Строгие правила

— Ты совсем сдурел? Что творишь? Думаешь, приятно так спать? — возмущенно произнесла я, рассматривая красноватый след на запястье.

Женя подошел ко мне и, положив руки на талию, резко притянул к себе.

— Я люблю тебя. Хотел этой ночью нормально поспать, но боялся закрыть глаза. Это была моя гарантия. — Он кивком указал на наручники, опустил глаза и тяжело вздохнул. — Не сердись, милая.

— Да ну тебя! — Я уперлась руками ему в грудь, пока он, смеясь, прижался носом к моим волосам.

— Собирайся, а я — бриться.

Я кивнула и с улыбкой обвила руками его шею.

— Люблю тебя, — прошептала в губы между поцелуями, после чего сделала шаг назад. — Не хочу опаздывать. Иди, брейся.

Когда Женя покинул спальню, я сразу же бросила взгляд на часы. Можно ли уже позвонить маме и поздравить Ваню? Не разбужу ли я их? И успею ли поговорить с ними до возвращения Жени? Словно прочитав мои мысли, сотовый «ожил», напоминая о себе рингтоном Siatria «Обними меня, мама». Я с улыбкой взяла его с прикроватной тумбы и провела по сенсору.

— Алло?

— Ма-а-ам? А ты почему не звонишь?

— Ты уже проснулся? Я боялась разбудить тебя.

— Я давно не сплю. Жду, когда ты поздлавишь меня. А что ты мне подалишь?

Я засмеялась и подошла к открытой двери лоджии. Его прямолинейность — явно в папу.

— Это сюрприз. Поздравляю тебя с днем рождения. Очень скучаю по тебе…

— Я тоже скучаю, мам! — перебил меня Ваня. — И люблю тебя!

— Я тоже люблю тебя, милый.

За спиной послышался шорох.

Я медленно повернулась к двери, в принципе уже зная причину этого звука, и увидела застывшего Женю, который, округлив глаза, смотрел на меня. Губы плотно сжаты, во взгляде непонимание и злость. Он резко шагнул ко мне и выхватил телефон. Его лицо исказилось от ярости.

— Знаешь кто ты? — Женя встал вплотную и навис надо мной. Мне казалось, что я превращаюсь в Алису из сказки Льюиса Кэрролла, которая, выпив из пузырька какую-то жидкость, стала уменьшаться. Вот так же я. Под яростным взглядом зеленых глаз, в которых полыхали языки пламени, я почувствовала себя маленькой и беспомощной девочкой.

— Але? — Услышала я приглушенный голос Вани, который доносился из трубки в Жениных руках. Видимо, и Женя услышал, потому что поднял руку и приложил телефон к уху.

— Да. — От его холодного тона я вздрогнула. — Какую маму? — через пару секунд удивленно спросил он, не отрывая от меня взгляда. — Твою маму? — Неподдельное удивление, сквозившее в голосе, все больше отражалось на его лице.

Я слышала, что Ваня, что-то говорит, но слов разобрать не могла.

— А как маму зовут?

Я стиснула зубы.

— Мама Аля? — выдохнул Женя и непонимающе взглянул на меня. Отстранил трубку от уха и пальцами провел по сенсору. На его губах мелькнула усмешка, и он почти шепотом произнес:

— Что за бред?

Я прикусила губу. Ноги задрожали…

— А где мама? — услышала я из динамика Ванечкин голос. Женя включил громкую связь. — Мне с постолонними не положено лазговаливать.

К горлу подкатил комок. В комнате стало до ужаса тесно и душно. На глаза навернулись слезы.

— Мама здесь, солнышко. — Я решила дать понять сыну, что все нормально. — Это не посторонний.

Женя продолжал смотреть на телефон, словно перед ним было последнее чудо техники.

— А как тебя зовут? — вдруг хрипло спросил он. В голосе слышалась странная интонация.

Казалось, Женя по-прежнему не понимает, что происходит.

— Иван. Иван Егенич! — гордо произнес сынишка.

Я не смогла сдержать улыбку. Мой любимый мальчик, мой мужчина!

Только улыбка моментально погасла, стоило Жене поднять на меня глаза, полные непонимания и неверия. От искренней растерянности на его лице закололо сердце.

— А сколько тебе лет? — спросил Женя, пальцами сжимая переносицу.

— Сегодня четыле исполнилось, — весело проговорил Ваня. — Ой, мам, бабуля плоснулась. Я побежал, пусть поздлавляет меня.

