Страница 15 из 62
Двор в Саттаре жил в бессильном величии, а пешва находился в непрерывных ссорах с раджами.
В то время в Европе шло сильное брожение: английские колонии в Америке восстали, Франция почти открыто держала сторону американцев, а северные морские державы только и ждали случая подорвать могущество Англии. Как Гастингс узнал из переписки кавалера д’Обри, Франция могла сделаться очень опасной соперницей английскому владычеству в Индии, если бы ей удалось соединиться с местными князьями и вызвать общее восстание. До Гастингса дошло известие, что из Пондишери приехали французские комиссары к пешве и предлагали ему денег, войска и французских офицеров, а также признание его самостоятельного владычества, если он присоединится к восстанию против Англии и двинет вооруженные силы Маратов к границам английских владений. Найдены были письма, доказывавшие, что пешва охотно принял эти предложения, так как именно война могла дать ему возможность собрать под свое знамя отдельных раджей и подчинить их своей власти.
Со свойственной ему уверенностью и быстротой решений через несколько дней после казни Нункомара Гастингс представил совету доказательства враждебных поползновений пешвы и объявил, что компания обязана пресечь их и ввести новое положение у Маратов, которое обратит их государство в зависимое от Англии. Клэверинг горячо выступал против такого предприятия, грозившего неисчислимыми опасностями и гибельными последствиями, но Барвель и Вилер согласились с губернатором.
Гастингс не колебался; он объявил пешву смещенным и передал его звание берарскому радже, самому могучему из князей, который смелее всех противился пешве и имел большое влияние на Маратов. Он немедленно отправил надежного человека в Берар сообщить новость радже и предложить ему союз. Вместе с тем он велел вооружить сильный отряд сипаев с несколькими батареями в помощь радже против пешвы и написал в Англию, прося назначить командующим войсками в войне с Маратами генерала Эйер Кота, уже прежде победоносно сражавшегося в Индии. Послав своего поверенного к радже в Берар, Гастингс получил уведомление от английского консула в Каире, что война между Англией и Францией объявлена.
Такое известие побудило Гастингса проявить всю свою изумительную энергию. Он понял, что настала минута нанести врагу его отечества в Азии решительный удар и возместить в Индии все, что Англия могла бы потерять в Европе. Он сейчас же велел закрыть всё французские агентства в Бенгалии, наложить запрет на деньги и товары, а французские торговые суда, стоявшие в гаванях, взять как военную добычу. Мадрасскому губернатору был дан приказ занять Пондишери и подчинить его английскому управлению. Он составил артиллерийский корпус из ласкаров — здоровых, крепких горцев Бенгалии — и приказал укрепить все побережье в Калькутте, чтобы обезопасить себя от возможного нападения французского флота.
Таким образом, в течение нескольких дней Гастингс не только захватил в свои руки колонии французов в Индии с их богатыми складами, но и разрушил опасный союз французов с Маратами. Воспользовавшись разразившейся в Европе войной, которая могла поколебать там могущество Англии, он поставил ее владычество в Индии прочнее, чем когда-либо. И теперь губернатор мог спокойно ждать будущего и подумать о себе, об устройстве своего дома, в котором баронесса Имгоф станет полноправной хозяйкой.
Дворец, богато украшенный к дню свадьбы позолотой и живописью, уже стоял в ожидании гостей. На свадебный пир была приглашена вся английская колония, все знатные магометане и индусы.
Пока в резиденции губернатора шла кипучая политическая и военная деятельность и веселые приготовления к радостному торжеству, дворец Нункомара мрачно безмолвствовал.
Нункомара хоронили по всем обычаям его религии, со всеми почестями, подобающими его касте. Тело его перенесли во дворец, одели в белую одежду и положили на драгоценные ковры в большом приемном зале. Главный жрец храма в Хугли приказал, чтобы с умершего был снят позор и осквернение казнью, поэтому все погребальные церемонии производились так, как будто Нункомар умер своей смертью в своем дворце. Страшно искаженное лицо покойника закрыли кисеей. Когда сын Нункомара Гурдас спешно приехал из Муршидабада, ворота дворца открыли настежь и все женщины начали жалобные причитания, как полагается, когда тяжко больной близок к смерти.
