Свет

– Упасть не встать, – сказал Эд, – да что тут творится?

Мягкий смех. Женский голос ответил:

– Это двигательная система, Эд. А ты их за что принял?

Вослед этой новости повисло молчание, и Эду пригрезилась белая кошка под ногами; машинально опустив взгляд, он увидел, как из аквариума Сандры Шэн расползается белая светящаяся пена и тянется к нему.

– Э! – заорал он.

Он выпрыгнул из пилотского кресла. Теневые операторы распростерли руки и шарахнулись прочь во мрак пустого корабля, шелестя от ужаса. Из аквариума продолжал сочиться свет – миллионами светящихся иголок он кружился у ног Эда в холодном фрактальном танце, принимая все более знакомые формы. И Эд чувствовал, что, если внимательно приглядеться, каждая точка, и каждая из составляющих ее точек, и каждая из точек, что составляли эту предыдущую, будет выглядеть одинаково.

– Дело всегда заходит дальше, – услышал Эд чей-то голос. – А после этого всегда заходит еще дальше.

Его вдруг вырвало.

Перед ним начинало обретать форму существо, известное ему как Сандра Шэн.

Чем бы она ни была, энергии у нее оказалось вдоволь. Сперва она приняла облик Тига Волдыря: всклокоченная рыжая шевелюра, ест рыбу по-мурански с карри одноразовой пластиковой вилкой.

– Привет, Эд! – воскликнул Тиг. – Как мы их, а?

Не удовлетворившись этим, существо превратилось в жену Тига, полуобнаженную в сумраке Крольчатника. Эд так изумился, что у него вырвалось:

– Нина, я…

Нина тут же исчезла, а ей на смену явились сестрички Крэй.

– Говнюк ты дипнутый! – изрекли они. Захохотали.

При каждой смене облика Сандра Шэн рассеивала по рубке сверкающий рой мошкары, немного похожий на один из ее собственных экспонатов «Пена моющего средства в пластиковой кастрюле, 1958». Наконец она приняла форму, в которой впервые предстала ему: маленькая, пухленькая, азиатской внешности женщина быстро идет Эду навстречу по Юлгрейву через метель, в золотистом платье чёнсам, подвязанном у бедер, идеально овальное лицо ее то и дело меняется, становясь то молодым, то старым, то молодым, то старым, глаза – бездонны и эротичны харизмой существа, никогда не бывшего человеком.

– Привет, Эд, – сказала она.

Эд уставился на нее.

– Ты – это они все были, – промямлил он. – Никто не настоящий. Ты в той части моей жизни была ими всеми.

– Боюсь, что да, Эд.

– Ты же не просто теневой оператор, – догадался он.

– Нет, Эд, не просто.

– Не было никакого Тига.

– Не было Тига.

– Не было никаких сестер Крэй.

– Театр, Эд, – непрерывное представление.

– Не было никакой Нины…

– Ну-у, Нина была прикольная. Разве Нина была не прикольная?

Эд не знал, что ответить. Он испытывал к себе большее отвращение, чем когда-либо раньше, за то, что позволил собой манипулировать и пользоваться. Покачав головой, он отвел взгляд.

– Тебе больно, не так ли? – спросила Сандра Шэн.

– Пошла ты на хер! – ответил Эд.

– Даже для твинка, Эд, это пошловато. Тебе разве не интересно узнать остальное? Ты не хочешь знать – зачем?

– Нет, – сказал Эд, – не хочу.

– Ты же голову в аквариум сунул, Эд.

– То было другое, – сказал он. – Ну ладно, зачем все это нужно? Что со мной там происходило? Куда я совал башку? Понимаешь ли, мне было противно этим каждый день заниматься.

– Ах, – молвила Сандра Шэн, – там была я. Я всегда с тобой, Эд. Ты был не один. Я была средой твоего обитания. Вроде протеомы в твинк-баке, э? Ты плыл в будущее сквозь меня.

Она задумчиво закурила.

– Впрочем, это утверждение не совсем корректно, – уточнила она. – Я тебя обманывала. Я натаскивала тебя не столько прозревать будущее, сколько испытывать его. Как тебе это, Эд? Создать будущее? Изменить его. Изменить все.

Она покачала головой, словно сочла, что сегодня неудачный день для объяснений.

– Попробуем иначе, – начала она. – Когда ты устроился на эту работу, то сказал, что летал на кораблях всех типов, кроме одного. На каком именно корабле тебе летать не довелось?

