Полуденная буря

– Так пришили ж Мак Кехту?

– То-то и оно. И мы все думали – сидов прогнали, работай да радуйся. Ан нет. Петельщики заявились.

– У-у, сволочи те еще. Мне Хвост сказывал.

– Вот видишь. Всего ничего свободными пожили. А теперь Витгольд с Экхардом зайдутся спорить, кому из нас кровь сосать. Они-то зайдутся, глядишь, и дракой сойдутся, а бока мятые у нас будут.

– Это точно. – Ардан уже и не спорил.

– Вот и бежим куда глаза глядят. Лучше раньше удрать, чем потом в землю-матушку навсегда залечь.

– Бежать вольно, коли есть куда...

– Точно. Потому парни раньше и не разбежались. Не за сказочные богатства ведь работаем, а за то, чтоб кусок хлеба, а к нему бы и солонины ломоть не худо, был не только на сегодня, но и на завтра. А уйди вот так ни с того ни с сего? Куда податься? В трапперы? Можно, ежели умение есть. А кто городской, след белки от следа куницы не отличит, а барсука от волка? В город возвращаться? Так в тридцать годков идти в подмастерья как-то не того... Согласен?

– Согласен.

– И в войско не всякого тоже возьмут.

– Оно понятно.

– Вот и выходит – мы вроде вольные, а на самом деле крепостные. Жизнь так кабалит, не всякому барону под силу.

– А ты, значит, вырвался? – Меткий хитро прищурился. – В трапперы решил податься али в город? А может, в войско?

– Могу и в трапперы. Приходилось и плашки ставить, и силки настораживать. А могу и в город. Читать-писать разумею. Счет знаю.

– Вона ка-а-ак... – протянул ардан. Про Сотника, пригорянина, и спрашивать не стал. Ясное дело, в любом войске нарасхват такие бойцы. – Ладно. Поговорили.

Он еще раз внимательно оглядел моих спутников.

Мак Кехта, не поднимая головы, забилась в самый дальний угол, почти в темноту. Правильно делает. Нет нужды местным жителям ее лицо видеть.

И все-таки Меткий прежде всего обратил внимание на феанни.

– Сидит, накрылась, глаз не видно, – пробурчал он. – Вроде дурное замыслила.

– Да не бери в голову, Меткий! Переживает баба. С горя малость умом тронулась. Чего тебе от нее надо?

– Ладно, пущай сидит, – согласился ардан. – По нашей жизни умом тронуться легче легкого. Кто мужика-то ейного пришиб? Остроухие или наши?

– Люди. – Если вспомнить покойных ярла Мак Кехту или Лох Белаха, так я не соврал нисколечко. – Время, видишь, неспокойное.

– Это так. Про Мак Кехту слыхал?

Ну вот, сейчас начнется. Только б у сиды хватило выдержки не вмешаться.

– Слыхал.

– У-у-у, зверюга. Народу положила, страсть.

– Да уж.

– Палила целыми хуторами, кишки на деревьях развешивала. До крови охочая, говорят. Прям пила бы ее. Слава Пастырю Оленей, шлепнули стерву.

– Да ну?

– Дык у вас же на прииске дело было! Нешто не знаешь? – В глазах Меткого мелькнуло подозрение.

– Трупа ее никто не видел... – И это тоже правда, лопни мои глаза. А если Хвост что и рассказывал, должен был упомянуть, что сида ушла в стуканцовы ходы.

– Да-а, жалко. Ее-то за все злодеяния помучить бы как следует. Мне б волю дали – жилы тянул бы да железом каленым...

Что ж он смакует-то? Нашел о чем поговорить. И ведь не возразишь особо – в сей момент в пособничестве остроухим обвинят. Как тогда договариваться с траппером? А без их харчей да коней нам, похоже, не обойтись.

– Что толку переливать из пустого в порожнее? – Я постарался придать голосу побольше убедительности. – Не нашего ума дело. Мы люди маленькие, свои шкуры сберечь – и ладно.

– Ты в ее шкуре был, дядька Меткий? – неожиданно вмешалась Гелка.

Вот еще напасть на мою голову! Сейчас ляпнет лишнее по простоте душевной.

– Нет, не был! – Рыжие брови ардана полезли на низенький лоб.

– Так и не суди! Всех родных-близких в одночасье потерять – тут любой с ума стронется, лютовать начнет.

