Полуденная буря

Никакого ответа.

Что ж за харчевня такая? Разве годится проезжих гостей встречать, словно не замечая? Прогореть они не боятся, что ли? А очень даже запросто прогорят. Пойдут по миру с сумой. Ведь каждый, выказавший желание остановиться под твоим кровом, пообедать, переночевать, в баньке помыться, для любого харчевенника лучший друг. Ну, по меньшей мере, раньше так было...

Я уже собирался окликнуть Сотника и предложить ему направиться к другой харчевне, где, быть может, с большим уважением к нам отнесутся, как вдруг двери отворились.

На крыльце появилась белолицая молодка в привычном арданском наряде. Льняная отбеленная рубаха заправлена в клетчатую юбку. Красные с коричневым нитки. Волосы у молодицы покрывал белый платок, узлом закрученный на затылке. Через плечо свешивалось длинное полотенце, по краю вышитое зелеными оленьими рожками – на удачу, по арданским поверьям.

– Чего надо-то? – без особой приязни осведомилась хозяйка, уставилась на нас, приподняв бровь.

А брови, надо сказать, у нее, словно кибить лука, – высокие, выгнутые. Другая бы углем подкрашивала, а ей без надобности. Да и прочие черты лица арданку не подвели. Писаная красавица. Не девчонка, но и не старуха. Моих лет. Ну, может, туда-сюда пару годков. И фигура – ни прибавить, ни убавить.

– Что буркала выкатил, борода? – приметила мой взгляд молодка. – Говори, с чем пожаловал?

Я открыл было рот. Но вместо слов вырвалось какое-то блеяние. Так со мной часто случается, когда вижу красивых и уверенных в себе людей. Что поделаешь. Ведь я – Молчун, а не болтун.

– Гостей принимаешь, хозяйка? – негромко, но уверенно проговорил Сотник. Вот его трудно чем-либо смутить. Всегда спокоен и хладнокровен.

– Гостей?!

– А что, это не харчевня разве?

– Харчевня, харчевня, – засуетилась хозяйка, перебросила полотенце с одного плеча на другое. – Конечно, завсегда гостям рады... Эй, старые! Гостей принимайте! – крикнула она через плечо в распахнутый дверной зев.

Внутри харчевни послышался шорох, потом грохот опрокинутой лавки.

– Уж не обессудьте, господа хорошие, – поклонилась молодка. – Отвыкла. Как есть отвыкла. Сейчас и коней обиходим, и вас покормим.

Из дверей харчевни вышмыгнул сутулый старик и, бочком пробираясь за спиной хозяйки, сошел с крыльца.

– Заводи телегу во двор. – Глан обернулся и махнул рукой Диреку.

Вслед за дедом появился паренек лет шестнадцати. На вид придурковатый (мне даже полоска слюны в уголке рта померещилась), но, судя по всему, старательный. Иначе кто б держал на голову хворого в харчевне? Он принял повод из моих рук. Старик занялся гнедым Сотника.

– Сейчас-сейчас, гости дорогие... – бормотал старик. – Бышок! Отворяй конюшню, веди коней в стойло! – это уже относилось к молодому слуге.

Гелка с Мак Кехтой тоже спешились, отдали поводья вернувшемуся пареньку. Работал он быстро. Значит, первое мое впечатление оказалось верным.

Дирек и Гурт поставили телегу справа, у самого плетня. Принялись распрягать лошадей.

Ойхон спрыгнул на землю. Пошатнулся и едва не упал. Должно быть, голова закружилась. Но придержался рукой за испачканный глиноземом колесный обод.

Мы зашли в дом.

Обеденную залу некогда строили с размахом, в расчете на два-три десятка посетителей. Четыре крепких стола с длинными лавками. Очаг на полстены. Слева от него стойка, на которой в ряд выстроились кружки, кувшины, миски. Под потолком висело на цепях тележное колесо. На его краю виднелись глиняные плошки. Нужен свет? Лезь на табурет и зажигай. В глубине зала широкая лестница с резными перилами вела на второй этаж. Надо полагать, в комнаты для гостей.

Только на всем этом великолепии лежала печать запустения. Как в заброшенном саду. Там побег не подрезан, там ветка обломилась, где-то кора гнилью пошла.

Хозяйка с помощью остроносой вертлявой старухи разжигала очаг – ему бы полку сверху, и такой камин вышел бы, что любой барон обзавидуется. Увидела нас, встрепенулась:

– Добро пожаловать, господа хорошие. Чем потчевать прикажете?

