожидать появления и других симптомов. Этот Иванов, как оказалось, последние лет десять пил по-черному, а сейчас, видите ли, опомнился. И вы помните, в каком его состоянии привезли. Все болело, еле живой, а все равно пьяный, хоть ты лопни! Понаблюдаем его, поделаем капельницы, повесим на сутки кардиомонитор, посмотрим результаты. Поверьте моему опыту, ему не лечение нужно, а не пить. И капитальная чистка и восстановление организма, если он вообще жить хочет. Нужно так и объяснить родственникам и ему, что бесполезно искать причины головной боли, если у него дистония…
Тимофеев не договорил. Раздался нервный стук в дверь и, не дожидаясь разрешения войти, в кабинет главврача буквально вбежала Маруся. По ее лицу и дрожавшим рукам всем сидевшим стало понятно, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Все внимательно, с удивлением смотрели на Марусю, а она никак не могла отдышаться, чтобы сказать хотя бы что-нибудь.
– Так, – она взяла себя в руки и говорила медленно, как будто стараясь ничего не забыть из того, что только что узнала и еще не успела, как следует, осмыслить. – Маша, только что показали по телевизору, тут, недалеко взорвалась бензозаправка. Ну, там, где твой дом, за поворотом. Понимаешь, о чем я? Показывают магазин, в который мы с тобой заходили и всегда заходим, там стекла повыбивало все! Ой, кошмар какой! И не где-нибудь, а совсем рядом с нами.
До Марии с трудом доходило то, о чем говорила Маруся: она была еще в мыслях о сменах, пациентах, дежурстве и злоключениях Иванова и с трудом переключала внимание на какие-то личные темы. Все продолжали молчать. Тимофеев, сидевший рядом, слегка ткнул Марию пальцем в бок. Прошло еще несколько секунд, прежде чем Мария тихо произнесла: «Женя, Женя там!». В следующее мгновение она сорвалась со стула и, чуть не столкнув Марусю, выскочила в коридор.
По маленькому телевизору, спрятанному за стойкой администратора, показывали репортаж с места взрыва. Мария застала последние его секунды. Крупным планом показали разлетевшиеся от взрыва стекла того магазина, куда должен был пойти Евгений.
«Он же там сейчас! Мой Женя в этом магазине!» – Марию охватила паника. В ее глазах потемнело, даже на какое-то мгновение она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Она вспомнила про телефон, вытащила из кармана мобильный и набрала номер мужа. Шли гудки, никто не отвечал. Мария снова набрала номер Евгения – история повторилась. Никто не ответил и по домашнему. Мария закачалась и ухватилась за край стола, чтобы не упасть.
К ней по коридору почти бежал Александр Александрович.
– Что говорят, Маша?
– Говорят, что к этой теме они еще вернутся в следующем выпуске! – Мария заплакала. – Понимаете, я сама отправила мужа в этот магазин, он как раз сейчас должен быть там. Что, если с ним что-то случилось? Что, если он пострадал при этом взрыве? Александр Александрович, умоляю, отпустите меня домой, хотя бы на пару часов. Пожалуйста! Я ведь не смогу так работать. Он не берет трубку, не отвечает на мои звонки! Да что я могу подумать еще?
Главврач одобрительно закивал головой.
– Иди, я не могу тебя держать. Тебя Маруся на пару часов подменит, так что не беспокойся. А как что-то узнаешь, обязательно мне позвони. И не в приемную, меня там может не быть, а прямо на мобильный. Номер у тебя есть. Все, возьми себя в руки и беги домой.
Мария, скидывая на ходу халат, побежала в самый конец коридора за курткой и сумкой.
– И не психуй! Может, он просто телефон дома оставил! – крикнул ей вслед Александр Александрович. – Вот увидишь, он просто оставил телефон, потому и не отвечает! Убедишься в этом и сразу возвращайся!
