Страница 21 из 61
Кикс опустила свой изящный пальчик с оливковым ноготком на кнопку двери.
Если бы так сделал человек, кнопка не сработала бы. Вмешалась бы система безопасности и заблокировала сигнал.
Но поезд был роботом, как и Кикс, и что-то между ними возникло, какая-то симпатическая связь.
Обе двери широко распахнулись.
Поезд шел на скорости около 130 миль в час[38]. Когда распечатались двери, в машину втянуло массы плотного, будто куски материи, воздуха. В разворачивающейся его турбулентности две зелено-черно-золотые насекоморептилии постояли какое-то время, словно перед поклоном, и исчезли. Пропали, легко и безопасно спрыгнув на дорогу внизу. Можно было быть уверенным, они не потеряли равновесия.
По всей длине поезда разнеслось хриплое, оглушительное, пугающее визжание. Наш вагон подскакивал, как если бы бежал по крупным камням.
Эту часть мне сложно пересказать. Я видела, — все мы закрывали уши руками, — как кто-то стоял у дверей и пытался их закрыть, но из-за скачков он тоже выпал из вагона, но не так как двое роботов. Женщина кричала. Все что-то выкрикивали. Девушка рядом со мной с побелевшим лицом держалась за меня. Поезд шел вперед, вверх по горе… он…
Раздался долгий звук. Не знаю, что это было. Если раньше я вспоминала лишь картинку, то теперь я могла вспомнить только одно: Звук. Я помню, это было, как если бы ты моргнул, и на секунду все исчезло, а затем снова вернулось.
Что-то ударило меня по плечам. Затем по голове, но мягко…
Я лежала, было очень тихо. Казалось, прошла целая минута, прежде чем вернулись звуки. Так мирно было лежать на неподвижной поверхности.
Но затем, как я уже сказала, начались продолжительные крики и стоны, колотящие удары и странная, скрипучая вибрация, снова и снова, снова и снова.
Автомедик быстро просканировал меня и сказал, что со мной все в порядке. Ничего не сломано, несколько синяков, шок. Вот вам немного болеутоляющих. Отправляйтесь домой и отдохните.
Я не знала, что произошло с остальными пассажирами моего вагона, или оставшейся части поезда. Я совершенно не помню, в каком штате мы были. Позже я увидела все по ВУ. Не так все жутко, на самом деле.
Они вытащили нас; серьезно пострадавшие поехали с одним кортежем скорой, легко раненные — в другом, это была самая большая группа, а с такими, как я, самой немногочисленной группой, разбирались на следующей станции.
Позже, на канале местных новостей, транслированных на ВУ в моих новых апартаментах, я слышала и видела, что зарегистрировано было семь смертей. Думаю, эти семеро ехали в моем вагоне. И я не считаю, что их убило крушение. Я думаю, что они были жертвами Голдхоука и Кикс. Никто не сообщал ничего об этом. Двери были открыты, когда поезд шел на полной скорости, — это списали на механическую неполадку. Старые детали, плохие пути. Второй Город все еще в бешенстве, напыщенно говорят в Сенате, который внешне сочувствующе печален, но пальцем о палец не ударит.
Когда мне посоветовали отправляться домой и отдыхать, единственным местом, куда мне оставалось пойти, была моя незнакомая квартира в России. Меня забрало такси. Бесплатно, в качестве вежливого жеста от железнодорожной компании. Медик об этом позаботился, нужен был только адрес.
Серо-коричневое здание, часть длинной террасы. Впечатляющая архитектура, возможно, готического стиля. Пара горгулий нависла над мандариновым закатом, что только начался. Был лифт. И лифт работал. Меня разместили на последнем этаже.
Пройдя в апартаменты, я увидела, что они обставлены мебелью. Чистые окна, некоторые выходили на запад, и там, снаружи, в закатном солнце, сороки сновали над небольшим парком, в котором потрудилось самое первое землетрясение, оставив крутой овраг, теперь полностью заросший травой и красивый.
Я села у окна на стул с обивкой и наблюдала за сороками. Тело болело, и я приняла пару таблеток.
Это все, что я помню о том и следующем дне.
Что произошло затем? Шарффи. Он позвонил мне.