– Хех, – выдохнул, как от кружки чистого ржаного вина, траппер. – У тебя что, Молчун, все бабье племя с прибабахом? Одна сидит, молчит – дундук дундуком. Другая на честных людей кидается, ровно волчонок. Ишь, чего удумала, чтоб я да в шкуру остроухой заразы! Ты, девка, поди да тем, чьих родных ведьма проклятая порезала-пожгла, расскажи про то, кого она там и где потеряла!

Видит Сущий, надоело мне всех успокаивать, споры утихомиривать, словно жрец какой-то!

– Не обращай внимания, Меткий. Девка больно жалостливая. Она всех жалеет. И людей, и нелюдей. И тех, кого режут, и тех, кто режет. Давай лучше о деле.

– Хе, о деле? А ежели я теперь обижусь?

Еще и выпендриваться будет! Да глаза уже от жадности кровью налились.

Я вытащил из-за пазухи заветный мешочек. Подкинул на ладони. Да, легковат он у меня. А кто ж думал, что траты так рано начнутся. Еще до обжитых земель не добрались, а уже развязывать приходится. А ведь каждый камешек по2том и мозолями заработан. За каждый чего-то недоедал, недопивал...

Тьфу ты! Как такие мысли возникают? Стыдобище! Ни одного самоцвета покамест не потратил, а уже пожалел!

Я дернул за веревочку, вытряхнул содержимое мешочка на ладонь.

Траппер застыл с открытым ртом. Пожалуй, Хвост ему тоже камешки показывал. Может, и сменял пару на что-то полезное. А у самоцветов сила есть. Сила не хуже чародейской. Привязывает людей. Мы-то народ привычный. Ковыряемся в земле, драгоценности десятками через пальцы бегут. Относишься к ним как к обычным камням. Порой забываешь об их истинной стоимости в миру. А люди совсем по-другому их блеск видят. Вот так блеснет порой в глаза, и все – навеки приковало. Человек готов на преступление пойти, жизнь у ближнего отнять, лишь бы завладеть вожделенным сокровищем. Даже не для обогащения, а просто для удовольствия обладать сверкающей красотой. Вот и Меткий...

– Ну, Меткий, вижу, разговор у нас будет.

Ардан сглотнул сухим горлом:

– Чего ж не поговорить!

– Тогда начнем с коней. Ты говорил, хромые они у тебя?

Он надул губы:.

– Говорил, были хромые. А щас гладкие, аж лоснятся. Отъелись, отдохнули.

– Так я погляжу? – приподнялся Сотник.

– Ты наглядишь там... Вместе сходим.

– Как скажешь. Ты хозяин.

Они вышли.

– Та бьех го, феанни. Спасибо, госпожа. – Я обернулся к Мак Кехте, стараясь поймать ее взгляд во тьме капюшона. – Та аглэ орм, шив’ ни риэн. Я думал, ты не выдержишь.

Она промолчала. Дернула плечом, отвернулась. Обиделась, должно быть.

За что? Кто виноват, что дурная слава вперед имени бежит? Проливая кровь без меры, убивая направо и налево, к такому нужно быть готовым. Да и Сущий с ней. Пусть молчит. Может, уже умнеет?

Гелка сидела, уткнувшись носом в шитье. Она всегда так. Скажет что-нибудь, а потом мучается – не то ляпнула.

– Не переживай, белочка. Он не может ее судить. Ты можешь, но не будешь, я знаю. В этом и заключена подлинная справедливость.

Она кивнула. Будем думать, согласилась.

Теперь прикинем, сколько придется отдать ардану. Хотелось бы поменьше. А вот как выйдет? Они тут цены самоцветам не знают. Могут такую заломить – мало не покажется.

Вернулись Сотник с Метким.

Траппер бережно притворил за собой дверь. По его сияющей под маской напускного равнодушия физиономии я понял – кони не порченые.

– Добрые кони, – подтвердил Сотник. – Совсем не годящий – один. А нам четверо нужно.

– А я что говорил? – вмешался Меткий.

– Где ж добыл таких? – Мой спутник глянул пристально, как мировой судья. – Не в лесу же поймал?

– Да нет, – замялся траппер. – Проезжали тут одни – за харчи оставили.

– Военный народ?

– Ты откудова распознал?

– Я строевого коня сразу отличаю. Не купеческие лошадки. Прав я?

– Прав. Прав, глазастый!

– Так кто оставил-то? – Меня азарт начал разбирать: что ж он прямо не скажет, откуда лошади!

– Тебе не все едино?

– Как же нам все равно быть может? – развел руками Сотник. – Ты нам коней передаешь навроде кота в мешке. Мы не сегодня-завтра их старых хозяев повстречаем. Как докажем, что не конокрады?

– А это ваша уж беда – доказывать.