– Кто ты? – прошептал Эд. – Куда ты меня гонишь?

– Скоро узнаешь, Эд. Взгляни!

Скрученная пленочка света, бледная вертикальная улыбка длиной семьсот километров, парила над ними. «Превосходная скидка» тряслась и звенела, точно от ударов колокола, под напором отверзавших червоточину сил и элементов двигателя ad hoc[72] Сандры Шэн.

– Физика тут разнообразнее, – проинформировала она Эда, – чем вам, людям, грезится в своей философии.

Снаружи чужаки удвоили усилия, засновали быстрее и по усложнявшимся траекториям. Внезапно глаза мадам Шэн загорелись восторгом.

– Немногим такое достижение по плечу, Эд, – напомнила она. – Ты же тут был, ты можешь это признать.

Эд невольно усмехнулся.

– Ты только глянь на нее, – восхищенно проговорил он. – Как вообще они такое сотворили, по-твоему?

И покачал головой.

– Что касается достижений, – добавил он, – то Билли Анкер этот персик с ветки сорвал. Я видел, как он это сделал, двенадцать лет назад. Если я что и помню в точности, так это оно. – Он пожал плечами. – Конечно, Билли не вернулся. А раз так, то рекорд не считается.

Что-то в бездумных рассуждениях Эда заставило мадам Шэн улыбнуться. Минуту-другую она созерцала картинку на экранах. Затем мягко произнесла:

– Эд?

– Да?

– Энни мной не была. Энни была настоящая.

– Это радует, – ответил Эд.

Червоточина проглотила его.

Переход он провел во сне. Невесть почему, но, даже не просыпаясь, Эд заподозрил, что состояние это навеяно мадам Шэн. Он скорчился в пилотском кресле, скосив голову набок, тяжело дыша через рот в неглубоком беспамятстве. За сомкнутыми веками глазные яблоки подергивались простым, но настойчивым электрофизиологическим кодом.

Снилось ему вот что.

Он снова оказался в родном доме. Стояла осень – глубокая, под вязким, как войлок, дождем. Сестра спускалась из отцовского кабинета, неся поднос с посудой. Эд притаился в сумраке на лестничной площадке, затем выпрыгнул на нее из засады.

– Война-а-а-а-а-а! – воскликнул он. – Упс!

Слишком поздно. Она выронила поднос, и тот полетел на пол в сочащемся из окна свете. Сваренное вкрутую яйцо покаталось широкими эксцентрическими дугами и улетело вниз по ступенькам. Эд ринулся за ним, вопя:

– Йо-йо, йо-йо, йо-йо!

Сестра на него разозлилась. Они потом долго не разговаривали. Он понимал, что это из-за увиденного им перед тем, как выпрыгнуть из засады. Сестра уже держала поднос только одной рукой. Другой – дергала на себе платье, словно то ей было не по росту. Руки уже расслабились, став мягкими и безжизненными. Она уже начинала плакать.

– Я не хочу быть мамой, – твердила она себе.

В этот миг жизнь Эда полетела под откос. Потом уже ничего настолько же скверного не происходило, даже когда отец наступил на черного котенка; а если кто заявлял, что дела пошли наперекосяк еще раньше, то ошибался.

– Пора себя за это простить, – произнес голос.

Эд, наполовину проснувшись, ощутил мягкое прикосновение внутренностей червоточины и сокращение их под натиском корабля. Он вяло улыбнулся, вытер губы тыльной стороной кисти и снова уснул, на сей раз без сновидений. Под защитой яростного сияния чужацких двигателей, в покое и неге иронической усмешки и непостижимых мотивов существа, предпочитавшего тогда называть себя Сандрой Шэн, Эда без приключений, с известным изяществом проталкивало по родовым путям миллионолетней давности. А то и более древним. В конце пути его ждала взрывоподобная вспышка глубокого света невообразимых свойств.

31

Я тут был

Выбежав из коттеджа, Майкл Кэрни в последний раз испытал прилив воспоминаний и погрузился в прошлое, увидев себя двадцати лет от роду, вернувшимся из последнего невинного путешествия на поезде; на выходе со станции Чаринг-Кросс, куда указали ему путь карты Таро, по парковке такси расхаживала невысокая, плохо одетая женщина. В правой руке она держала конверт и вопила:

72

Здесь: наскоро сработанного (лат.).