Перед глазами Марии вдруг возник Женя: она почувствовала, что он без сознания, что ему холодно, больно, что он ничего с этим не может поделать. Это было как видение, оно пропало столь же стремительно, как и появилось. Выбегая из клиники, Мария думала о том, как бы быстрее добраться до дома. О том, чтобы идти пешком, не могло быть и речи. Мария разглядела автобус, только-только показавшийся вдали. Она бежала быстро, каждую секунду рискуя споткнуться и рухнуть на землю, и уже ей самой понадобится помощь. На автобус Мария еле успела. Ехал он слишком медленно, предательски медленно, подолгу задерживаясь на каждой из остановок. У бензозаправки все было оцеплено. Автобус объехал оцепление по тротуару. Зеваки уже разошлись – Мария разглядела всего двух или трех любопытных. Возле магазина, в который Мария всегда ходила и куда она отправила утром мужа, все было в осколках стекла. Они лежали на асфальте и поблескивали на солнце. За исключением разбитых витрин, особо сильных повреждений у магазина Мария не заметила. Да и заправка не выглядела такой уж сильно раскуроченной. У Марии сложилось впечатление, что взорвалась не сама заправка, а что-то в оставленной рядом машине.
Сойдя на своей остановке, Мария сначала медленно, осматриваясь по сторонам, затем все быстрее и быстрее зашагала в сторону дома. Ее сердце от волнения колотилось, как сумасшедшее.
III
Внутри у Евгения все как будто кипело. В голове нарастала дикая боль.
«Поднялась температура, – догадался он, – или давление. Или и то, и другое. Фатальный труд, бесславная кончина».
Он сам не понимал, что происходит. Картина была завершена: обычно это приносило радость, заставляло очнуться, сбросить с себя дремоту творчества и снова жить нормальной жизнью, такой, какой живут те, кто никак не связан с искусством. Всегда хотелось внимательно рассмотреть, что вышло уже не с позиции художника, а как простому обывателю, которому на глаза попалась любопытная, притягивающая взгляд картинка.
Реальность перестала удерживать Евгения. Он это понимал, но не сопротивлялся. Его тело медленно и совсем легко, будто было невесомым, сползло со стула, где он сидел, на пол. Евгений потерял сознание, причем ясно это осознавал.
«Неужели я это все чувствую? – без сознания у Евгения было только тело, мысли же продолжали одолевать, крутиться, подстегивая к тому, чтобы что-то предпринять. – Что делать? Я один и сделать ничего не могу, только лежать и ждать, просто ждать, когда придет весна и спрячет ненадолго холод».
Строчка стихов, пришедшая на ум Евгению, не была ни бредом, ни просто совпадением. Когда он падал со стула, то ощущал, как его тело потеряло свой вес, и сделалось настолько легким, что в это трудно было поверить. Но спокойствие длилось недолго. Вновь стала чувствоваться тяжесть, и, несмотря на бессознательное состояние, стало холодно. Этот холод не был обычным ознобом, который случается, когда мы вдруг забываем вовремя закрыть форточку, и в помещении становится излишне прохладно. Здесь было все по-другому: холод сковывал не постепенно, а сразу, почти в одно мгновение. И этот холод принес с собой боль.
От боли Художник вскрикнул, открыл глаза и снова вскрикнул, но уже от того, что рядом кто-то был. Присмотревшись как следует, он понял, что рядом лежит он сам, его собственное тело. Рассмотреть себя со стороны, как следует, Художник не успел: его куда-то тащило, затягивало. Он попытался этому сопротивляться, но все было бесполезно. Да и сил совсем не было, и каждая попытка сопротивления отнимала значительную часть из того немногого, что еще оставалось. От происходящего трудно было ожидать чего-то хорошего и доброго. Цепочка совпадений для Евгения была очевидна, но все равно верить в нее не хотелось: это и картина, и видения, и непонятная спешка, как будто против собственной воли и убеждений, и этот обморок.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.