Страница 89 из 118
— Он не способен на это.
— Но он говорит о каком-то своем перенапряжении.
— Я не достаточно знаком с устройством роботов.
— Мы пойдем здесь?
— Да. Прямо к домику моей матери Моэлы.
— Как жаль, что ты не можешь предупредить ее, что мы идем к ней.
— Может быть, мы встретим ее. Мама сразу догадается, что ты голодна. Она часто выходит к памятнику, стоящему у дорожки.
— Памятнику? Кому?
— Моему отцу.
— Ты никогда не рассказывал о нем. Когда вы потеряли его? Почему памятник ему стоит здесь?
Втроем они не спеша поднимались в гору по былой тропинке, теперь заросшей мягкой травой с мелькающими в ней маленькими цветочками, которые Оля, нагибаясь, срывала, собирая букетик.
Робот стал повторять ее движения и тоже делал букет.
— Я никогда не видел отца, — печально сказал Альсино. — Он погиб незадолго до моего рождения.
— Как это произошло? Отчего?
— Здесь часто случаются землетрясения. Когда мама уже ждала ребенка, ей было трудно летать, и они с отцом поднимались пешком вот по этой самой дорожке.
— Здесь часты землетрясения? Почему же вы строите здесь дома?
— Современные дома устойчивы при любых колебаниях почвы, покоясь на подвижных опорах. Отец с матерью шли этим самым путем. Раздался подземный гул, земля зарычала. Это был, наверное, ужас! Скалы катились по склону, увлекая за собой каменные потоки. Внезапно на дорожке разверзлась земля. Мама вместе со мной, еще не родившимся, неминуемо должна была упасть в эту трещину. Но отец успел спасти свою жену. А сам… Трещина поглотила его. Он не успел вызвать в себе обнуление масс и взлететь. Мама до сих пор содрогается, рассказывая об этом.
Биоробот внимательно прислушивался к словам Альсино, словно впитывал их.
— Вот она, старинная трещина, — показал Альсино. Дорогу починили, а по обе стороны ее былая пропасть
превратилась в глубокий овраг, заросший травой и кустарником.
Под высоким деревом, похожим на кипарис, стоял скромный гранитный памятник.
Оля положила к его подножию собранный в пути букетик нежных цветов.
— Они как незабудки! Правда-правда. И они будут всегда говорить: «Не забудьте, не забудьте!»
Робик повторил действия Оли и тоже положил свой букетик к подножию придорожного памятника. Оля с удивлением посмотрела на него.
— И ты всегда будешь повторять мои действия?
— В моей программе заложено делать так.
— Ты замечал, что я делала?
— Я так воспринял.
— Ты — чудо, Робик! Я уже привязалась к тебе. Когда мы встретимся с Моэлой, я попрошу оставить тебя с нами.
— Моя программа весьма обогатилась от общения с вашей семьей, — рассудительно заключил биоробот.
— Глупый, у нас еще нет семьи, но ребенка на воспитание мы уже взяли. Не так ли, Альсино?
— Мой долг вернуться в ваш мир и продолжить выполнение возложенной на меня миссии.
— Я буду помогать тебе. Правда-правда!
— А Робик? В вашем мире он может вызвать повышенный интерес. Кое-кому покажется заманчиво иметь вот такую армию, состоящих из таких вот не рассуждающих и покорных исполнителей. О них мечтал небезызвестный тебе профессор Сафронов.
— Смотри, как огорчается Робик. Кто это решил, что биороботы не могут чувствовать?…
— Я ощущаю перенапряжение электронных структур, — признался Робик.
Некоторое время шли по дорожке молча. Оля прислушалась к чему-то и вполголоса произнесла:
— Мне уже чудится после твоего рассказа подземный гул…
— Тебе это не кажется. Я его тоже слышу.
— И структуры Робика перенапряглись. Не от того ли?
— Возможно, этот гул свидетельствует о предстоящем землетрясении. Камнепады здесь очень часты, это ведь самые молодые горы планеты. И они продолжают расти. Но дорожка дальше проходит под скальными карнизами. Они защитят нас. Скоро мы уже будем дома… Летать, конечно, здесь безопаснее, но увы…
Земля содрогнулась под ногами идущих, и Оля чуть не потеряла равновесие.
