Страница 3 из 9
Вот идет и едва держится на ногах непонятный тип в рваных джинсах. Мелькают грузовики; посапывая, медленно проезжает цистерна. Порыв ветра поднимает пыль с обочины и несет ее внутрь двора.
«Странная штука, – понял вдруг Артём. – Вот я сейчас сижу, ем и смотрю в окно. И мне не нужен никто, настолько мне хорошо и спокойно. Но стоит только доесть и отойти от окна, как снова становится одиноко и как-то неловко от осознания собственного одиночества. Сразу вспоминаю Алину. Что-то она не пишет. Не похоже как-то это на нее».
Дорога на хладокомбинат занимала минут двадцать быстрым шагом. В хорошую погоду Артём шел напрямик, через парк. В плохую в парке было сыро, ноги вязли в грязи при подходе к промзоне. Дорога была тоже своего рода развлечением. Рядом стояла школа, на ее стадионе часто играли в футбол. Чуть далее гуляли с собаками: они бегали по пригоркам веселой поскуливающей и гавкающей стаей, и валялись в грязи. Они составляли полную противоположность тем собакам, которые охраняли хладокомбинат: злые, угрюмые, закормленные до полуобморочного состояния – они не могли не наводить ужас и заставляли отнюдь не улыбаться.
Артём бросил пропуск в коробку, которая стояла на проходной – он всегда приходил одним из последних, только-только успевая переодеться и вбежать в цех, однако никогда не опаздывал.
– Эй, Артём, здравствуй, новости у меня для тебя, – мастер Василия, бритый наголо мужчина неопределенного возраста, ждал его у линии. – С завтрашнего дня ты работаешь в ночь, слышишь?
Артём задумался.
– С чего это? – с легким сарказмом спросил он.
– С того, что там не хватает народу, – Василия говорил гнусавым, слегка писклявым голосом. – Помнишь Гию?
Артём не мог не помнить этого смешного грузинского парня, который учился на детского врача, а по ночам подрабатывал грузчиком.
– Так вот, уезжает он домой к себе, на пару недель, – на линии что-то громко скрипнуло, конвейер начал двигаться и Василия отвлекся на мгновение. – Так вот, да, а вчера он ночью тут отвальную устроил, пронес через проходную целый пакет, напоил полсмены, сам напился в сосиску, наблевал наверху в раздевалке, да и заснул в этой луже.
Конвейер снова вздрогнул, остановился и запустился.
– А утром, представляешь, начальство пришло пораньше, а он там. Лежит, блевотиной несет за километр. Елки-палки, меня вызвали и, – Василия сделал несколько возвратно-поступательных движений нижней частью туловища и присвистнул. – Думал, конец, всех оштрафуют. Да пронесло, пронесло. Так что я на тебя надеюсь, слышишь? Я сам перевожусь с завтрашнего дня в ночь, и еще на утро буду оставаться. А здесь вечером другой мастер будет работать, Юля.
– А с чего все решили, что в ночь я соглашусь работать? – Артём крутил в руках рулон липкой ленты. – Не по мне это как-то.
Василия поморщился и начал ковырять в носу.
– Да ты пойми, там же денег больше. И еще народу меньше, так как не хватает пятерых. Опять-таки, денег больше. Да и за погрузку буду тебе выписывать выработку, как раз завтра придет ночью машина из Москвы, двадцать пять тонн надо загрузить по-тихому.
– Опять за наличку мороженое цех продает? – Артём слышал краем уха о том, что хладокомбинат под покровом ночи проворачивает такие операции, но участвовать в них ему еще не приходилось.
– Не опять, а снова, – Василия явно торопился. – Так я тебя ставлю в смену, да? Завтра отдыхаешь день, а вечером приходишь к одиннадцати. И не опаздывай, студент!
– Не дождетесь!
– В смысле? – встрепенулся Василия.
– В смысле, что не опоздаю! – громко крикнул Артём.
Загрохотал упаковочный автомат – значит, ровно через пятнадцать минут батончики мороженого в блестящей обертке забарабанят по конвейеру. Двадцать тонн, не меньше. Артём взглянул на телегу. Кто-то из утренней смены запачкал ее этикеточным клеем. Целое его ведро стояло рядом, на кафельном полу. Артём огляделся, достал из кармана плеер, наушники.
«Как мне все это надоело, – ругался он про себя, прокручивая колесико настройки радио. – Этот цех, эта грязища. И Алина не написала в обед. Не мой день явно. А вот и они. Тошно, ох, как тошно».
Укладчицы дружной толпой шли по узкому проходу вдоль конвейера.
