Русские исторические женщины

Царь, узнав это, приказал подробнее расспросить Якоби о «девке», и поручил это дело Богдану Вольскому и брату своей последней супруги, царицы Марии Федоровны, Афанасию Нагому.

Расспросы были настолько благоприятны, что в августе 1582 года дворянин Федор Писемский отправлен был в Англию сватом.

– «Ты бы, – должен был говорить посол английской королеве, по указу: – сестра наша любительная, Елизавета королевна, ту свою племянницу нашему послу Федору показать велела и персону б ее к нам прислала и на доске и на бумаге для того; будет она пригодится к нашему государскому чину, то мы с тобою, королевною, то дело станем делать, как будет пригоже».

Писемский должен был взять портрет и «меру роста» невесты, рассмотреть хорошенько: дородна ли королевна, бела или смугла, узнать, каких она лет, как приходится самой королеве в родстве, кто ее отец, есть ли у нее братья и сестры.

Если скажут, что царь де Иван Васильевич женат, то послу отвечать:

«Государь наш по многим государствам посылал, чтоб по себе приискать невесту, да не случилось, и государь взял за себя в своем государстве боярскую дочь не по себе; и если королевнина племянница дородна и такого великого дела достойна, то государь наш, свою оставя, сговорит за королевнину племянницу».

Писемский должен был объявить в Англии, что невеста обязывается принять греческий закон, равно как и ее свита, которая будет жить во дворе, а те, которые с нею придут и будут жить вне двора, могут оставаться в своей религии; «только некрещеным-де жить у государя и государыни на дворе ни в каких чинах не пригоже».

Писемский явился в Англию. После переговоров с министрами королевы о торговом трактате, московский посол заговорил о сватовстве; ответ королевы был таков:

– Любя брата своего, вашего государя, – говорила Елизавета, – я рада быть с ним в свойстве; но я слышала, что государь ваш любит красивых девиц, а моя племянница некрасива и государь ваш навряд ее полюбить. Я государю вашему челом бью, что, любя меня, хочет быть со мною в свойстве, но мне стыдно списать портрет с племянницы и послать его к царю, потому что она некрасива, да и больна, лежала в оспе, лицо у нее теперь красное, ямоватое; такой, как она теперь есть, нельзя с неё списывать портрета, хотя давай мне богатства всего света.

Посол согласился ждать, пока королевна Мария поправится от оспы.

В Англии между тем узнали, что от супруги московского царя родился второй сын, царевич Димитрий, и английские министры заметили об этом московскому послу. Писемский послал сказать министрам, чтоб королевна таким ссорным речам не верила: лихие люди ссорят, не хотят-де видеть доброго дела между ею и государем».

Только в мае 1583 года послу показали невесту в саду, чтоб он хорошенько мог рассмотреть ее.

Рассмотрев невесту, Писемский доносил в Москву: королевнина племянница «ростом высока, тонка, лицом бела, глаза у нее серые, волосы русые, нос прямой, пальцы на руках тонкие и долгие».

После смотрин Елизавета спросила Писемского.

– Думаю, что государь ваш племянницы моей не полюбить: да и тебе, я думаю, она не понравилась?

– Мне показалось, что племянница твоя красива: а ведь дело эта становится судом Божьим, – отвечал Писемсшй.

Когда, после этого, Писемский возвратился в Россию, то с ним англичане отправили посла своего Боуса. Он должен был вымогать у России позволение, чтоб английские купцы получили исключительное право беспошлинно торговать с Россией. Он же должен был искусно отклонить брак Грозного на искомой им невесте, потому что Марья Гастингс напугана была известиями о характере жениха.

После переговоров с Боусом о торговле, началась речь и о сватовстве.

Царь спросил посла: согласна ли королева на его предложение.

– Племянница королевнина, княжна Мария, – отвечал Боус: – по грехам, больна: болезнь в ней великая, да думаю, что и от своей веры она не откажется: вера ведь одна христианская.

– Вижу, что ты приехал не дело делать, а отказывать, – сказал царь: – мы больше с тобою об этом деле и говорить не станем – дело это началось от задора лекаря Роберта.

