Страница 85 из 91
— Надо заканчивать, — произнесла Карина. — Жен сейчас проснется.
— Ага, пойдем.
Однако, камера, напротив, приблизилась к лотку, где лежал потрясающий снимок кудрявой малышки.
— Дэнни, — позвала Карина от дверей. Камеру он не опустил.
— Ты собираешься обновить ее фотографию в рамке?
— Возможно, эта хорошая…
Они поднялись по лестнице. И еще по одной — на второй этаж.
— Жен, вставай, — ласково проворковала Карина по-английски. Снизу шла строчка субтитров.
Но девочка не отреагировала.
— Жен… Жен, проснись, — потрясла ее за плечо Карина. — Малышка…
Без толку. Девочка явно была без сознания… Камера приблизилась к ее ребенка.
— Карина, у нее губы синие… — произнес Дэнни по-русски.
— УБЕРИ СВОЮ ГРЕБАНУЮ КАМЕРУ! — закричала она вместо ответа.
А затем она снова заговорила со зрителями.
— Знаете, так бывает, что все время страшно. Страшно заснуть, страшно проснуться, страшно ступить шаг, потому что живешь в состоянии подвешенности, неизвестности. Каждую минуту как под обстрелом. И ты вынужден жить не своей жизнью, не ради себя. Ты вынужден расставлять приоритеты. Я оказалась в положении, когда единственным выходом было брать все больше и больше заказов на взлом. Договариваться с другими ребятами, да еще и не называть истинной причины. Я не говорила им, что у меня есть ребенок, потому что не хотела, чтобы о Жен узнал кто-либо. И еще потому что программирование — дело преимущественно мужское, а те никогда не относились с должным пониманием к проблемам, связанным с продолжением рода. Если ты крутишься в их мире, будь добра — держи планку, стоит дать слабину, и ты оказываешься за бортом. Мне пришлось просить о помощи Лиз Маер и Данила Граданского. Больше у меня не было никого. С подобным образом жизни не заведешь ни друзей, ни отношений…
Очень скоро на меня повесили практически всю нелегальную деятельность Бабочек Монацелли. Вы удивитесь, как быстро затягивает эта трясина. Заказы сыпались градом. Если кто-то начинает подозревать тебя в отсутствие принципов, это становится достоянием общественности, и от репутации не сбежать. Жаль ли мне, что пришлось делать то, что я делала? Да. Стыдно ли? Ни разу.
Аллея лондонского парка. Карина сидела на спинке лавочки, глубоко затягиваясь сигаретой. Чопорные англичане качали головами, поглядывая на нее.
— Это была третья операция? — спросил Дэнни.
— Четвертая. Есть вариант убрать часть тканей сердца… и заменить их протезом, — она вздохнула. — Это очень дорого, опасно и сложно. И протезы такого маленького размера никто в мире пока не делает. Знаешь что мне предложили? Профинансировать исследования, тогда они сделают эксклюзивный экземпляр для Жен лично. Не то, чтобы плохой вариант, но это астрономическая сумма.
— Знаешь, у нее есть отец. И далеко не бедный.
— Отличная мысль, — она выдохнула длинную струю сигаретного дыма. А потом вдруг угрюмо расхохоталась. — Так и слышу этот звонок. Привет, Алекс. Помнишь меня еще? Это я — та с**а, которая уехала, даже не попрощавшись. У меня для тебя чудесная новость. У тебя есть больной ребенок полутора лет от роду. Поздравляю. А еще мне надо миллионов десять евро. Ты случаем мне их не дашь? Как это потратил на героин?! Неа. Лучше я слетаю на уикэнд к Манфреду. Потолкуем за чашечкой кофе.
На экране снова появилось лицо Карины.
— У Манфреда есть чудесная, просто распрекрасная черта характера. Он любит испытывать людей. Он никогда не отвечает отказом. Он говорит да, докажи, что достойна. Он дал мне наводку на одного человека. Уже знаете кого? Валентино Фраччани. И вот так я вляпалась в хрен-знает-какой-раз. Он легко согласился дать мне деньги, если я выполню один заказ. Всего один. Довольно простой. Я, должно быть, сошла с ума, когда решила, что он станет платить подобные деньги за ерунду.
Все прошло как по маслу. Мы встретились аэропорту, под видом любовников. Были крайне осторожны, он вытащил у меня из кармана флэшку, оставил в туалете аэропорта карточку с требуемой суммой. И я, должно быть, еще раз сошла с ума, когда сразу внесла эти деньги на счет исследований. Уже на следующий день после всего этого у меня в машине случайно отказали тормоза.
