Приход ночи

Но от того, что она скажет это Атору, будет, вероятно, не больше пользы, чем от его уговоров не беспокоиться из-за табличек. Ведь он надеялся, что к катастрофе приготовится весь мир – а его предупреждениям вняли совсем немногие. Только те, кто укрылся в университетском Убежище, да те, что создали убежища где-то еще…

– Я слышал от Атора, – подошел Биней, – что таблички пропали?

– Да, пропали. Украдены. Я знала, что не надо иметь никаких дел с Апостолами.

– Ты думаешь, это они?

– Уверена. Как только о табличках из Томбо стало известно публике, Апостолы сообщили мне, что владеют информацией, которая может быть мне полезна. Я тебе разве не говорила? Наверное, нет. В общем, они хотели заключить со мной такую же сделку, которую Атор заключил с их первосвященником, или кто он там: с Фолимуном 66-м. «Нам известен древний язык, – сказал Фолимун Атору, – язык, на котором говорили в прошлом Году Праведности». И оказалось, что у них действительно имеются какие-то тексты, словари, древний алфавит, а, может быть, и не только это.

– И Атор сумел все это от них получить?

– Кое-что. Во всяком случае, достаточно, чтобы понять, что у Апостолов действительно есть подлинные астрономические записи о предыдущем затмении, достаточно, чтобы доказать, по словам Атора, что мир по крайней мере, однажды уже пережил подобный катаклизм.

Атор, продолжала рассказывать Сиферра, дал ей копии нескольких отрывков астрономических текстов, полученных им от Фолимуна, а она передала их Мадрину, которому они очень пригодились при переводе табличек. Но сама она отказалась поделиться табличками с Апостолами – по крайней мере, на их условиях. Апостолы заявили, что способны расшифровать более ранние таблички – возможно, так и было. Однако Фолимун требовал, чтобы она позволила им перевести подлинные таблички вместо того, чтобы дать ей ключ к шифру. Довольствоваться копиями он не желал. Или подлинники – или сделка не состоится.

– Но тут ты провела черту, – сказал Биней.

– Вот именно. Таблички не должны были покидать университет. «Дайте нам ключ, – сказала я Фолимуну, – а мы снабдим вас копиями табличек, и попытаемся перевести текст независимо друг от друга».

Фолимун отказался. Копии ему не нужны – их легко объявить поддельными. Что же до передачи ей своих источников – нет, ни в коем случае. Это священные реликвии, сказал Фолимун, к которым имеют доступ только Апостолы. Пусть она отдаст таблички – и он вручит ей перевод. Но никто из посторонних к его текстам допущен не будет.

– Я чуть было не записалась в Апостолы, – сказала Сиферра, – лишь бы заполучить в руки ключ.

– В Апостолы? Ты?

– Только чтобы добраться до их источников. Но эта мысль была мне так противна, что я просто отказала Фолимуну. И Мадрину пришлось по-прежнему корпеть над переводом без всякой помощи со стороны Апостолов. Выяснилось, что таблички в самом деле повествуют о некоем страшном бедствии, посланном на мир богами – но перевод Мадрина приблизителен, недостоверен и неполон.

Что ж, Апостолы, скорее всего, заполучили таблички. Тяжело с этим смириться. В грядущем хаосе они сошлются на эти таблички – ее таблички – как на лишнее доказательство собственной мудрости и святости.

– Мне жаль, что таблички пропали, Сиферра, – сказал Биней. – Может быть, Апостолы все-таки не украли их и они где-нибудь всплывут?

– Я на это не рассчитываю, – печально улыбнулась Сиферра и посмотрела за окно, где становилось все темнее.

Легче всего утешиться, став на точку зрения Атора: миру все равно скоро конец, и ничто больше не имеет значения. Но это слабое утешение. В Сиферре все восставало против подобной капитуляции. Нужно думать о послезавтрашнем дне – о том, как выжить, как восстановить разрушенное, как бороться и как победить. Незачем, подобно Атору, впадать в уныние, отказываться от всякой надежды и ждать гибели всего человечества.

Ее раздумья вдруг нарушил чей-то высокий тенор:

– Привет всем! Привет, привет!

– Ширин! – закричал Биней. – Что вы здесь делаете?

Тот расплылся в улыбке.

– А почему у вас тут как в морге? Надеюсь, нервы у всех в порядке?

