Свет

– Господи, – проговорила она, – они его взорвали. Дядя Зип своего же парня подбил.

– Не думаю, чтобы это был дядя Зип, – сказала математичка. – Команда поступила от кого-то еще.

Сухой смешок.

– У них там на корабле двухпалатный разум,[63] что ли?

Серии Мау захотелось расплакаться при этих словах.

– Это был командир, – сказала она. – Я ему всегда нравилась. И он мне.

– Ты же никого не любишь, – заметила математичка.

– Как правило, – ответила Серия Мау. – Но я сегодня такая расхристанная. Понять не могу, что со мной творится.

Помолчав, она осведомилась:

– А где этот ублюдок Муар?

– Он провалился в наружные слои газового гиганта. Ударной волной его выбросило на поверхность. Он понес некоторый урон, однако двигатели не пострадали. Ты хочешь его догнать?

– Нет. Поджарь его.

– Извини?

– Поджарь мерзавца.

– ?..

– Если хочешь что-то сделать, – вздохнула Серия Мау, – сделай сама. Вот.

Какая-то сложная надстройка корпуса «Белой кошки» исторгла боевой бот. Тот на миг повис в пространстве, запустил двигатель и нырнул в атмосферу газового гиганта. Гравитация попыталась его раздавить, но в промежутке между этими моментами бот стал гласом Господним. По лику газового гиганта сверкнула длинная молния, и планета медленно занялась. Дядя Зип открыл канал связи с «Белой кошкой». Щеки его сердито надулись.

– Эй, – сказал он, – ну зачем? Ты же знаешь, я этим ребятам как следует заплатил. В конце концов, ты бы не пострадала, я бы им не позволил.

Серия Мау не обратила на него внимания.

– Свет лучше выключи, – посоветовала она математичке. Зевнула. – Вот куда мы направляемся, – показала она. И потом: – Ну я правда не хотела, чтобы этот ублюдок и дальше меня теребил. Я так вымоталась.

Когда они улетали, позади разгоралась новая звезда.

Серия Мау спала долго и поначалу без сновидений. Потом появились картинки. Она увидела Новую Жемчужную. Мрачный сад под дождем. Увидела себя саму с большого расстояния, очень маленькую фигурку, но четко. Ей было тринадцать. Она собиралась завербоваться на K-рабль. Она прощалась с отцом и братом. Задник составляло изображение сольсиньонского вокзала, красивого даже в пору войны; небеса там были такие же, как в годы войны на Старой Земле, – синие, турбулентные, исчерканные струями, но полные надежды. Она увидела, как машет им рукой и как отец машет в ответ. Брат руки не поднял. Он не хотел ее отпускать и отказался даже посмотреть на нее. Сцена медленно истаяла. После того она увидела себя такой, какой была в последние минуты своего человеческого существования. На краю постели, в трясучке, поднеся ко рту полную рвоты пластиковую миску, она пыталась застегнуть на себе хлопковый халат, который то и дело норовил разойтись на спине.

На K-рабль вербуют в стерильных белых комнатах с постоянным термоконтролем: что бы с тобой ни творилось, ты не перегреешься. Есть нельзя. Впрочем, тебе и так дают рвотное. Потом делают инъекцию. Проводят тесты, но, честно говоря, инъекция начинает действовать только через два-три дня. За это время по всему кровотоку уже разнесутся особые патогены, искусственные паразиты и перекроенные ферменты. Возникают симптомы рассеянного склероза, волчанки и шизофрении. Тебя привязывают к койке и дают прикусить резиновый кляп. Расчищают дорогу для теневых операторов, запущенных на субмикрометровом уровне в наномашинном субстрате, чтобы те вскоре разнесли твою симпатическую нервную систему на ошметки. Постоянно промывают кишечник, очищая его от шлаков. Закачивают внутрь белую пасту десятимикронных робофабрик для синтеза экзотических белков и контроля внутренних показателей. Дырявят позвоночный столб в четырех ключевых точках. Все это время ты остаешься в сознании, если не считать краткого момента запуска самого K-ода. Многие добровольцы, даже в наши дни, не переживают этой точки. Если тебе повезло, тебя запирают в баке. Предварительно тебе сломают почти все кости и вырежут некоторые внутренние органы; ты ослепнешь и оглохнешь, по твоему телу постоянно будут перекатываться тошнотные волны, а остальные чувства ты потеряешь. Твой неокортекс подключат к программному мостику, иронически прозванному «Крест Эйнштейна»:[64] впервые врубившись через него, человек видит именно эту форму. Ты больше не одна. Вскоре ты обретешь способность осознанно обрабатывать миллиарды миллиардов бит информации в секунду; но ходить ты больше не сможешь. Не сможешь ты также смеяться или касаться других, трахать кого-то или давать себя трахнуть. Ты вообще ничего больше никогда не сможешь сама для себя сделать. Ты даже покакать сама не сумеешь. Ты подписалась. И тебя охватывает мгновенное понимание, что, ставя подпись под контрактом, ты сделала выбор, но отказаться от этого выбора тебе никогда, никогда, никогда не позволят.