Артём прикатил на погрузчике поддон картонных коробок и не торопясь их расправлял. «Я не знаю, как начать письмо к тебе, – по радио снова передавали эту песню, но руки у Артёма были заняты и включить другую станцию или хотя бы сделать звук немного тише не получилось. – Где-то, где-то посредине лета…». Он прослушал всю песню до конца и лишь на рекламе вынул наушники.
– Привет, красавчик, – Ира стояла рядом и сияла. – А я работаю последний день, на юг уезжаю, молодой человек пригласил.
– Как замечательно, – парировал Артём и вдруг задумался. – Слушай, ты еще на днях мне говорила, что у тебя нет парня, что тебе скучно и одиноко, Жанну тут обсуждала. Нет? Или я что-то перепутал?
Ира засмеялась, зачерпнула в кармане горстку орехов, украденных на соседней линии, где ими обсыпали эскимо, и принялась с аппетитом их уплетать.
– Не было, правильно, – чем-то она была похожа на Пэрис Хилтон, только накрашенную до безобразия и немного ниже ростом. – Позавчера познакомились, он позвал меня на юг. Вот это жизнь!
Артём не был удивлен такому развитию событий. Есть такие девушки – и в цеху их работало довольно много – которые готовы отдаться первому встречному лишь только за одно обещание сводить их в ресторан, или покатать на машине с затемненными стеклами и громкой музыкой. Даже если это видавшие виды «Жигули» первой модели, купленные по цене металлолома или под видом его – женское счастье будет безгранично.
Вопреки ожиданиям Иры, Артём молчал. Она предвкушала расспросы, неприкрытую зависть, напутствия – а вышло так, что Артём был совершенно равнодушен. Да, он нравился ей, этого она отрицать не могла, но одновременно и посмеивалась над его принципиальностью, бедностью, какой-то нелепой простотой.
– А где познакомились-то? – Артем, наконец, решил как-то поддержать разговор, перекрикивая стук упаковочной машины. – Ты же вроде в клуб собиралась?
– Собиралась и собралась, а там и познакомились. Он угостил меня коктейлями, потом мы катались по городу. Все было круто, красавчик, тебе и не снилось.
– Уж точно, не снилось, – Артём хихикнул. – Как у тебя все просто: встретилась, переспала, поехала на юг. Это знаешь, получается, как в том фильме – украл, выпил, в тюрьму. Романтика!
– Ну и что? Чего мне стыдиться? – обиделась Ира и швырнула в Артёма скомканным обрывком обертки от мороженого. – Вот ты сохнешь там по какой-то ненормальной, которая укатила в отпуск на лето, а ты тут вкалываешь. А может, она там гуляет направо и налево? Ты не думал об этом?
Артём нахмурился.
– Не думал. И вообще, по себе людей не судят!
Нужно было отвозить телегу с коробками. Привычным движением руки он покачал телегу за ручку, скрипнули колеса. Ира наблюдала за этим.
– Ты собирай, а то рот разинула – вон какая гора образуется, – долговязая девица в белом поварском колпаке дернула Иру за руку.
«Простак, не могу просто послать ее», – ругал себя Артём, проталкивая коробки в узкий проход, из которого дуло нестерпимым холодом. В камере было минус тридцать четыре по Цельсию – столько показывал термометр, висевший с другой стороны, у входа. Артём забегал в камеру перед сменой в поисках пистолета для липкой ленты, который кто-то непредусмотрительно оставил с внутренней стороны, за закрывающей проход створкой.
– Тёма, да ты не обижайся, все будет в шоколаде, – от Иры деваться было некуда. Она как банный лист придвигалась к нему поближе и старалась бросить коробку с конвейера на стол так, чтобы Артём непременно поднял на нее взгляд.
– Работай, ты не в моем вкусе, дорабатывай смену и отдыхай себе на здоровье, – Артём старался успокоиться.
Посмотрев на часы, он заметил, что время за работой летит по-особенному быстро. Он и раньше подмечал это. Оставалось пять минут до большого перерыва. Основное оборудование уже остановили для перезагрузки, и на линию поступало только то, что осталось в тоннеле – длинном узком конвейере, обдуваемом ледяным воздухом. Мороженое на нем из совсем жидкой массы превращалось в твердые как камень маленькие аккуратные батончики. Потом, на другом аппарате, их обливали глазурью, снова обдували холодным воздухом – и вот они в обертке летят в руки упаковщиц, укладывающих их слоями в картонные коробки, которые Артём заклеивает, маркирует и отвозит в камеру.