Боус испугался.

– Эта племянница всех племянниц королеве дальше в родстве, – заговорил он: – да и некрасива; а есть у королевы девиц с десять ближе нее в родстве.

– Кто же это такие? – спросил Грозный.

– Мне об этом наказа нет, а без наказа я не могу объявить их имена, – отвечал Боус.

– Что же тебе наказано? – снова спросил царь. – Заключить договор, как хочет Елизавета королевна, нам нельзя.

Посла отпустили. Через доктора Якоби он снова просил позволения говорить с царем наедине. Ему позволили.

На следующий день царь спросил у Боуса, что же он намерен сказать?

– За мною приказа никакого нет, – отвечал Боус: – о чем ты, государь, спросишь, то королева велела мне слушать, да те речи ей сказать.

– Ты наши государств обычаи мало знаешь, – сказал Грозный: – так говорить посол может только с боярами, бояре с послами и спорят, кому наперед говорить: нам с тобою не спорить, кому наперед говорить. Вот если бы ваша государыня к нам приехала, то она могла бы так говорить. Ты много говоришь, а к делу ничего не приговоришь. Говоришь одно, что тебе не наказано; а нам вчера объявил лекарь Роберт, что ты хотел с нами говорить наедине: так говори, что ты хотел сказать?

– Я лекарю этого не говорил, – запирался Боус: – а у которых государей я бывал в послах прежде, у французского и у других государей, и я с ним говорил о всяких делах наедине.

– Что с тобою сестра наша наказала про сватовство, то и говори, – заметил царь: – а нам не образец французское государство, у нас не водится, чтоб нам самим с послами говорить.

– Я слышал, что государыня наша Елизавета королева мимо всех государей хочет любовь держать к тебе, а я хочу тебе служить и службу свою являть, – говорил растерявшийся Боус.

– Ты скажи именно, кто племянницы у королевы, девицы, и я отправлю своего посла их посмотреть и портреты снять, – настаивал Грозный.

– Я тебе в этом службу свою покажу, и портреты сам посмотрю, чтоб прямо их написали, – говорил Боус.

Иван Васильевич отослал его говорить с боярами.

Те тоже спросили – кто такие девицы королевны, о которых он говорил.

– Я про девиц перед государем не говорил ничего, – увертывался Боус. Его уличили в запирательстве.

– Я говорил о девицах, – признался несчастный посол: – только со мною об этом приказу нет. Государю я служить рад, только еще время моей службы не пришло.

На том пока и кончили – без всякой пользы для сватовства.

Наконец, еще раз Иван Васильевич позвал к себе английского посла, и решительно спросил – какой же дан ему наказ?

– Ничего не наказано, – отвечал Боус.

– Неученый ты человек! – с сердцем сказал Грозный: – как к нам пришел, то посольского дела ничего не делал… Говорил ты о сватовстве, одну девицу не хулил, о другой ничего не сказал. Но безымянно кто сватается?

Боус не нашелся что отвечать, и стал жаловаться на дьяка Щелкалова, что корм ему дает дурной – вместо кур и баранов дает ветчину, а он к такой пище не привык.

Щелкалова удалили от сношений с Боусом. Кормовщиков посадили в тюрьму. Дело не двигалось.

Но Иван Васильевич послал Богдана Бельского объясниться с Боусом, смягчить выражение – «неученый человек». Посол отвечал, что он говорил только то, что ему приказано.

Так и кончилось это неудачное сватовство; да оно было бы уж и бесполезно.

Через нисколько месяцев после этого сватовства царь Иван Васильевич Грозный скончался (17 марта 1584 года). Он умер от страшной болезни: живое тело его гнило внутри и пухло снаружи; в момент неожиданно постигшей его смерти, царь, говорят, играл в шашки – и рассердился.

Царица Марья Феодоровна осталась вдовою с маленьким сыном царевичем Димитрием, а на престоле московском посажен был всенародною волею больной и телом и умом старший брат Димитрия, сын первой супруги Ивана Васильевича Анастасии Романовны, Феодор Иванович.