Исчезающие Девушки (ЛП)

- Что за черт?

Голос Андре стал для меня полнейшей неожиданностью. Я не слышала, как он подошел. Он стоял на лестнице, сжав перила так, что побелели костяшки пальцев, его лицо искажала чудовищная ярость.

- Ты, - выплевывает он, а я не могу пошевелиться, не могу отреагировать. - Какого черта ты тут делаешь?

Он делает два шага ко мне, отпуская перила. Я не думаю, просто бегу. Пролетаю мимо него, он откидывается назад, открывая мне достаточно пространства, чтобы я оказалась на лестнице. Вниз, вниз, вниз. Металлические ступени клацают как зубы под весом моих шагов, небольшая боль поднимается от лодыжек к коленям.

- Эй! Остановись! Стой.

Я мчусь на пляж, рыдания рвутся из моей груди, поворачиваю направо, слепо бегу по берегу. Андре вылетает из маяка за мной.

- Послушай. Послушай. Я просто хотел поговорить с тобой.

На одном из камней я теряю равновесие и случайно роняю браслет. В течение одной ужасной секунды не могу найти его; слепо ползу по мокрому песку, омываемому прибоем, вода просачивается сквозь мои пальцы и возвращается обратно в океан. Могу различить позади меня барабанящие шаги Андре и его гневное дыхании. Мои пальцы натыкаются на металл. Браслет. Хватаю его, вскакиваю на ноги, игнорируя сильную боль в ногах, и мчусь по склону к шоссе. Высокая песчаная трава колет мою голую кожу, но я игнорирую и её тоже. Затем взбираюсь между камней, используя толстые веревки из пляжной травы, чтобы подтянуть себя. Под ногами сыпется песок, грозя свалить меня вниз. Здесь настолько густая растительность, что я едва могу разглядеть трассу. Вижу лишь быстрые вспышки фар автомобилей, которые скользят по широкой стене из вьющихся лиан и униол. Продолжаю пробиваться вперед сквозь растительность, защищая одной рукой лицо. Я чувствую себя сказочным рыцарем, пытавшимся боем пробиться через заколдованный лес, который становится все гуще и гуще. Но это никакая ни сказка.

Андре, бранясь, тоже ломиться через заросли. Но падает. Я решаюсь оглянуться и вижу, как яростно качается трава, по мере того, как Андре пытается пробиться вперед. Наконец, заросли заканчиваются, и я сразу попадаю на трассу. Гладкая поверхность тротуара блестит, словно луна.

Пригнувшись, прохожу еще пару футов до дороги, наступая на пустые банки и пластиковые пакеты. Перепрыгнув через отбойник, поворачиваю налево, дальше от Сиротского Пляжа, дальше от бара «У Бимера» в сторону пустого побережья, где были недостроенные дома, деревянные доски которых уже образовали некое подобие огромных камней. Там, во мраке я могу избавиться от его преследования, могу прятаться здесь, пока он не сдастся.

Иду вниз по дороге, держась ближе к дорожному отбойнику. Одна из машин на быстрой скорости с шумом проноситься мимо меня, сигналя мне, из окон гремят с басы. Где-то вдалеке звучат полицейские сирены , - кто-то ранен или умер, еще одна разрушенная жизнь. Я оборачиваюсь. Андре тоже добрался до трассы. Лица не разглядеть, слишком темно.

- Господи-Боже! - кричит он. - Ты что совсем сошла с...

Что бы он там ни сказал, его дальнейшие слова глушит свист еще одной машины. Теперь больше сирен. Я не была так далеко на юге с ночи аварии и все выглядит незнакомым: по одну сторону шоссе острые камни, поднимающиеся от пляжа; по другую - скалистые холмы и сосны. Бежала ли Мэдлен Сноу этим путем? Поймал ли он её и вернул назад в маяк? Визжала ли она?

Я еще раз оглядываюсь, но позади меня лишь пустая дорога: Андре либо сдался, либо упал. Сбавляю шаг, становится тяжело дышать, мои легкие горят. Все тело охватывает боль. Чувствую себя деревянной куклой, которую разрубили пополам.

Ночь становится очень тихой. Если бы только не эти визжащие сирены, звук которых приближался, мир казался бы картиной, написанной масляными красками, абсолютно неподвижным, покрытый кромешной тьмой. Должно быть, именно здесь Ники и я разбились. Меня охватывает странное ощущение, будто ветер проходит сквозь меня. Только вот здесь нет никакого ветра: листья деревьев неподвижны. Но все же, по моей спине бегут мурашки.