Субарахноидальное кровоизлияние. И еще раз для тех, кто далек от медицины, у меня в голове гематома. Я не дала согласия на трепанацию, потому что меня сразу предупредили — у операции есть два возможных исхода: летальный и полная амнезия. Меня не устраивал ни один. Потому что я не могла доверить благополучие дочери никому, кроме себя. Пока.
Последствия данного рода травмы могут быть совершенно разными. Мой вариант — частичная потеря памяти. Приведу пример.
Дэнни крадется в спальню Карины.
— Только не начинай вопить, никакой я не маньяк, просто ищу зайца Жен. Она рыдает, слышишь? — прошептал он покаянно. И тут Карина проснулась.
— Что ты здесь делаешь?! — подскочила она на кровати.
— Ищу зайца…
— Кто ты?
Камера упала на пол.
— Карина… — Дэнни поднял камеру снова и навел на девушку.
— Зачем здесь камера? И кто такая Карина?!
— Очнись! — завопил Дэнни. — Ты с ума сошла?
— Что здесь происходит? Я ничего не помню!
И тут в комнату вбежала Жен. А Карина уставилась на ребенка и вдруг со стоном схватилась за виски. Несколько минут она сидела на кровати и задыхалась.
— Я вспомнила. Увидела Жен и вспомнила, — простонала она.
— Тебе нужно сделать операцию.
— Только после Жен!
— Тебе нужно встать на учет к хорошему нейрохирургу! Хотя бы так.
Появилось снова лицо Карины.
— У меня было два критерия отбора: он должен был быть очень хорошим нейрохирургом и он должен был проживать не территории страны, которая от моих проделок пострадала меньше других. Этот человек нашелся в Цюрихе. Его имя доктор Джереми Дауэрс. Я честно рассказала ему о своей ситуации, он в свою очередь, взял меня как пациентку на собственных условиях: после операции обо мне должен позаботиться взрослый человек. Если, конечно, я выживу. И, естественно, за Жен тоже придется кому-то присмотреть.
У меня в Лондоне живет подруга — Лиз Маер. Но так уж случилось, что она никогда не станет заботиться о ребенке человека, который разрушил ее жизнь. И я, разумеется, не о себе. Врать бессмысленно, как только родилась Жен, наши отношения начали стремительно портиться. А четырнадцатилетний парнишка на роль двукратной сиделки не годился. И тогда я поняла, что в Петербург придется вернуться и осчастливить сразу двух папочек. А именно Виктора Граданского и Александра Елисеева.
Но если бы на этом мои злоключения закончились, было бы слишком просто! Потери памяти начали учащаться. Я завела дневник и записала все, что со мной приключилось за годы с момента моего семнадцатилетия и до самого рождения Жен. Долго, муторно и в подробностях. Чтобы иметь возможность вспомнить… и чтобы у моей дочери, если я умру на операционном столе, осталась обо мне хоть какая-то память. Последние три года Дэнни заснял на камеру достаточно подробно, чтобы их можно было просто «посмотреть». Звучит ужасно, я знаю. Но я так часто вспоминаю свою маму. Она всю жизнь мне лгала и умерла незнакомкой. Я бы хотела получить от нее именно такой подарок — правду без прикрас. Чтобы знать, какой она была. Моей дочери не придется гадать, что я сделала ради нее. Она будет знать. Должна знать!
Жен прооперировали в марте этого года. Доктор Бертран Ленгард, да храни его Господи, сделал ей двенадцатую за три года операцию. Мне оставалось только убедиться в ее стабильности и взять билет до Петербурга. Казалось, ничто не предвещало беды… а потом кто-то взял Пентагон.
Меня можно обвинять во множестве взломов. Честно говоря, сначала я считала, но со временем начала понимать, что иду по второму кругу, потому что в голове всплывают все новые и новые подробности и рейсы. Все, что не записано ныне для меня иллюзорно. Я не знаю, что правда, а что забыто. Я забываю как водить машину, в каком городе нахожусь. Отключаю на ночь мобильник, чтобы не проснуться от звонка и не выдать того, что зачастую не помню даже собственного имени. И кладу на подушку рядом истрепанные тетрадки. И заставляю секретаршу прикрывать мою временную амнезию в обмен на бугатти вейрон, который Фраччани подарил мне, пытаясь извиниться за ту аварию. Слабое утешение, но чем богаты, как говорится…