Страница 96 из 110
Когда Гонта остановил отряд для короткого отдыха, Магистр, понявший, что это делается только ради него, попытался протестовать, но лишь зашелся в долгом приступе кашля. В этот момент и появились твари. Два бледных призрака вынырнули из-за валуна метрах в двадцати от людей и бросились на них быстрыми бесшумными прыжками. Темнота не позволяла разобрать, что представляли собой звери. Ни лап, ни морд Нестеров не различил — одно лишь прерывистое движение сгустков чужой плоти величиной с крупную собаку. Дальнейшее произошло так быстро, что Нестеров не успел испытать испуга. Погодин не промедлил ни на секунду. «Пах-пах!» — ударили дуплетные выстрелы, и через короткий промежуток еще раз — «Пах!».
— Грамотно стреляешь! — в голосе Гонты прозвучало одобрение профессионала.
Призраки неподвижно лежали на земле. Смерть словно выдернула их из полубытия в реальный мир, вернув первозданные формы. Теперь их можно было разглядеть, и зрелище это вселяло в Нестерова отвращение и ужас. Разумом он понимал, что живое не бывает красивым или уродливым. Эти существа, предельно функциональные, прекрасно приспособленные для обитания в местной природе, наверняка имели право называться прекрасными, если б здесь было кому их так назвать. Чувства Нестерова с доводами разума не соглашались. Долго смотреть на этих жутких созданий ему было трудно. Вероятно, только с непривычки, хотя Нестеров плохо представлял, как подобную привычку вообще возможно культивировать. Впрочем, здесь местная природа помогла чужаку Нестерову. Свечение зверей быстро угасало, кожа (или шерсть?) на глазах темнела, сливаясь с породившим их мраком. Последними потухли разверстые пасти, снабженные набором клыков. Ужас растаял в ночи погибающей планеты.
— Интересно, чем они здесь питаются? — сказал Магистр. Сейчас он дышал несколько свободнее. — Их размеры предполагают наличие дичи.
— Возможно, поджидают всяких олухов вроде нас, — предположил Гонта. — Ну что ж! Продолжим? Осталось немного.
Путь продолжался еще минут двадцать и, к счастью, без новых приключений. Возле каменной плиты, косо уходящей в грунт, Гонта остановился, готовясь к очередному переходу.
Понадобились сутки, чтобы общественное сознание, разбуженное передачей Одиссея, исчерпало запас инерции. К вечеру политическая температура в городе явно повысилась, и ночь прошла далеко не так спокойно, как предыдущая. Милиция была переведена на усиленный вариант работы, по улицам до утра разъезжали патрули, изредка раздавались выстрелы, которые, впрочем, могли быть и хлопками петард, бродили молчаливые, озабоченные группки людей. Отправившись поутру на работу, горожане обнаружили на стенах домов, на афишных стендах, стеклах вагонов метрополитена многочисленные листовки, распечатанные на принтерах или даже написанные от руки. Текст не был размножен под копирку, написаны они были по-разному, но содержание их, в общем-то, можно было передать требованиями покончить с бандитским и чиновничьим произволом, а также лозунгом: «Долой власть хищников!» В некоторых листовках — и их тоже было немало — горожан призывали принять участие в митинге протеста, который начинался в шесть вечера на площади Белорусского вокзала.
Сообщения о намечающемся митинге прозвучали в утренних новостях нескольких независимых радиостанций, а также по телеканалу НТВ. Государственные телекомпании до полудня усиленно делали вид, что ничего не происходит, заполняя новостные блоки в основном событиями из-за рубежа, самым подробнейшим образом рассказывая о свадьбе седьмой дочери арабского шейха с британским поп-музыкантом, которого длительное время подозревали в гомосексуализме, демонстрации коллекций одежд осеннего сезона в Монте-Карло и занесенном в Книгу Гиннесса новом потрясающем рекорде некоего нигерийца, совершившего подряд пятьсот семьдесят четыре прыжка на ягодицах без опоры на руки и ноги, с помощью исключительной ловкости и силы инерции.
После двенадцати все переменилось. На экране один за другим начали появляться депутаты Госдумы и политические аналитики с комментариями по поводу нелепых домыслов, распускаемых некоей заинтересованной стороной. Да, у нас еще не все в порядке, признавали они, глядя с экрана на зрителя честными глазами. Но спекулировать на трудностях непозволительно. Раздувать в обществе ажиотаж, основанный на нелепых домыслах, могут только те, кто намеревается использовать общественное возмущение в собственных целях ради очередного передела власти и собственности.
«Ищите тех, кому выгодно!» — патетически воскликнул один из телекомментаторов, устремив при этом палец чуть в сторону и вверх.
Выступивший одним из последних генерал — заместитель начальника ГУВД — строго предупредил готовых поддаться на провокацию о том, что митинг на площади Белорусского вокзала не санкционирован. Его организаторы даже не соизволили обратиться к властям, как того требует закон…
«А кто они, организаторы митинга?» — некстати спросила телеведущая.
Генерал с минуту озадаченно молчал, но потом нашелся:
«Мы работаем над выяснением обстоятельств, — сказал он, — с тем чтобы все виновные лица были выявлены и понесли наказание в соответствии с законом».
До вечера эпизод с генералом был повторен в записи по разным каналам по десятку раз. Вопрос наивной телеведущей из повторов аккуратно удалили.
Тем не менее к шести часам вечера улицы и переулки, ведущие к площади Белорусского вокзала, были заполнены народом на многие сотни метров. На площадь людей не пускали. Улицы перекрывали рогатки с колючей проволокой, за которыми хмуро прохаживался ОМОН. В отсутствие центрального ядра митинга он как бы распался на десяток меньшего размера. Повсюду возникли импровизированные трибуны, на которых друг друга сменяли выступающие.
«Правда ли то, о чем мы узнали позавчера, посмотрев эту странную передачу? Не знаю. Но зато знаю точно, что происходящее в нашем государстве иными причинами объяснить невозможно. Захвативших власть над страной можно называть хищниками, или бандитами, или просто бессовестными людьми. Для меня важно то, что они, в отличие от нас, сумели объединиться. Они действуют одинаковыми методами — цинично, планомерно и безнаказанно. Страна погибает, население постепенно вымирает. Видимо, до тех пределов, которые им представляются необходимыми. Что мы должны делать в таких условиях? Все необходимое, чтобы выжить. Ибо речь идет именно о выживании…»