Пришли важнейшие брамины и кшатрии, впустили также много простого народа, и все теснились в большом зале, где лежал покойник. Жрец Дамас поставил золотую лампу в головах усопшего, который должен был считаться умирающим, умыл рот его, высшие служащие дома бросали в пламя маленьких жертвенников, расставленных кругом, ароматические масла, цветы и фрукты, как жертвы домашним богам. Дамас прочитал ряд молитв, потом подошел к трупу и сказал ему на ухо изречение, обязательно говорящееся умирающему индусу: «В жестокой земле Дамаса течет раскаленная река Байтарани». Когда жрец произнес эти слова, важнейшие друзья дома подошли и положили в одну руку умершего банан, в другую — золотой сосуд с кушаньем из молока, меда и сиропа. Потом слуги привели белую корову чистейшей породы, украшенную цветами и цепями с драгоценными камнями. Дамас взял красивое смирное животное за золоченые рога, подвел ее к смертному ложу и положил ее хвост в руку умершего, причем он приказал священному животному, представляющему для индусов символ священной жизненной силы, счастливо перевезти душу через огненные воды Байтарани, составляющей границу загробного мира. Только тогда было признано, что смерть последовала, и Нункомар в глазах индусов очистился от позора казни.
Пришли личные слуги умершего, раздели труп, вымыли его в дорогой ванне, закрыли чистым полотном, а лицо, обыкновенно остающееся открытым, окутали тончайшей дорогой кисеей. Гурдас в сопровождении Дамаса и ближайших друзей дома удалился в соседнюю комнату, где его выкупали под молитву жреца и обрили ему голову. Слуги начали приготовления к погребальному торжеству.
Сожжение происходило не на обычном месте, а на специально отведенном большом пространстве на берегу Хугли, по дороге к храму, и устроено с большой роскошью. Обширное место огородили золочеными столбами, между которыми натянули дорогие ткани; за столбами раскинули палатки для родственников и почетных гостей и разостлали циновки для народа.
К утру следующего дня приготовления были окончены, и погребальное шествие двинулось в сопровождении почти всех браминов и кшатриев и несметной толпы народа, всю ночь окружавшей дворец. По индусскому обычаю, покойника не выносят через дверь, чтобы никто не шел за ним той же дорогой, что может принести несчастье. Многочисленные каменщики проделали отверстия в стенах через все комнаты и дворы, у главных ворот они тоже сделали особый проход. Когда все было готово, личные слуги умершего подошли и понесли его на носилках из золоченого бамбука. Гурдас в одежде из бумажной ткани, без украшений и камней, с непокрытой головой, шел впереди. Он нес в руке жаровню. Жрецы из храма Хугли под предводительством Дамаса окружали носилки, неся сосуды со священной водой и жаровни со священным огнем. Дамаянти появилась в закрытом паланкине, окруженная своими прислужницами, певшими погребальные песни. За нею следовали друзья покойного и толпы народа.
Друзья Нункомара вошли в огороженное пространство, куда впустили и народ, насколько позволяло место, остальные расположились за оградой.
Дамаянти вышла из паланкина и вошла в палатку, закрытую со всех сторон, с узким отверстием, из которого виден был воздвигнутый посередине костер. Тело с носилками поставили на костер, к которому сбоку вели ступени, накрытые коврами.
Гурдас подошел и положил на окутанные кисеей губы умершего горсть вареного риса. Потом он трижды обошел костер, пока жрецы читали молитвы, и бросал мимоходом в каждый угол горсть щепок из плетеной золотой корзинки. Затем жрецы, непрерывно читая молитвы, зажгли у священного огня горючий состав в принесенной Гурдасом жаровне, окропили тело священной водой и, наконец, Гурдас вылил пылающую массу на четыре угла костра, а народ разразился жалобными стонами и причитаниями. Пламя быстро охватило костер, огонь и дым окутали труп.