Рассветный шквал

Тогда, со стуканцом, все было по-другому. Испуг испугу рознь. Один дает силы горы своротить голыми ладонями, а другой – лишает воли, парализует.

Тролль издал протяжный стон, перешедший в неприятное бульканье, а затем неожиданно чистым голосом – так мог бы говорить проповедник или, на худой конец, странствующий сказитель – пропел:

– Не бойся, человек!

От неожиданности я тряхнул головой и, кажется, «экнул», как баран.

– Не бойся, – повторил тролль. – Тебе ничего не угрожает.

Я вновь не нашел достойного ответа и лишь пожал плечами.

– И твоим спутницам тоже, – добавила серая махина, а лохматый сделал полшага вперед, пристально шаря взглядом по моему лицу.

– Что... что вам нужно? – жалко проблеял я.

Голос совершенно не слушался. Если тролль знает, что я не один, да еще не со спутниками, а со спутницами, сколько же они следили за нами, оставаясь незамеченными? Стало быть, хрустнувший сучок – не случайность, а знак нарочно для меня, чтобы не напугать? Это обнадеживает.

– Я хотел бы... – начал тролль, но его спутник снова шагнул вперед:

– Молчун?

Загрызи меня стрыгай, я узнал этот голос!

Как же давно это было!

Ночь. Мороз. Треск прогоревших поленьев в остатках костров. В воздухе – острый запах гари и свежепролитой крови. И пропитанный горечью хриплый голос:

– Врачуешь ли ты раны души, Молчун? Сегодня я убил родного брата.

Быть того не может!!!

Человек не способен выжить в лесу в разгар морозов, какие обрушились на холмы в предбеллентейдовские дни. Не морочат ли мне голову неким наваждением?

Черты лица замершего предо мной лесовика-лохмача казались смутно знакомыми. Вот если бы не спутанная, наполовину седая борода, скрывающая губы и подбородок... А еще пару лун нечесанные патлы легли на лоб и брови.

А вот глаза те же. Серые, упрямые и решительные, перед которыми заробел Лох Белах, со всем своим воинством. Вернее, глаз. Один. Правый. Потому что левое веко набрякло синюшной, нездоровой припухлостью и тяжело свисало вниз, давая разглядеть между сблизившимися ресницами лишь узкую полоску белка.

– Сотник?

Лесовик кивнул. К уголку здорового глаза потянулись тоненькие морщинки. Если улыбка и появилась, то все равно потонула в зарослях бороды.

– Да. Так меня звали на прииске.

– Ты... Ты живой?

О выдал! Глупее вопроса придумать трудно. Но Сотник понял мое замешательство. Протянул руку:

– Можешь потрогать.

Его рукопожатие оставалось таким же крепким, как и полгода назад.

Вот что интересно. Знал-то я человека всего ничего: осень и зиму да весеннего месяца березозола маленькую толику, потом долгое время считал его погибшим и вот радуюсь встрече, словно родного брата повстречал. Аж слезы на глаза навернулись. Да и то сказать: а обрадуюсь я так встрече с Динием, которого и в лицо успел позабыть? Что у нас с ним общего, кроме родителей?

– Здесь Гелка, – по-дурацки улыбнувшись, ляпнул я. Вряд ли он помнит девчонку, которую избавил от надругания и смерти...

Но Сотник кивнул:

– Я знаю.

Странное чувство охватило меня. Навроде того, когда хочется почесаться, а руки связаны. Рассказ о выпавших на нашу с Гелкой долю злоключениях так и рвался с языка. А облечь его в слова и связные фразы оказалось непосильной задачей. Эх, Молчун, Молчун... Как же ты собрался ученых в Вальоне поражать своими историями? Одно дело в уме, сам с собою, разговаривать, а совсем другое – вслух. Как говорят поморяне – две большие разницы.

Сотник тоже молчал. Улыбался или нет – не поймешь. Борода надежно укрывала любые эмоции. Еще один говорун, каких поискать. Каждое слово из него тяни, как ржавые гвозди из старого горбыля. А ведь, думаю, ему есть что порассказать. Как выжил? Где с троллем повстречался? Каким образом они наткнулись на нас? Ничего, будет время – все выпытаю. С пристрастием.

– Это хорошо, что вы рады встрече, – вновь пропел тролль. Видно, устал ждать, пока мы наговоримся, вернее, намолчимся всласть.

