Страница 7 из 28
— Сынишка!..
— Мы вот тут сидим, воду льём, — хмуро сказал бас, — а Фёдор Чашкин рекорды ставит…
— Нужны ему твои рекорды! — громко сказал парень в комбинезоне — тот, что сидел рядом с Серёгой. — Очень нужны!.. Знаешь, где он их видел?..
— И не нужны, и видел, а ставит, — упрямо повторил бас.
Серёга подумал, почему это его отцу не нужны рекорды, и где же это он их, интересно, видел, и зачем же он их тогда ставит, если они ему не нужны — может, приказали? Но ничего подходящего придумать не смог — тут как раз все смотрели на него, подмигивали и посмеивались, так что Серёжка даже обрадовался, когда Старик их всех перебил.
— Ладно, — сказал он. — Хватит. Вам лишь бы делом не заниматься, а мне потом отдувайся за вас, выдумывай, сочиняй то, чего на самом деле не было и в помине…
— Да, давайте думать, — сказал Славка, и лицо у него снова стало такое озабоченное, что Серёжка даже пожалел Славку.
В комнате было тихо, потому что все стали думать. И Серёжка вздохнул и тоже стал думать.
Он думал о том, что когда-нибудь он, конечно, и в самом деле будет богатый — это когда завод построят да когда он вырастет, — а пока он, Серёжка, прямо бедный, потому что никак не может решить: предатель он или нет?..
— Ты подожди нас, посиди немного, — перебил вдруг Старик Серёжкины мысли. — Мы тут почин один обмозговываем…
Он положил на машинку руки и лёг на них головой, а потом вдруг поднял голову и засверлил Серёжку глазами:
— А хоть знаешь ли ты, Разводчик-заводчик, что такое почин?
«Вот уже и Старику понравилось, — подумал Серёга. — Разводчик-заводчик. Как бы не прицепилось. Будут потом кричать на всю улицу».
Он покачал головой: нет, не знаю.
«Скажи им слово, так они небось так к тебе прицепятся, что потом не отстанут», — подумал Серёжка.
— Почин, — серьёзно сказал Старик, подняв палец, — это когда кто-нибудь начинает очень хорошее дело. Как бы тебе объяснить? — Он замялся, а потом вдруг сразу повеселел: — Ну, вот шатаетесь вы по улицам и разбиваете друг другу носы. А нашёлся бы среди вас, предположим, дельный парень, который сказал бы: хватит. И перестал бы воевать. И все бы сказали — правильно! Дошло?
— Дошло, — обрадованно сказал Серёжка, потому что как раз этот-то разговор и разрешил его сомнения. Выходит, он, Серёжка, вовсе не предатель, а…
— Значит, я уже починщик? — спросил он тихо и серьёзно.
А все в комнате вдруг так захохотали, что в окнах, Серёге показалось, вздрогнули стёкла. Ничего не понятно.
— Ну вот, договорился, — отдышавшись, сказал Старик. — Сначала Разводчик, потом заводчик, теперь новенькое — починщик! Да почему же ты — починщик?
— Да потому, что я бросил воевать, вот! — обиделся Серёжка. — Ты же сам знаешь!
— Ты-то бросил, Серёжик, — ласково сказал Славка, — но остальные ведь дерутся. Да ещё как! Верно?
— Выходит, твой почин не подхватили, и он погиб, — ткнул пальцем в сторону Серёжки Старик. — Вот как у них, понимаешь? И дельно вроде, а…
Теперь он ткнул пальцем в сторону Славки, но тот только махнул рукой и сказал:
— Ты, Серёжка, не обижайся. Всё это ведь очень серьёзно…
«А то не серьёзно, — подумал Серёжка. — Что, если тебя бы или вот Старика назвали предателем? Как бы вы?..»
— Между прочим, ребята, обратите внимание, — говорил Славка. — Вы только задумайтесь, ребята! Взгляните вот. — Он показал рукой на Серёжку. — Это же, как говорится, наболевший вопрос в образе Серёги Чашкина… Сам пожаловал сегодня к нам в комитет…
Серёжка хотел было снова обидеться, потому что он теперь вдобавок ко всему, выходит, ещё и кто? Наболевший вопрос?..
Но Славка говорил, кажется, то, что надо:
— Лето вот, и ребята не в школе… А ничего такого пионерского у нас пока нету. Создали они две разбойничьи армии и квасят друг другу носы. Да хорошо, если носы… Нашему Серёжке-то вон голову раскроили…
— Покажи, Серёжка! — попросил Старик.
