Страница 7 из 11
Когда мои бумаги, наконец, пришли и мне дали документ об увольнении вчистую, он подошел и попросил свои деньги. Я дал ему некую сумму и отправился домой, имея в кармане документ о почетном увольнении — это значит, с сохранением чинов и знаков отличия, которых у меня не было. Не знаю, имел ли сержант отношение к моей демобилизации или нет, но я был настолько доволен, что выбрался оттуда, что запросто отдал ему те несколько баксов, которые мне заплатили.
Когда я появился дома, мать была рада-радешенька видеть меня, но отец снова начал свою вечную песню насчет того, какая же я задница. Он сказал, что даже армия не захотела меня. И добавил: «Ты ничтожная дрянь, в тебе нет и никогда не будет ничего хорошего». А еще сказал, что ему надо было задушить меня сразу, когда я родился. Никогда не забуду этот день, пока мне суждено жить. Со слезами на глазах, снова и снова слыша неумолкаемые вопли отца и его проклятия, а также тихий плач матери, я покинул дом и стал иногда работать, а большую часть времени просто болтаться, продолжая мысленно слышать крики и завывания моего папочки, которые постоянно преследовали меня.
Потом, уже в 1948 году, я снова — из-за собственно глупости — вступил в конфликт с законом. На пару с eщё одним парнем мы открыли по соседству с нашими дом ми мастерскую по чистке головных уборов, а также я растяжке и чистке обуви. В задней комнате у нас шла игр в кости и в очко.
Мы думали, будто разработали довольно хорошую си тему наблюдения за представителями закона. Один из нас стоял на стреме перед мастерской или в ее основном помещении, и, если в поле зрения появлялся кто-то напоминающий полицейского, остальным подавали сигнал с помощью гвоздя, пробитого сквозь стену. Предполагалось что в случае тревоги второй из нас, находящийся в задней комнатушке, проглотит кубики для игры в кости или просто убежит, чтобы никаких улик не оставалось.
Однажды как раз я караулил в передней комнате, когда туда вошел мой старинный приятель еще со времен учебы в Барбурской неполной средней школе. Мы перемыли косточки старым друзьям, поговорили о том, как них дела, а о себе он сказал, что занимается строительным бизнесом. Потом он попросил меня вместе зайти заднюю комнату, и я впустил его. Когда мой партнер увидел его, то сразу распознал, что это «коп», то есть полицейский, и выбежал через черный ход со всеми причиндалами для игры в кости.
ТРУДНЫЙ ПУТЬ К ЛЕГКИМ ДЕНЬГАМ
Мне никогда и в голову не приходило, что кто-либо и своих ребят, живущих где-то рядом, мог оказаться «копом». Было бы самым настоящим оскорблением даже предположить, что кто-то из знакомых служит в полиции В Сицилии существует особое проклятие, когда человек желают, чтобы он стал полицейским. Но этот парень действительно служил в полиции.
Поэтому даже при том, что мой партнер смылся со всеми уликами, свидетельствующими об азартной игре на деньги, и единственным, что на нас висело, была чисто дружеская игра в картишки, продолжавшаяся в тот момент, когда этот «коп» зашел, все равно полиция вмазала каждому штраф как слоняющемуся без дела или с подозрительной целью.
Для таких заведений, как наше, тогда действовало правило, что хозяева, которые его держали и вели все дела, должны были сами уплатить штраф, если их клиентов наказали как околачивающихся в неопределенных целях. В итоге наш маленький бизнес закончился тем, что у нас оказалась целая кипа квитанций, по которым мы должны были оплатить кучу штрафов.
Таким был конец моей карьеры держателя игорного дома. И это было не так уж и плохо, потому что, пока на нас не совершили полицейский налет, мы зарабатывали очень даже легкие деньги. Некоторое время я действительно верил, что такая вещь, как легкие деньги, существует, хотя за большинство денег, которые я когда-либо заработал в своей жизни, мне приходилось вкалывать, причем по черному.
