Страница 31 из 41
В то время, по смерти польского короля Станислава-Августа, в польской земле оставалась невестою сестра его, королевна Екатерина, и царь Иван Васильевич, отчасти по политическим расчетам, решился жениться на польской королевне.
Он спросил у митрополита – позволителен ли будет этот брак, так как тетка Грозного, Елена Ивановна, была замужем за дядей искомой царем невесты Екатерины, за великим князем литовским и королем польским Александром, – и митрополит нашел этот брак позволительным.
Тотчас же обсуждено было, как жить в Москве будущей невесте царя до перехода в православие: решено было, что на сговоре боярам с польскими панами о крещении не поминать, а начнут говорить паны, чтоб оставаться невесте в римском законе, то отговаривать их от этого, указывая на княгиню Софью Витовтовну и на сестру Ольгерда, бывшую за князем Владимиром Андреевичем серпуховским, который крещены были в православие; а не согласятся паны, то и дела не делать.
В Польшу отправлен был послом и сватом Федор Сукин.
«Едучи тебе дорогою до Вильны, – наказано было Сукину, – разузнавать накрепко про сестер королевских, сколько им лет, каковы ростом, как тельны, какова которая обычаем, и которая лучше? Которая из них будет лучше, о той тебе именно и говорить королю. Если больше 25-ти лет, то о ней не говорить, а говорить о меньшой; разведывать накрепко, чтоб была не больна и не очень суха; будет которая больна или очень суха или с каким-либо другим дурным обычаем, то об ней не говорить – говорить о той, которая будет здорова и не суха и без порока. Хотя бы старшей было и более 25-ти лет, но если она будет лучше меньшей, то говорить о ней. Если нельзя будет доведаться, которая лучше, то говорить о королевнах безымянно, и если согласятся выдать их за царя и великого князя, то тебе непременно их видеть, лица их написать и привезти к государю. Если же не захотят показать тебе королевен, то просить парсон (портретов) их написанных».
Посол допытался, что младшая Екатерина лучше других, и начал сватовство. Паны отвечали, что, по разным политическим соображениям, дело это не может сделаться без императора австрийского и других королевских приятелей, что нужно с ними об этом сослаться.
– Мы видим из ваших слов нежелание вашего государя приступать к делу, если он такое великое дело откладывает вдаль, – сказал Сукин.
Вскоре, однако, король Сигизмунд объявил Сукину и другим послам, что он согласен на предложение царя Ивана Васильевича. Тогда послы просили позволения ударить челом будущей невесте своего государя.
– И между молодыми (незнатными) людьми не водится, – отвечали на это паны, – чтобы не решивши дела, сестер или дочерей давать смотреть.
– Не видавши нам государыни королевны Катерины и челом ей не ударивши, что, приехав, государю своему сказать? – возражали послы. – Кажется нам, что у государя вашего нет желания выдать сестру за нашего государя!
– Есть желание, – отвечала паны: – но польские люди не позволят ее видеть, а можно видеть ее тайно, когда пойдет в костел.
Московские послы поспорили, но потом согласились.
Дело, это, впрочем, тогда ничем не кончилось, потому что поляки хотели воспользоваться этим браком для своих политических целей.
Екатерина скоро вышла замуж за Иоанна («Ягана» по-русски), герцога Финляндского, сына Густава-Вазы и брата шведского короля Эриха («Ерика»). Во время последовавшей затем войны между Иоанном и Эрихом, Иоанн был взять в плен и заключен в темницу.
Тогда полупомешанный Эрих начал предлагать царю Ивану Васильевичу выдать за него жену Иоанна, Екатерину – от живого мужа.
Явились московские послы сватать ее. Но пока послы собирались, муж Екатерины оказался уже на свободе, потому что сумасшедший Эрих его выпустил из заключения, и теперь ему самому казалось, что он в заточении. Послы ждали целый год, боясь не выполнить приказа царя. Им говорили шведские вельможи, что выдать замуж свою королеву Екатерину от живого мужа они не могут, что дело это богопротивно и бесславно. Послы отвечали:
– Государь наш берет у вашего государя сестру польского короля Катерину для своей царской чести, желает повышения над своим недругом и над недругом вашего государя, польским королем.
Послы ждут. Их под разными предлогами хотят удалить – они не едут, говорят: «везите силой, а сами не смейте. Раз приходить к ним посланец от Эриха – «детинка молод, королевский жилец»: сумасшедший король просит, чтоб московские послы взяли его с собой в Москву, укрыли бы от вельмож, его врагов.