– Кто это? – спросил я Сотника, не придумав ничего лучше от растерянности.

– Так, верно, принято у людей говорить о присутствующих, будто их нет? – не замедлило отреагировать чудовище.

Как он своей пастью такие звуки выпевает? Ну чистый менестрель!

– Прости моего друга. – В голосе Сотника звучала нескрываемая ирония. – Моя вина. Я вас не познакомил.

– Прости меня, – повернулся я к серой громадине.

– Я не обижен, – отвечал он. – Я понимаю твои чувства. Вы, люди, во всех встречных существах ищете опасность и ждете подвоха. В чем-то вы правы.

– Да нет же. – Я попытался возразить, объяснить, что страха не испытываю с того самого мгновения, как узнал в бородатом лесовике друга, которого считал давно погибшим.

– Я последний из народа фир-болг, – проговорил тролль. – Можешь называть меня просто Болгом.

Фир-болг? Никогда не слышал о таком племени... И, боюсь, никто из людей не слышал. Иначе Кофон обязательно упомянул бы о них на своих лекциях. Ну хотя бы разок. Уж такой дотошный любитель старины не пройдет мимо народа одноглазых, говорящих великанов.

– Не трудись вспоминать, Молчун. – На маленьком уродливом лице моего собеседника никаких чувств не отражалось, но изменения в голосе говорили обо многом. И сейчас, готов отдать правую руку, ему было весело. – Нас истребили еще до вашего прихода на север.

Истребили? И он так легко об этом говорит?

Впрочем, время лечит. А если учесть, что первые орды моих диких, вооруженных дубинами и каменными топорами предков перевалили через Крышу Мира больше восьмисот лет тому назад, за такой срок скорбь о погибших сородичах может надоесть.

Погоди-ка! Больше восьмисот лет? Значит, они бессмертны, как и сиды?

– Конечно, я бессмертный.

Я вздрогнул от неожиданности. Точное попадание слов Болга в канву моих размышлений заставило вспомнить об Этлене, его пугающей проницательности, и насторожиться. Читать мысли не так уж сложно. Все дело в мастерстве владения Силой и навыках, нарабатываемых тренировками. Сложно замаскировать твое вмешательство в чужой разум так, чтобы другой человек ничего не почувствовал. Это дается самым умелым.

– Он не читает мысли, Молчун, – усмехнулся Сотник (нет, эти двое словно сговорились подтрунивать надо мной). – Даже я догадался, о чем ты задумался.

– Я не читаю мысли, – подтвердил Болг. – Мне это не нужно.

– А мог бы? – Что я все топчусь на месте? Смелее надо, решительнее.

– Не знаю, – ответил он не задумываясь. – Когда-то, давно, скоро тысячу весен тому, мы могли обмениваться мыслями. Как бы это понятно сказать? Говорить на расстоянии. Но только по обоюдному согласию собеседников.

Ясно. Что бы еще такого спросить? Кто их уничтожил? Да чего уж там спрашивать? Я, кажется, обо всем догадался и так. Если людей еще не было...

– Я охотно отвечу на любой твой вопрос, человек Молчун. Объясню, что к чему. Но, боюсь, многие из ответов будут неприятны для ушей феанни Мак Кехты. Поэтому спрашивай здесь.

Тролль уселся, где стоял. Просто подогнул короткие ножки и плюхнулся на траву. Сотник с невозмутимым видом последовал его примеру, наверное, привык к чудачествам спутника.

Делать нечего, я тоже присел. Присел и задумался. С чего же начинать расспросы?

– Не трудись. – Болг опять от души веселился. – Я понимаю, как трудно подобрать правильный вопрос. Меткий и всеобъемлющий. Верно?

Я кивнул. Эка, он рассуждает. Словно две академии закончил.

– Тогда просто послушай. Когда мы встретились с Гланом, он задал мне достаточное число вопросов. Думаю, вас интересует одно и то же.

Кого-кого он встретил? Глана? Это он Сотника так назвал?

– Болг подобрал меня обмороженного, потерявшего много крови... Почти мертвеца, – встрял в разговор Сотник или, как там, Глан? Ну да, все сходится. Имя вполне пригорянское. Один брат – Эван, другой – Глан. – Выхаживал до лета в своей пещере.

– Как видишь, не все в искусстве целительства мне удалось. Не мудрено, ведь я не лекарь. Когда-то, давным-давно, я изучал движение небесных светил.