– В самом деле, что вы тут делаете, Ширин? – сварливо вмешался Атор. – Я думал, вы в Убежище.

– Пропади оно, это Убежище! – Ширин со смехом плюхнулся на стул. – У них такая скука. Я хочу быть там, где повеселее. Что же вы думаете, я совсем лишен любопытства? Я все-таки побывал в Таинственном Туннеле. Как-нибудь переживу еще одну порцию Тьмы. Хочу увидеть Звезды, о которых так кричат Апостолы. – Ширин потер руки и сообщил уже серьезнее: – Снаружи зверский холод. Дует такой ветер, что на носу виснут сосульки. Довим как будто совсем не греет – так он далек от нас сегодня.

Седовласый директор обсерватории в отчаянии скрипнул зубами:

– Ну зачем вы совершили этот безумный шаг, Ширин? Зачем вы здесь нужны?

– Как зачем? – с улыбкой развел руками Ширин. – А зачем психолог в Убежище? Там я действительно даром не нужен. Им хорошо под землей – уютно, безопасно и беспокоиться не о чем.

– А если туда во время затмения вломится толпа?

– Очень сомневаюсь, – засмеялся Ширин, – что люди, не знающие, где вход в Убежище, найдут его даже средь бела дня, не говоря уж о затмении. И даже если это произойдет – для защиты Убежища понадобятся сильные мужчины, бойцы. А я вешу на сто фунтов больше, чем надо. Зачем же мне там оставаться? Лучше уж я буду здесь.

Слушая Ширина, Сиферра приободрилась. Она тоже предпочла встретить затмение в обсерватории, а не в Убежище. Может быть, это была глупая бравада, идиотская самоуверенность – но Сиферра убедила себя в том, что сможет выдержать часы затмения – и при том сохранить рассудок. Поэтому она и решилась на опыт.

А теперь и Ширин, далеко не герой, решился на то же. Возможно, счел, что влияние Тьмы окажется не столь гибельным, как предрекал он сам на протяжении многих месяцев. Сиферра слышала рассказы Ширина о Таинственном Туннеле и его разрушительном действии на всех, даже на самого психолога. И вот Ширин здесь. Должно быть, пришел к выводу, что у людей, по крайней мере у некоторых, сопротивляемость может оказаться выше, чем он ожидал.

А может быть, он просто не находит себе места. И предпочитает лишиться рассудка, чем сохранить его и столкнуться с бесчисленными и, возможно, неразрешимыми проблемами, которые ждут впереди.

Нет-нет. Опять она поддалась мрачному пессимизму. Сиферра прогнала от себя эту мысль.

– Ширин! – подошел поздороваться Теремон. – Помните меня? Теремон 762-й.

– Конечно, помню, Теремон. – Ширин протянул журналисту руку. – Вы здорово поливали нас последнее время, а? Но не такой сегодня вечер, чтобы поминать старое.

– Хотела бы я никогда не вспоминать об этом человеке, – пробормотала Сиферра и отошла, презрительно скривив губы.

Теремон пожал руку Ширину.

– Что это за Убежище, в котором вы должны были находиться? Я весь вечер о нем слышу, но не имею представления, что это такое.

– Ну… нам удалось убедить кое-кого в правдивости наших предсказаний о… судном дне, громко выражаясь, и эти кое-кто приняли нужные меры. В основном это преподаватели университета, члены их семей и несколько посторонних. Моя подруга Лилиат 221-я сейчас там, и мне бы тоже следовало там быть – да проклятое любопытство одолело. А всего в Убежище около трехсот человек.

– Понятно. Собираются пересидеть Тьму и… э-э… Звезды и уцелеть, в то время как весь мир пойдет прахом.

– Совершенно верно. У Апостолов тоже есть свое убежище. Не знаю, сколько человек прячется там – хорошо бы немного, но скорей всего их там тысячи – тысячи тех, кто спасется и наследует мир после ухода Тьмы.

– А те, кто сидит в университетском убежище, призваны, стало быть, противостоять им?

– По возможности, – кивнул Ширин. – Им нелегко придется. Когда почти все человечество лишится ума, большие города охватит огонь, а орды Апостолов, возможно, станут навязывать уцелевшим свой порядок – им нелегко будет выжить. Но у них по крайней мере есть пища, вода, кров, оружие…