Перекрестки

Тони перестал сопротивляться. Его подхватила какая-то невидимая волна и понесла навстречу светящейся точке. Свет становился все ярче и ярче. Тони пришлось повернуть голову и прищуриться, чтобы защитить глаза от ослепительного теплого сияния. Только теперь он почувствовал, как замерз, находясь в этом подвешенном состоянии. И хотя он отвернулся от сияния, его тянуло к нему, будто что-то внутри него отзывалось на властный призыв.

Внезапно Тони ощутил под ногами какую-то каменистую почву, а руками нащупал по бокам от себя две стены. До него донесся запах земли и листьев. Может быть, его хоронят и он смотрит вверх со дна могилы? При этой мысли у него от страха перехватило дыхание. Что если он умер не окончательно, а люди собрались, чтобы воздать ему последние почести, ничего не подозревая?

Но тревога быстро прошла. Все кончено, он уходит. Тони неохотно подчинился судьбе и сложил руки на груди. Свет стал настолько ярким, что пришлось совсем отвернуться от него. Этот неожиданный натиск напугал Тони, у него закружилась голова. Он стал погружаться во всепоглощающее пламя; его ослепил…

3

В некотором царстве

Ты еще дорастешь до такого дня,

когда вновь начнешь читать сказки.

Солнечный свет?

Да, это солнечный свет! Но откуда ему тут взяться? От избытка ощущений прояснившиеся было мысли опять смешались. Тони снова закрыл глаза, впитывая тепло отдаленного сияния, которое согревало его и окутывало золотистым покрывалом. На мгновение он забыл обо всем. Затем сознание невозможности происходящего, будто внезапный рассвет, заставило его очнуться.

Где он? Как он сюда попал?

Тони осторожно открыл глаза и прищурился, чтобы привыкнуть к свету. На нем были знакомые старые джинсы и туристские ботинки, которые он надевал, когда бродил по камням вдоль залива Депо в часы отлива. Он всегда чувствовал себя в этой одежде гораздо уютнее, чем в костюмах, предписанных повседневным деловым ритуалом. «Эти ботинки хранятся в шкафу в моем доме на берегу», — была его первая мысль. На них виднелись знакомые царапины, оставленные древней лавой с тихоокеанского побережья.

Тони огляделся, и недоумение его возросло. Совершенно невозможно было понять, где он находится и какое сейчас время суток. Позади него зияло небольшое черное отверстие — по-видимому, именно оттуда его так бесцеремонно вышвырнули. Туннель казался таким узким, что Тони удивился, как он смог протиснуться сквозь него. Внутри была полная темнота: в футе от входа уже ничего не было видно. Обернувшись и заслонив рукой глаза от солнечного сияния, он окинул взглядом открывшийся перед ним пейзаж. В голове роились вопросы.

Каким бы способом его ни доставили сюда через темный туннель, сейчас он находился на узком горном лугу, поросшем дикими цветами: оранжевыми одуванчиками, пурпурными анемонами, нежно-белой пятнистой геранью. Тут и там виднелись желтые пятна арники, похожей на маргаритки. Невольно хотелось сделать глубокий вдох, и когда Тони последовал этому импульсу, то почувствовал на языке пряный вкус, слегка подсоленный долетавшим издали ветерком. Казалось, что там, за пределами видимости, раскинулся океан. Воздух, как и полагается в таком месте, был свежим и бодрящим. За лугом открывалась живописная панорама — прямо как на открытке: обширная долина, окруженная каменной цепью, напоминающей канадские Скалистые горы. Выстроившись зигзагом вдоль береговой линии, горы отбрасывали тени на долину, по которой струились невидимые отсюда ключи. В тридцати футах от Тони луг внезапно обрывался, за ним угрожающе зияла пропасть глубиной не менее тысячи футов. Все это поражало воображение и воспринималось так живо, будто с обоняния, осязания, зрения, слуха упали неведомые оковы. Он дышал полной грудью.

Луг был не более сотни футов длиной. С одной стороны его ограничивал обрыв, а с другой — крутой горный склон. Слева цветочный ковер упирался в скалистую стену, а в противоположном направлении тянулась едва различимая тропинка, уходившая к полоске леса с густой и пушистой зеленой листвой.