– Может, сперва с ночлегом определимся? – несмело проговорил я.

– Как скажете, господа хорошие! Там у нас четыре комнаты. Две побольше, две поменьше.

– Нам бы две. – Ойхон подошел к столу и оперся рукой. Видно, голова еще кружилась после прыжка с телеги. – Женщинам – ту, что поменьше, а мы уж как-нибудь в одной большой все уместимся.

– А слуги – на конюшне?

– Какие слуги? У нас слуг нет.

Молодка стрельнула глазами в сторону Гурта с Диреком, как раз заходивших в харчевню, но не сказала ничего.

– Все вместе, – веско проговорил Сотник. Словно точку в конце письма поставил.

– Ой, как скажете, господа хорошие. Кирилла покажет...

Старуха поднялась с колен – она как раз раздувала огонь – и с готовностью закивала.

Я откашлялся:

– А во что постой нам обойдется, хозяйка?

Не такие уж мы богачи. Оплату заранее обговорить никогда лишним не бывает. Чтоб потом стыда не натерпеться.

Молодка замялась с ответом. Я никак не мог понять, почему у них нет гостей, почему работников маловато для довольно большого постоялого двора, почему ведут себя так, словно отвыкли людей в доме видеть. На лице хозяйки желание не продешевить явственно боролось со страхом потерять долгожданный заработок.

Выручил всех опять Ойхон:

– Один серебряный империал в день, думаю, не покажется слишком скудной оплатой? – Он отцепил от пояса довольно увесистый кошель.

Правильно, на розыски самоцветов Экхард наверняка не поскупился, а мастер – человек бережливый, на инструмент потратить может, а на себя – трижды подумает. Вот и остался неистраченный запас серебра. Империалы не только на нашей с ним родине в ходу. По всему Северу. Самая надежная монета.

Но не мог же я позволить ему оплачивать свои расходы и расходы моих спутников? Я решительно полез за пазуху, к мешочку с самоцветами.

– Погоди, мастер Ойхон. Давай пополам.

– Ни в коем случае...

Но я потянул завязку, высыпал несколько блестящих камешков на стол:

– Серебра нет. Уж прости, хозяйка. Но чем могу...

– Ты с ума сошел, мастер Молчун? – возмутился рудознатец. – Тут же хватит две такие харчевни купить! Прячь сейчас же!

– Не буду. – Я уперся строптивым бычком-двухлеткой. Иногда накатывает и на самого покорного да безвольного. – Давай пополам.

Мак Кехта под низко надвинутым капюшоном зашипела сквозь зубы. Я расслышал только: «Амэд’эх салэх. Глупые люди». Ладно-ладно, бурчи-бурчи, высокородная феанни. До сих пор не разу не отказалась, когда кормил тебя. Понятное дело, мы же глупые люди.

– Я понимаю в камнях, мастер Молчун, – увещевал меня Ойхон. – Один только этот шерл, – щелчком ногтя он откинул из кучки маленький камешек, – не меньше пяти монет стоит.

– Это в Соль-Эльрине. Здесь самоцветам другая цена.

Хозяйка харчевни, вместе с бабкой Кириллой, смотрела на нас разинув рот. Видно, сказочными богачами мы ей представлялись! Если бы сам Экхард в Пузырь заявился, такого впечатления не произвел бы.

Сотник деликатно кашлянул. Не светились бы вы, мол, с камнями да с серебром, так и лихих людей накликать недолго.

– Ладно, мастер Молчун, – нехотя согласился рудознатец, – вот этот гелиодор продай мне. Десять монет даю. И расплачивайся, как сам хочешь.

Пришлось согласиться. Не упражняться же в щедрости и благородстве до утра, оставаясь голодными?

Деньги и сверкающий желтыми гранями камешек поменяли хозяев под жадными взглядами арданов. Не только хозяйки со старухой, но и Жучка с Гуртом тоже. Они и не догадывались, какой я богач. Вот и хорошо, что раньше времени самоцветов не показал. А то схлопотал бы топором по черепу еще на порубке.

– Так как, хозяйка, – повторил Ойхон, – одна монета в день сгодится? За всех, само собой.

– Годится-годится, – торопливо закивала молодка. – Что ж все-таки на стол подавать?

– А что предложить можешь, красавица? – Дирек уже обвыкся и теперь, заложив большие пальцы за пояс, принялся исполнять роль заботливого слуги богатого господина.