- Останавливай.

Яркие вспышки памяти, картины внезапно подсвечиваются, словно кометы в темноте.

- Нет. Не остановлю, пока мы не поговорим.

- Больше никаких разговоров. Никогда.

- Дара, пожалуйста. Ты не понимаешь. Я сказала, останавливай.

Дорожный отбойник на расстоянии около десяти футов от меня был искривлен в сторону от трассы. Кусок металла был начисто снесен. Поблекшие шелковые ленты висят вдоль оставшихся концов отбойника. Они слегка колыхаются, словно сорняки, встревоженные невидимым толчком ветра. Слегка искривленный деревянный крест помещён в землю, а поверхность большого обработанного камня, стоявшего сразу за пробоиной, покрыта клочками бумаги, кусками ткани, сувенирами и письмами. Несколько свежих букетов сложены в кучу возле креста, и даже на расстоянии несколько футов я узнаю плюшевую зверушку Арианы - мистера Стивенса, ее любимого медвежонка. Она даже покупает ему подарок на каждое Рождество, и каждый раз какой-нибудь другой аксессуар, наподобие зонтика или каски. У мистера Стивенса новый аксессуар - лента на шее с посланием, написанным маркером на ткани. Мне приходится присесть, чтобы прочесть его.

С Днем рождения, Дара. Я каждый день по тебе скучаю.

Время разверзлось, замедлилось, успокоилось. Только сирены нарушали тишину.

Записки, деформированные от воды и теперь нечитаемые, выцветшие шелковые цветы и брелоки, и в центре всего этого...фотография. Моя фотография. Фото из ежегодника на втором курсе старшей школы. Та, которую я всегда ненавидела. Та, на которой мои волосы слишком короткие. Под фото размещена блестящая металлическая табличка, прикрученная к камню.

Покойся с миром, Дара Жаклин Уоррен. Ты будешь жить в наших сердцах вечно.

Теперь сирены кричат, настолько громко, что я чувствую их шум даже зубами, настолько громко, что даже думать не могу. А затем, одновременно, звуки возвращаются в мир в порывах ветра, в шуме дождя, идущего со стороны океана, откидывая меня назад. Мир вспыхивает вспышками из красного и белого. Красного и белого. Сирены замолкают. Все будто в замедленном движении, даже крупные капли дождя замирают в воздухе, струйки воды, застывают в диагональном направлении. Три машины останавливаются у обочины. Люди бегут в мою сторону, превратившись в безликие тени в ярком свете фар.

- Ники! - Кричат они. - Ники! Ники!

Беги. Слово приходит ко мне с дождем, мягким потоком ветра на моем лице. Так я и делаю.

Ники

РАНЕЕ

Лето, когда мне было девять, выдалось дождливым. Неделями дождь шел, казалось, без остановки. Дара даже заболела пневмонией, её легкие чавкали и хрипели, словно жидкость в них попала жидкость. В первый солнечный день, который казался бесконечным, Паркер и я пересекали парк в направлении Старой Каменной Бухты, обычно мелкой, с плоским дном, примерно в два фута глубиной, а теперь превратившуюся в рокочущую бушующую речку, выкатившуюся из берегов и превратив округу в болото.

Несколько подростков постарше собрались побросать пустые банки, чтобы посмотреть, как течение будет их вертеть и подбрасывать. Один из них, Айдан Дженнигс, стоял на мостках, подпрыгивая вверх-вниз, пока вода не поднялась выше деревянной опоры и не залила ему ноги. А потом в одно мгновение и Айдан, и мостки исчезли. Это случилось так быстро и без звука; гнилая древесина провалилась, Айдана затащило в водоворот с расколотым деревом и бурлящей водой, и все, крича, бросились за ним.

Память такая же. Мы тщательно строим мосты. Но они слабее, чем нам кажется. И когда они рушатся, воспоминания возвращаются, затапливая нас.

В ночь аварии тоже шел дождь. Но всё произошло не из-за него.

Он ждал меня возле дома после вечеринки у Арианы, поднимаясь и спускаясь с крыльца, его дыхание кристаллизовалось на воздухе, капюшон был натянут на голову и бросал тень на лицо.