Во сне Серия Мау видела себя сверху. Все эти годы она плакала оттого, что позволила с собой сделать. Кожа ее стала как рыбья чешуя. Она трепетала в баке, как раненое подопытное животное. А брат в тот день даже не помахал ей на прощание. Само по себе это послужило достаточным доводом. Ну кому нужен мир, в котором тебя все время заставляют играть роль матери, а брат тебе даже помахать на прощание не удосужился?

Внезапно Серия Мау увидела переборку, закрытую серым атласным занавесом с рюшечками. Спустя некоторое время в картинку просунулась верхняя часть туловища мужчины. Он был высок, худощав, одет в черный фрак и накрахмаленную белую рубашку. В одной руке, затянутой в белую перчатку, он держал высокую шляпу, в другой – трость из черного дерева. Серия Мау тут же прониклась к нему доверием. Смеющиеся глаза его были пронзительно-голубыми, а тонкие карандашные усики – черными, как и набриолиненные приглаженные волосы. Ей показалось, что он кланяется. Он долго наклонялся, стараясь как можно полнее показаться в ее поле зрения, но не переступать рамы, затем улыбнулся, и тихий дружелюбный голос сказал:

– Ты должна себе все это простить.

– Но… – услышала свой ответ Серия Мау.

Тут рюшевый серый фон исчез, сменившись группой из трех арочных окон, за которыми резко сиял Тракт Кефаучи. От этого Серии Мау показалось, что каюта стремительно, но выверенно, хотя и на субрелятивистской скорости, летит через космос.

– Ты должна себя простить за все, – сказал фокусник.

Он сделал медленный широкий жест шляпой и пропал, утянувшись за раму. Но перед тем как исчезнуть окончательно, он сделал еще один жест, приглашая ее следом. Она внезапно проснулась.

– Пришли мне теневых операторов, – приказала она кораблю.

27

Разлом Алькубьерре

Эд снова смотрел кино в аквариуме и видел, как уходит сестра.

– Но ты ведь вернешься? – умолял отец. Ответа не было. – Вернешься ведь?

Эд как мог выкручивал шею, глядя в сторону, на что угодно – цветочные кадки, белые кучевые облака, кота тэбби, – лишь бы никого из них не видеть. Он не стал целовать ее на прощание. Даже рукой не помахал. Сестра закусила губу и развернулась. Эд знал, что это происходит в его воспоминаниях. Хотелось бы ему сложить этот фрагмент с остальными, уже восстановленными, придать больше смысла гребаному проекту ретроспективы своей жизни. Но лицо сестры заколыхалось, словно под водой, стало декогерентным и странным, и Эда внезапно протащило сквозь него на ту сторону.

Вокруг при этом все пьяно завертелось, а затем Эд очутился во тьме и пустоте; как ему показалось, на немыслимой скорости. Несколько тусклых пятнышек света. Хаотический аттрактор вскипел дешевыми радужными цветами компьютерной графики четырехсотлетней давности. Он был похож на разлом в небосводе.

– Ты вправду веришь в эту чухню? – произнес Эд.

Голос его отдался эхом. Затем он и это видение прошил собой насквозь, чтобы, кувыркаясь, навеки улететь в пустоту под прецизионные раскаты прибоя песен Вселенной, вложенных друг в друга фрактальными размерностями…

63

Концепция двухпалатности, выдвинутая в 1976 г. Джулианом Джейнсом, предлагает рассматривать развитие современной человеческой цивилизации как процесс постепенного распада исходного ментального состояния, в котором когнитивные функции были распределены по двум полушариям мозга без способности к метарефлексии и самосознанию, так что волевые импульсы обрабатывались языковыми центрами и вербализировались в виде слуховых галлюцинаций, создавая иллюзию Божественного откровения. Двухпалатный разум подобен разуму зомби или пациента под гипнозом в том отношении, что эго-функции у него отключены, а способность критически воспринимать приказы доминирующего полушария отсутствует. Гипотеза не доказана. Активно используется, например, у Нила Стивенсона в «Snow Crash» и особенно у Питера Уоттса в «Echopraxia».

64

Гравитационно линзированное, учетверенное массивной галактикой QSO2237+0305G (так называемая линза Хукры) изображение квазара Q2237+030 в созвездии Пегаса; одно из наиболее известных и визуально впечатляющих подтверждений общей теории относительности.