— Прямо как на нашем плотике, — потерянно сказала она.
— Это тоже своего рода предупреждение о возможном землетрясении дня через два.
— Может быть, из-за этих предупреждений мне так не по себе? — пожаловалась Оля. — Я словно наяву вижу твоих родителей. Даже в дрожь бросает.
— Тебя действительно знобит, — встревожился Аль- сино.
— Ничего, милый. Пройдет. А вот Робик… Посмотри, как он опечален. Он вовсе не так бездушен, как полагается быть машинам. И совсем не зря положил свой букетик у памятника. Правда-правда!
— Но он всего лишь машина. Не надо путать ее с человеком, хотя она и может быть ему хорошим помощником.
— А я уверена, что Робик запомнил, глубоко запомнил все, что ты рассказал о гибели своего отца, о любви и долге!… Разве не в этом состоит подлинное воспитание?
— Может быть, ты и права, — согласился Альсино. — Однако, надо думать, что на самопожертвование способен только человек.
— А мне хочется, Альсино, воспитать Робика, как Человека!
— Оленька, милая, ты сама не своя. Я никогда не думал, что на тебя после стольких испытаний подействует мой рассказ.
— Я тоже не знаю, что со мной творится. Говорят, собаки чуют землетрясение дня за три и воют без причины. Вот и мне выть хочется… А может быть, залаять? — постаралась пошутить она.
Робик словно понял состояние своих воспитателей и не донимал их вопросами.
— Как ужасно встречает нас твой неомир, — жаловалась Оля, смахивая предательскую слезинку. — Прости меня, но у меня с ума нейдут тупые роботы энергостанции, вылет в трубу, раскопки атомных руин древнего города и заросшая трещина, поглотившая твоего отца…
— Не мучь себя, Оленька! Давай спускаться к домику Моэлы, видишь среди деревьев его крышу? Родной мой дом.
— Значит, и мой, — сказала Оля, вытирая глаза.
Глава 2
МАТЬ
Нет в мире впадин глубже Тускарроры,
И материнской крепче нет опоры.
Оля не помнила столь угнетенного состояния, какое охватило ее.
Они подходили к небольшому, утопающему в цветущих деревьях и зелени домику с односкатной крышей. Ничем не отгороженный окружающий его сад был доступен со всех сторон.
Альсино с Олей свернули с дорожки и пошли по тенистой аллее к открытой веранде дома.
«Как наша дачка! — подумала Оля. — Только нет второго этажа с открытым окном и бабушки, пускающей дым сигареты в ожидании внучек… Но что за странный запах, помимо аромата цветов? Никак не припомнить, что это такое?…»
Дверь в домик была гостеприимно открыта настежь. Альсино вошел в нее, но скоро вернулся:
— Мамы нет, а он спит.
— Кто он?
— Твой Мохнатик, — улыбнулся Альсино.
— Он здесь! — обрадовалась Оля. — Значит, я собачка, потому что учуяла его запах! Правда-правда! Но как он попал сюда?
— Еще в прамире, когда мы уходили от дикарей, я внушил ему, раненному, чтобы он перешел в наш мир и добрался до мамы. А она ведь у меня хороший врач и позаботилась о нем.
— Ну, вот как хорошо, а я, сама не знаю отчего, тревожусь.
— Мама займется и тобой. Все пережитое, нервные потрясения не проходят даром.
— А Робик? Он неотступно следует за нами, и ему, как и мне, не по себе, хотя он нигде не путешествовал и только что сошел с конвейера.
— Пожалуйста, не ровняй себя с биомашиной.
— А с собачкой можно? — лукаво улыбнулась Оля.
— Такое твое настроение мне больше нравится.
— Я очень, очень счастлива, что мы наконец здесь! Но я все равно, Альсино, чего-то боюсь.
— Ты увидишь, какая у меня мама чудесная, уверяю тебя.
— Скажи «правда-правда»!
— Правда-правда! — улыбаясь, повторил Альсино.
Оля стала рассматривать сад.
— Какие прелестные цветы! У твоей мамы есть садовник? Или биоробот запрограммирован на уход за клумбами?
— Нет, мама сама цветовод. Это доставляет ей удовольствие.