И Серёжка охотно наклонился, чтобы всем было видно, и осторожно дотронулся до выстриженной плешки — тут вот!
— Надо нам с вами что-то решать, ребята… Я говорил с Казарцевым, но разве его растрясёшь? Его сейчас медной проволокой режут сверху…
Казарцев — начальник стройки. Большой такой, толстый и с красным носом. Серёга его несколько раз видел. Только кто же, интересно, режет его сверху медной проволокой, если его все боятся, потому что у него такой могучий голос, что он даже не разговаривает, а как будто рычит? Как лев.
И пока Серёжка рассуждал про Казарцева, да о том, кто это его не боится и режет, и как это вообще можно резать человека медной проволокой, да ещё сверху, он, наверное, что-то пропустил мимо ушей, потому что говорил уже не Славка, а тот, с басом, который первый назвал его заводчиком.
— Я от производственников скажу, — гудел он. — Хотя бы от нас, от бетонщиков. Ведь что получается, Слава… — Парень комкал в огромных ручищах кепку и смотрел на Славку почему-то жалобно. — Тут некоторые наши ребята маху дали. Получили квартиры и стариков своих сюда вызвали. Ну, те приехали: здрасте, мол. Но это ладно. Это ещё полбеды…
— Чего ты там несёшь? — перебил его Старик.
И Серёжке показалось сначала, будто он недоволен тем, что тот затрагивает стариков.
— …полбеды, — упрямо пробубнил бас. — Сидели бы они себе дома или ещё там что. Так нет же. Во все дырки эти пенсионеры влезают. Насоздавали всяких комиссий — и влезают. Вот хотя бы мы, бетонщики. — Парень ударил себя кепкой в грудь. — Льёшь бетон, а они, понимаешь, тут шныряют, принюхиваются. Как будто это суп…
На этом месте Старик хихикнул, и Серёжка подумал, что, может быть, говорят про смешное и ему тоже стоит хихикнуть или хотя бы шмыгнуть носом, но все другие сидели спокойно, и Серёжка раздумал и стал смотреть на парня, который сказал про суп.
— Нет ли где браку там, смотрят, раковин нет ли, — сказал парень и пошарил перед собой руками, как будто искал что-то.
— Вот-вот, — хихикнул снова Старик.
А парень глянул на него по-бычьи, перевёл дух и закончил вдруг жалобно:
— Возьмите их от нас, Слава, пусть жизнь не отравляют… Возились бы лучше эти пенсионеры с детишками…
— А ты бы — брак? Да? — сказал Старик.
— Да нет, пусть не брак, — вскочила рыжая девчонка. — Дело не в этом. — Она говорила и то и дело поправляла рыжие свои волосы. — Ты вот скажи ему, этому дурню, скажи, Серёжка: хотел бы ты играть с пенсионерами?
И Серёжка только сейчас понял, к чему клонил здоровенный парень и почему он комкал кепку, и понял тоже, что от него ждут ответа, что нет, никак не интересно ему играть с пенсионерами.
Поэтому он сделал такое лицо, как будто ему очень хотелось спать, и сказал:
— Со скуки с ними помрёшь!..
Все прыснули, а девчонка уткнулась в ладошки, и её рыжие косички затряслись, как будто кто дёргал их за ленточки.
— Ну, ты это, положим, брось, — строго сказал Старик.
Но, во-первых, Серёжка хорошо знал, что Старик совсем не умеет сердиться, а во-вторых, ему нравилась рыжая девчонка, и он ещё раз сказал:
— Со скуки помрёшь… точно… Вчера вон уже несли одного хоронить…
Это была Старикова поговорка, и он прыснул, конечно, а Серёга очень обрадовался, что угодил в самую точку.
— А смешного, в общем-то, мало, — сказал Славка, когда все уже отсмеялись. — Нам бы давно надо заняться мальчишками… Детская проблема во весь рост!.. Да всё дела эти, дела… — и развёл руками. — Не знаешь, за что и браться!
— За них — в первую очередь, — кивнул Старик на Серёжку. — Если мы и построим такой завод, что он будет самый-самый и в стране и за рубежом… а рядом с ним из Серёги да его друзей вырастут за это время первостатейные охламоны, мы своей задачи не выполним!..
— Кто-кто вырастет? — спросил Серёга.
А Славка присвистнул, глядя на Старика:
— Ты напиши об этом передовую, а?..
— А что, и напишу, — пообещал Старик.
— Члены парткома по тебе соскучились, — сказал Славка, почему-то подмигивая Старику. — Давно тебя не видели…