Приход ночи

Так, во всяком случае, утверждала Наилда. Атор только что говорил с ней по видеофону, и у жены был измученный, явно обеспокоенный вид.

– Ты не хочешь пойти домой отдохнуть, Атор? Ты пропадаешь там практически круглые сутки.

– Разве?

– Ты ведь уже не молоденький.

– Но и не дряхлый старец, Наилда. А эта работа меня бодрит. После десяти лет подписывания бюджетных ведомостей и чтения чужих докладов я наконец-то занялся настоящим делом – и счастлив.

– Но тебе в твоем возрасте совсем не обязательно заниматься наукой, – еще больше обеспокоилась Наилда. – Ты уже составил себе имя, Атор.

– Ты так думаешь?

– Твое имя навеки останется в истории астрономии.

– Покрытое позором, – со злостью бросил Атор.

– Я тебя не понимаю…

– Не волнуйся за меня, Наилда. Я не собираюсь помирать за столом, уверяю тебя. Работа сделала меня снова молодым. И завершить эту работу никто, кроме меня, не может. Если это звучит самоуверенно – ничего не поделаешь, мне абсолютно необходимо…

– Да, конечно, – вздохнула она. – Только не перенапрягайся, Атор. Это все, о чем я прошу.

Не перенапрягся ли я в самом деле, спросил себя Атор? Да, конечно, так и есть. Но иначе не получается. Таким делом нельзя заниматься наполовину, ему надо посвящать себя целиком. Создавая теорию всемирного тяготения, он работал по шестнадцать, по восемнадцать, по двадцать четыре часа в сутки целыми месяцами, засыпал ненадолго, лишь когда не мог больше выдержать, и просыпался свежим и готовым к труду, с головой, полной уравнений, которые не успел решить перед сном.

Но тогда ему было всего тридцать пять, а теперь уже семьдесят. С возрастом не поспоришь. Голова болела, в горле пересохло, в груди стучало, как молотом. Несмотря на то, что в кабинете было тепло, пальцы похолодели от усталости, в коленях ломило. Все тело протестовало против нагрузки, которой подверг его Атор.

Еще немного, пообещал себе старик – и пойду домой. Еще чуть-чуть.

Итак, постулат номер восемь…

– Разрешите?

– Кто там еще? – непроизвольно рявкнул Атор и, обернувшись, увидел у двери молодого Йимота, который так корчился и подергивался, словно плясал на горячих угольях. Глаза его были полны ужаса. Йимот всегда робел перед директором, как и все остальные – не только аспиранты – и Атор к этому привык. Он знал, что внушает окружающим страх. Но сейчас Йимот перешел все границы – он таращился на директора в явном ужасе, смешанном с чем-то вроде изумления. Наконец, с трудом обретя дар речи, он прохрипел:

– Вот расчеты, которые вы просили, доктор.

– Да-да. Давайте.

Рука Атора сильно дрожала, когда он протянул ее за табуляграммами, принесенными Йимотом. И они оба со страхом отметили эту дрожь. Длинные костлявые пальцы старика, белые как мел, тряслись так, что не снилось даже Йимоту, известному своими никудышными нервами.

Атор приказал руке успокоиться, но она не подчинилась. С таким же успехом он мог бы приказать Оносу повернуть по небу вспять. Он с трудом взял у Йимота бумаги и швырнул их на стол.

– Может быть, вам принести что-нибудь, доктор? – спросил Йимот.

– Лекарство, что ли? Да как вы смеете…

– Нет, что-нибудь перекусить или прохладительное питье, – пролепетал Йимот и попятился, словно боясь, что Атор вот-вот с рычанием вцепится ему в горло.

– А, вот что. Нет, я чувствую себя превосходно, Йимот. Превосходно!

– Да, доктор.

Аспирант вышел. Атор на миг прикрыл глаза и сделал четыре глубоких вдоха и выдоха, стараясь овладеть собой. Он был уверен, что его труд близится к концу. Расчеты, которые он поручил Йимоту, почти наверняка должны стать заключительной фазой. И теперь вопрос в том, кто с кем раньше покончит: он с работой или она с ним?