Затем потянулась новая вереница никудышных рабочих мест, а также драк, после или без которых меня выгоняли. Потом мы шлялись вокруг с парнями, поигрывая в бильярд, облапошивая простаков или занимаясь неизвестно чем. Иногда я думаю, что если бы хоть кто-то обращался со мной в те дни прилично, то я мог бы остаться на этом месте и доработаться до чего-нибудь хорошего. Но, возможно, причиной, почему никто не обращался со мной прилично, была моя собственная убежденность в том, что я действительно дрянь и ничтожество, а также мои действия, совершавшиеся с целью доказать это. Я на самом деле думаю, что поступал отвратительно, чтобы мой отец понял, насколько он был прав, а затем, возможно, даже полюбил меня. Понимаю, что это звучит немного безумно, но мне кажется, что именно таким образом зачастую ведут себя некоторые люди. Посмотрите только на ребят которые пробуют заставить девушек полюбить их, избивая или даже убивая своих подруг. Вроде бы это лишено всякого смысла, но, похоже, именно так поступают люди когда они обозлены на весь мир за то, что он трактует их неправильно и нечестно.
Наконец, нашелся человек, который отнесся ко мне по другому, и это начало понемногу менять мою жизнь. Его звали Эйб Саперстайн, и он занимался строительством домов, но в очень мелких масштабах. Эйб поступал еле дующим образом: скупал в разных районах свободные земельные участки, нанимал нескольких человек и строил на этих крошечных наделах маленькие дешевые здания, по одному за раз, так что за год у него, пожалуй, на бегало с полдюжины домов или около того. Он не возводил никаких особняков, занимаясь только разными грошовыми сделками.
Эйб нанял меня обычным чернорабочим, поскольку это было все, что я умел делать. Я подгонял грузовик, мешал цементный раствор, таскал строительные материалы, раба тал на укладке кирпича и делал все прочее, что нужно на стройке. В те времена постройка дома обходилась Саперстайну примерно в 9 000 долларов, а продавал он их, возможно, за 12 000 долларов. Выручка была не слишком велика, но он все делал сам, чтобы ему не надо было платить комиссионные за продажу. Главной проблемой было получение денег от банка — требовались закладные, ипотеки и все такое. Люди нуждались в дешевых домах, и они покупали их, если могли раздобыть необходимые финансы.
Это был настолько маленький бизнес, что я был в состоянии видеть своими глазами, как делалось практически все и кого приходилось привлекать, если мы не могли с чем-то справиться сами.
Как раз в то время, когда я стал работать у Саперстайна, я женился, и на подходе был наш первый ребенок.
Именно указанное обстоятельство и тот факт, что Саперстайн обращался со мной хорошо и позволял поглубже вникнуть в его бизнес, удерживали меня на этом месте. Вероятно, то была первая в моей жизни работа, где я оставался больше года. Особых заработков она не давала, но я получал достаточно, чтобы прокормить жену, моего сынишку Джо, а потом и дочь Грейс.
Когда Саперстайн решил уйти на покой, он передал свой бизнес мне. В действительности это было далеко не так уж много, поскольку все, что у нас имелось, — старый грузовик, кое-какие инструменты и небольшая бетономешалка. Но я учился, как использовать все это плюс некоторый имеющийся опыт, чтобы при этом не прогореть.
Для экономики Детройта и окрестного региона характерны многочисленные всплески и спады — даже чаще и больше, чем в других местах. Но в течение хорошего года я мог построить вот так, по одной штуке достаточно зданий, разбросанных вокруг города, чтобы держаться на плаву и зарабатывать немного больше деньги, чем сумел бы получить на обычной работе.
Некоторое время дела шли почти прекрасно. Но это было очень недолго. Если вам доставались два пустых земельных участка, расположенных рядом, можно было бы сэкономить деньги, в одно и то же время выкопав котлованы для двух фундаментов, при условии, что вы закупили достаточно материалов и располагаете рабочей силой, чтобы строить оба дома сразу. Но даже такое элементарное удвоение характеризовалось более крупным масштабом операций, чем обычно. Однако не требуется быть гением, чтобы увидеть преимущества даже мелкой серии домов, не говоря уже о крупной. Итак, я решил расширить нашу деятельность.