К тому времени я вычислила расположение кровати и теперь лежала в ней. Когда зазвонил телефон, на мгновение мне показалось, что я снова в доме с летучими мышами и Марго, но тут же пришло осознание, что я где-то в другом месте, одна.
— Как ты, Лорен? — спросил он радостно. — Как тебе апартаменты?
— Я была в поезде, — ответила я.
— Поезде? — переспросил он с недоумением.
— В поезде, который сошел с рельсов.
— Господи Иисусе! Лорен… ты в порядке?
Что-то в моем сознании, одурманенном анальгетиками, шоком и многим другим, взбудоражило меня, будто холодный голос зашептал в ухо: «Будь осторожна».
Я ответила:
— Думаю, да. Я почти ничего не помню. Ударилась головой. Несерьезно. Просто мысли не собираются.
Крохотная пауза, во время которой Шарффи, возможно, думает: «Она забыла о роботах в поезде. Или она была в другом вагоне?»
— Что ж, ты должна успокоиться. Мне жаль слышать, что с тобой приключилось такое в тот момент, когда ты была так обрадована своим новым местом.
Так обрадована.
Он еще что-то болтал. Я не слышала. Я казалась более неадекватной и сбитой с толку, нежели была на самом деле. Но и в действительности в немалой степени была растеряна.
(Они проверили всех? Выследили остальных пассажиров? Что случилось с теми, кто вспомнил произошедшее в поезде на Россию перед «несчастным случаем»?)
На следующий день прибыла корзина, полная фруктов, сыра, вина и цветов. Очаровательная корзинка, перевязанная блестящими лентами, с самыми ароматными яблоками и зеленым инжиром, с французским бри и камамбером, с Фаво с последней отличной винодельной теплицы Италии, и с гелиотропами.
На карточке значилось «МЕТА», и больше ничего.
Я предполагала, что кто-нибудь, Шарффи или кто-то другой, навестит меня, желая проверить, действительно ли я ничего не видела или забыла что-либо неудобное, инкриминирующее. Никто не пришел. Проходили дни и ночи.
Странно. Думала, что будут мучить кошмары. Нет. Но я и вовсе не помню своих снов.
Удар, пришедшийся на голову, оказался не страшным. У меня даже не было головной боли. Синяки быстро сошли, как обычно у меня. На самом деле, мне смягчили удар. Я упала головой на бедро той девочки, что сидела рядом, той, которую тошнило, и которая хваталась за меня. Когда поезд затих, а все вокруг кричали и стонали от страха и боли, вагон вибрировал на своем пути страдания, она сказала:
— Я в порядке. Ты в порядке? Ты меня не поранила. А ты ранена? Ой, смотри, у меня нога сломана.
Я не поела ни фруктов, ни сыра, не выпила вина. Это не было мерой предосторожности на случай, если они добавили туда наркоты. Мне просто не хотелось. Сине-голубые цветы я опустила в вазу. Их было жалко. Они простояли почти пятнадцать дней. Затем я успокоилась на это счет. Думаю, я успокоилась.
И вот у меня доход и квартира. Адрес — Эйс Авеню[39], 22–31. Можете сами для себя решить, настоящее это название, или, по примеру заботливой Джейн, лживой Джейн, я использую выдуманное название улицы и номер дома.
Что мне больше всего нравится, так это то, что на каждом окне во всех комнатах есть портьеры, тепло-серый материал, напоминающий шелк; шторы спускаются к самому ковру темно-серого цвета. Кушетки и стулья либо в рыжевато-коричневом, либо в зеленом цветовом решении. Желтые диванные подушки. Ванная чистая, и я поддерживаю в ней чистоту, потому что я всегда была профессиональной уборщицей и, возможно, снова ей стану. Кухонный узел пять на пять футов. Я и не представляла, что такие кухни где-то оставались для нас, жалкого плебса. Тут был и кран с чистой водой, и маленький холодильник, запасающийся энергией на случай остановки счетчика. Но обыкновенно счетчик продолжает вертеться, потому что ему скормлена куча монет, и хотя предупреждение на нем гласит, что временами может быть недостаток питания, на моей памяти такого еще не случалось.
38
Около 210 км в час.
39
Ace Avenue — букв. Улица Тузов.