Атор просмотрел расчеты Йимота. На столе перед ним стояли три компьютера. На левом экране светилась ярко-красная орбита Калгаша, вычисленная по формуле теории всемирного тяготения. На правом горела ярко-желтая орбита, полученная Бинеем на новом университетском компьютере и подтвержденная недавними астрономическими наблюдениями. На среднем обе орбиты помещались одна над другой. За последние пять дней Атор разработал семь различных постулатов, объясняющих расхождение между теоретической и реальной орбитами, и мог вызвать любой из них на средний экран одним нажатием клавиши.

Беда была в том, что все семь постулатов никуда не годились, и Атор это знал. Каждый из них возник не потому, что имел под собой какое-то основание, просто ситуация требовала хоть каких-то гипотез, позволяющих задаче сойтись с ответом. Ни одна из этих теорем не доказывалась, ни одна не подтверждалась. Атор как будто надеялся, что на каком-то этапе рассуждений явится добрая фея и укажет, какие взаимодействия гравитационных сил ответственны за отклонение. Именно это Атор и стремился обнаружить – но без феи было не обойтись.

Итак, постулат номер восемь…

Атор начал вводить в компьютер результаты Йимота. Несколько раз дрожащие пальцы подводили его, и он нажимал не те клавиши; но голова работала достаточно ясно, чтобы вовремя заметить ошибку, и он исправлял ее. Дважды он чуть было не потерял сознание от нервного напряжения, но заставил себя продолжать.

Ты единственный человек на свете, которому это под силу, говорил он себе. Это твой долг.

Крайне эгоцентричные, даже глупые слова. И в них, возможно, нет правды. Но в такой стадии изнеможения Атор мог поддержать себя лишь сознанием собственной незаменимости. Все основные положения проекта хранились в его голове и больше ни в чьей. Надо держаться, пока он не замкнет последнее звено цепи. Пока он…

Ну вот. Последняя цифра введена в компьютер.

Атор нажал клавишу, вызывающую на экран обе орбиты, затем другую, добавляя к этим двум значениям новый результат.

Ярко-красный эллипс теоретической орбиты вдруг заколебался и исчез. То же произошло с желтой реальной орбитой. Теперь на экране светилась только одна кривая – ярко-оранжевая. Обе орбиты сошлись до Последнего тысячного знака!

Ученый ахнул. Он долго смотрел на экран, потом закрыл глаза и уронил голову на стол. Оранжевый эллипс продолжал пылать перед его сомкнутыми веками.

Его охватил странный, смешанный с горечью восторг.

Он получил свой ответ, нашел гипотезу, которая сможет выдержать самую строгую проверку. Теория всемирного тяготения подтвердилась; гениальная цепь рассуждения, прославившая его, оказалась неопровержимой.

Однако модель солнечной системы, с которой он оперировал до сих пор, была, как выяснилось, неточной. Искомый неизвестный фактор, дракон в небесах, действительно существует. Атора глубоко уязвил этот факт, хотя и спасающий его знаменитую теорию. Многие годы старый ученый считал, что полностью постиг небесный ритм, а теперь оказалось, что его знания несовершенны, что среди знакомой ему вселенной существует огромное белое пятно, что все обстоит не так, как ему представлялось. Тяжело переживать подобные открытия в его возрасте.

Атор поднял голову. На экране ничего не изменилось. Он ввел несколько проверочных уравнений, но все осталось по-прежнему. Одна орбита вместо двух.

Ну что ж, сказал он себе. Вселенная оказалась не совсем такой, как тебе думалось. Значит, придется тебе пересмотреть свою точку зрения – не можешь же ты переделать вселенную.

– Йимот! – позвал он. – Фаро! Биней! Где вы там?

Кругленький Фаро вбежал первым, долговязый Йимот за ним, а следом весь астрономический факультет: Биней, Тиланда, Клет, Симброн и другие. Все столпились у входа. По выражению их лиц Атор мог представить, какое жуткое зрелище собой представляет: осунувшийся, взвинченный, с торчащими во все стороны белыми вихрами, бледный – словом, старик, который того и гляди рухнет замертво.

Следовало немедленно рассеять их страх. Момент для мелодрамы сейчас неподходящий.

– Да, знаю, у меня очень усталый вид, – спокойно сказал Атор. – И я, должно быть, похож на демона из преисподней. Но задача, похоже, решена.