— Беги, милый, — прохрипела я и зубами стиснула манжеты рубашки. — Целую, Ванюш.

— Ага, пока!

Женя со свистом втянул в себя воздух и тяжело выдохнул, продолжая смотреть на телефон. Сжал его в руках, прикоснулся ко лбу. А потом поймал мой взгляд и улыбнулся. Как-то по-доброму, смущенно…

— Ничего не понимаю. Что это было, Алин?

Нервная дрожь прокатилась по всему моему телу. Внутри все сдавило от стыда и острой жалости. Любимый, прости! Он не понимает… У меня есть сын… Его сын…

Я беспомощно сцепила пальцы на руках. В глазах потемнело.

А Женя вдруг посмотрел на меня с таким отчаянием… как ребенок, которого ни за что ударили наотмашь…

Глава 28

Ложь, как трясина: крепко сжимает твое тело и медленно, неотвратимо тянет на дно. У кого есть силы бороться до конца, тем удается выползти на сушу и с облегчением перевести дух. Другие же — безмолвно глотают всю эту липкую мерзость и позволяют обстоятельствам брать над ними верх.

С ужасом глядя Жене в глаза, я поняла, что уже не смогу выбраться из этого болота. Слишком увязла. Врать нет смысла. А говорить правду…

Он не простит! Не поймет! Я бы не поняла.

— Жень…

— Алин, кто это был? — В его голосе сквозила полная растерянность.

— Это Ваня. Наш сын. — Не стала говорить, что это «мой» сын. «Наш» будет неким толчком к долгожданному разговору, палкой, за которую я ухвачусь, чтобы выбраться из трясины.

Женя изогнул брови. Открыл рот, собираясь что-то произнести, но резко остановился. Нахмурился.

Боже! Что делать? Я сейчас рухну в обморок от страха! Меня всю трясет, под кожей медленно расползается противный холодок…

— Сын? — Женя прикрыл глаза и резко вдохнул. — Что значит «наш»?

— Прости… Я люблю тебя. Больше жизни люблю. Выслушай меня!

Он бросил на меня странный взгляд и пожал плечами. Усмехнулся.

— Да я молчу. Что вообще происходит?

Я глубоко вдохнула и выпалила, глотая подступившие слезы:

— Тогда, пять лет назад, я звонила тебе из Парижа, чтобы сказать о беременности. Ровно четыре года назад у меня родился сын. Его зовут Ваня. Это наш сын: твой и мой. Он очень похож на тебя. У него твои глаза, твоя улыбка… Даже привычки твои, несмотря на то, что он никогда тебя не видел. Видно, это на генном уровне передается из поколения в поколение…

Господи, что я несу? Какой генный уровень?

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть сын?

Он что, совсем меня не слышит?

Я потерла пальцами лоб и прикусила губу. На глаза навернулись слезы. Как объяснить? Вопрос даже в другом: как объяснить, чтобы простил?

— Жень, наша с тобой ночь перед моей несостоявшейся свадьбой стала для нас…

Я сцепила пальцы, не зная как продолжить.

— Для нас?

Черт!

— Женя, у тебя есть сын! — почти выкрикнула я, теряя остатки самообладания.

Продолжая удерживать в руке телефон, он схватился за голову и замер. Спустя несколько секунд бросил на меня взгляд, от которого по коже пробежала мелкая дрожь. Если описать одним словом то, что я прочитала в его зеленых глазах, — беззащитность. Да, Женя выглядел сейчас таким уязвимым, что я готова была упасть перед ним на колени и умолять о прощении до тех пор, пока кожа не сотрется в кровь.

— У меня есть сын… — неуверенно проговорил Женя, словно пробуя каждое слово на вкус.

Я поспешно закивала. По щекам скатились слезы. Только тогда я поняла, что реву: то ли от счастья, что смогла, наконец, сказать то, что не давало мне нормально жить, то ли от горечи и страха.

— Сын… — повторил Женя и усмехнулся. Из его рук выпал телефон, но он даже не обратил внимания. Провел руками по лицу и запрокинул голову к потолку.

— Жень?

Он прикрыл глаза и опустил голову. Сделал несколько неровных вздохов и плотно сжал губы. Бросил на меня долгий, внимательный взгляд. Я сжала пальцы в кулак, чувствуя, как ногти до боли впиваются в кожу. Скажи! Скажи хоть слово! Только не молчи!

Но Женя молчал… А я все острее чувствовала, что схожу с ума.