Легкий ветерок овевал Тони щеки и шевелил волосы; он уловил в воздухе струю какого-то аромата, словно мимо него прошла надушенная женщина.

Тони боялся шевельнуться, как если бы в неподвижности было легче унять бурю, бушевавшую у него в голове. Мысли низвергались беспорядочным каскадом. Снится ему это или он сошел с ума? Умер или не умер? Похоже, нет — разве что… разве что его представление о смерти было абсолютно неверным. Но эта мысль приводила его в такое замешательство, что он не мог отнестись к ней всерьез. Тони коснулся рукой лица, будто надеясь таким образом разрешить загадку.

Он попытался вспомнить, что с ним случилось. Мигрень, встречи с какими-то людьми, а затем — внезапная тревога. Он кое-как выбрался из квартиры, сжав голову руками, чтобы ее не разорвало, и, пошатываясь, направился в гараж в поисках своей машины. Последнее, что он помнил, — вспыхнули фары автомобиля. И вот теперь он здесь. Но где это — здесь?

Если он не умер, то, может быть, он в больнице, накачанный препаратами, с помощью которых врачи пытаются утихомирить электрические разряды, разбушевавшиеся у него в голове? Может, его осаждают скопившиеся в нервной системе нелепые галлюцинации, которые, передаваясь от нейрона к нейрону, захватили весь организм, и теперь он творит из них в своем воображении фантастический мир? А что если он сидит сейчас в смирительной рубашке в палате, обитой войлоком, и пускает слюни? Уж лучше смерть. Но с другой стороны, если благодаря коме или сумасшествию попадаешь в подобное место, это не так уж плохо.

Лицо Тони опять овеял прохладный ветерок, и он глубоко вздохнул, испытывая прилив… чего? Трудно сказать. Эйфории? Нет. В этом чувстве было нечто более основательное. Тони не знал, как его назвать. Оно было похоже на смутное воспоминание о первом поцелуе, уже бесплотное, но неотвязное.

Что теперь делать? Не стоять же вечно на одном месте, ожидая, что произойдет. Тони никогда не любил ждать — чего бы то ни было. Можно было выбрать один из двух путей — точнее, даже трех, если считать возможность шагнуть с обрыва в пропасть. Но Тони, усмехнувшись, отбросил этот вариант. Что это даст? Только возможность мгновенно убедиться, что он не умер и чудесный пейзаж ему не приснился.

Обернувшись к выходу из туннеля, он с удивлением и испугом увидел, что тот исчез, будто его и не было: перед Тони высилась сплошная гранитная стена. Стало быть, и этот вариант отпадает. Оставалось только идти по тропинке.

На краю леса Тони задержался, давая глазам привыкнуть к более скудному освещению, и оглянулся. Ему не хотелось покидать уютное тепло ради холодной неизвестности. Футах в тридцати перед ним тропа уходила в подлесок. В лесу было хоть и прохладно, но тоже приятно. Солнечные лучи, просачиваясь сквозь древесный полог, рассыпались осколками, которые выхватывали из сумрака пылинки и летающих насекомых. Пышный густой подлесок окаймлял каменистую, хорошо утрамбованную дорожку, словно специально устроенную для Тони.

Этот мир был полон ароматов жизни и распада. Старые деревья источали сырой, сладковатый запах плесени. Тони сделал глубокий вдох, стараясь удержать его. Он испытывал будто легкое опьянение, как от любимого виски «Балвени Портвуд». Однако здешний запах был богаче, чище и оставлял более стойкое послевкусие. Усмехнувшись самому себе, Тони углубился в лес.

Не прошел он и сотни ярдов, как перед ним возникла развилка. Одна тропинка служила продолжением той, по которой он пришел, другая поворачивала направо, третья налево. Он остановился в раздумье.

Очень трудно принять решение, когда не только его возможные последствия неизвестны, но и вся ситуация совершенно непонятна. Тони понятия не имел, как он здесь оказался и куда направляется, и не знал, к чему приведет сделанный им выбор.