После Эрих говорил послам:
– Я велел то дело (сватовство) посулить в случае, если Ягана (Иоанна) в живых не будет. Я с братьями, и с польским королем, и с другими пограничными государями со всеми в недружбе за это дело. А другим всем чем я рад государю вашему дружить и служить: надежда у меня вся на Бога да на вашего государя. А тому как статься, что у живого мужа жену взять?
Скоро несчастного Эриха ссадили с престола. Королем стал Иоанн. Во время смуты в Стокгольме русских послов ограбили.
После этого в Москву явились шведские послы. Им сказали:
– Если Яган король и теперь польскаго короля сестру, Катерину королевну, к царскому величеству пришлет, то государь и с Яганом королем заключит мир по тому приговору, как сделалось с Ериком королем: с вами о королевне Катерине приказ есть ли?
Шведские послы сказали, что нет. Им отвечали, что их сошлют в Муром – и сослали.
Раздражение дошло до крайних пределов как со стороны Москвы, так и со стороны Швеции.
Вот что Грозный писал по этому случаю шведскому королю:
«Скипетродержателя российского царства грозное повеление с великосильною заповедью!
Послы твои уродственным обычаем нашей степени величество раздражили; хотел я за твое недоуметельства гнев свой на твою землю простреть; но гнев отложили на время, и мы послали к тебе повеление, как тебе степени нашей величество умолить. Мы думали, что ты и шведская земля в своих глупостях сознались уже; и ты точно обезумел, до сих пор от тебя никакого ответа нет, да еще выборгский твой приказчик (!) пишет, будто степени нашей величество сами просили мира у ваших послов! Увидишь нашего порога степени величество прошение этою зимою: не такое оно будет, как той зимы! Или думаешь, что по-прежнему воровать шведской земле, как отец твой через перемирье Орешек воевал? Что б тогда досталось шведской земле? А как брат твой обманом хотел отдать нам жену твою Катерину, а его самого с королевства сослали! Осенью сказали, что ты умер, а весною сказали, что тебя сбили с государства! Сказывают, что сидишь ты в Стекольне (Стокгольме) в осаде, а брат твой Ерик к тебе приступает. И то уж ваше воровство все наружу, опрометываетесь точно гады разными видами», и так далее: все в тех же сильных выражениях.
Шведский король отвечал на это письмо бранью. Грозный шлет ему реплику:
«Что в твоей грамоте написано лаянье, на то ответ после. А теперь своим государским высокодостойнейшей чести величества обычаем подлинный ответ со смирением (!) даем: во-первых, ты пишешь свое имя впереди нашего – это непригоже, потому что нам цесарь римский брат и другие великие государи, а тебе им братом назваться невозможно, потому что шведская земля тех государств чести ниже. Ты говоришь, что шведская земля отчина отца твоего: так дай нам знать, чей сын отец твой Густав и как деда твоего звали и на королевстве был ли, и с которыми государями ему братство и дружба была, укажи нам это именно и грамоты пришли. То правда истинная, что ты мужичьего рода. Мы просили жены твоей Екатерины затем, что хотели отдать ее брату ее, польскому королю, а у него взять лифляндскую землю без крови; нам сказали, что ты умер, а детей после тебя не осталось: если б мы этой вашей лжи не поверили, то жены твоей и не просили. Мы тебя об этом подлинно известили; а много говорить об этом не нужно; жена твоя у тебя, никто ее не хватает. И так ты для одного слова жены своей крови много пролил напрасно, и вперед об этой безлепице говорить много не нужно, а станешь говорить, то мы тебя не будем слушать. А что ты нам писал о брате своем, Ерике, что мы для него с тобою воюем – так это смешно: брат твой Ерик нам не нужен; ведь мы к тебе ни с кем не приказывали и за него не заговаривали: ты безделье говоришь и пишешь, никто тебя не трогает с женою и с братом, ведайся себе с ними как хочешь. Спеси с нашей стороны никакой нет – писали мы по своему самодержавству, как пригоже… Если б у вас совершенное королевство было, то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля в товарищах не были бы; послы не от одного отца твоего, не от всего королевства шведского, а отец твой в головах точно староста в волости… В прежних хрониках и летописцах писано, что с великим государем самодержцем Георгием-Ярославом на многих битвах бывали варяги, а варяги – немцы, и если его слушали, то его подданные были. А что просишь нашего титула и печати, хочешь нашего покорения – так это безумие: хотя бы ты назвался и всей вселенной государем, но кто ж тебя послушает!»