Дождь Забвения

Ей вдруг стало стыдно.

– Знаю. Черт побери, я совершенно бесполезное существо! Паула не заслуживает такую мать, и ты не заслуживал такую жену…

– Пожалуйста, не надо самоуничижения. Я пришел не упрекать тебя насчет Паулы. Она еще дитя малое – забудет и простит. Я просто решил, что тебе стоит вспомнить о ней.

Верити закрыла лицо ладонями. Вот же, пять дней держалась, а теперь – в слезы. И непонятно отчего: то ли из-за дочери, то ли из-за грядущей беды. Впрочем, какая разница?

– Зачем ты пришел? – пробормотала Ожье сквозь пальцы.

– Узнать, в каком ты настроении.

Она посмотрела зло – бледная, с опухшими глазами, заплаканная:

– Как видишь, настроение великолепное. Лучше не бывает.

Свистнуло, зашуршало, выдохнуло – в приемный лоток упал цилиндр пневмопочты, звякнув о кучу скопившихся в лотке. Верити и не глянула на него. Наверняка очередная анонимная издевка, как и все послания за прошлый день. Зачем слать карты Парижа? Конечно же, чтобы еще раз ткнуть носом в случившееся.

– Я пришел еще и для того, чтобы узнать, не смогу ли чем-нибудь помочь, – изрек Питер, выдержав дипломатическую паузу. – Могу потянуть за ниточки.

– Привлечь новых высокопоставленных друзей?

– Не стоит стыдиться политических связей, – произнес Питер с важностью человека, верящего в то, о чем говорит.

– Как поездка? – спросила Ожье, и ее голос прозвучал вяло и тихо.

– Очень даже неплохо.

– Я почти завидую.

Дипломатические нужды часто заставляли Питера посещать территории, контролируемые Полисами на краю Солнечной системы. Но последняя экспедиция занесла его гораздо дальше, вглубь Галактики по гиперсети.

– Тебе бы понравилось, – сказал Питер. – Конечно, местами было жутко, но вытерпеть стоило.

– Надеюсь, ты выказал надлежащее благоговение и смиренный восторг.

– Было вовсе не так. Похоже, они просто обожают демонстрировать свои чудеса.

– Слушай, я не была бы настолько скептичной, если бы они по-настоящему хотели с нами сотрудничать.

– А ты полагаешь, не хотят? – осведомился Питер.

– Ну, ты же знаешь, что написано в примечаниях к договорам мелким шрифтом. Мы получаем доступ к гиперсети – не стоит говорить, что на их условиях, причем очень суровых, – а они получают доступ к Земле, причем, что забавно, тоже на их условиях.

– А вот я вижу здесь другое. Отчего им не требовать многого? Все-таки целую Галактику предлагают. Земля – замороженная, опасная, необитаемая – кажется небольшой ценой. И ведь нельзя сказать, что мы отдаем им всю планету сразу.

– Дай им дюйм – они проглотят милю.

Питер помассировал лоб, будто стараясь прогнать головную боль.

– Но, по крайней мере, мы чего-то добились для себя. Надо понять – и именно сейчас это особенно важно, – что прогры не составляют единое политическое целое, как бы нам ни хотелось обратного. Они сами не видят свою федерацию единым целым. Для них это зыбкий, постоянно меняющийся конгломерат ситуативных альянсов с тактическими интересами, и каждая группировка имеет собственный взгляд на лучшее будущее для Земли. Не секрет, что среди Полисов есть фракции, желающие агрессивных действий.

По спине Ожье пробежал холодок.

– Каких таких действий?

– Представь сама. Они очень хотят заполучить Землю, и в особенности сейчас, когда есть тщательно разработанный план терраформирования планеты и уничтожения фурий. И если честно, единственная преграда – наши умеренные друзья среди прогров. Прагматик во мне считает, что лучше уж договариваться с умеренными, пока они еще заинтересованы в этом.

– Под «прагматиком» следует понимать «хладнокровный циник», – обронила Ожье и немедленно устыдилась, потому что поняла несправедливость упрека. – Извини, пожалуйста. Питер, я хорошо тебя знаю и не сомневаюсь, что часть твоих доводов разумна, хоть они и кажутся поставленными с ног на голову. Но это не значит, что они мне нравятся.

– Нравятся они тебе или нет, сотрудничество с Полисами – единственный выход.

– Может быть, но для того, чтобы высадиться на Землю, програм придется перешагнуть через мой труп.

Питер улыбнулся так, что Ожье передернуло от ярости.

– Знаешь, я ужасно не люблю приносить плохие новости, но когда начнется заседание трибунала, тебе придется иметь дело с крайне опасным и компетентным свидетелем обвинения. Потому я хочу обеспечить тебе всю возможную помощь.

– Ты что имеешь в виду? Какой свидетель обвинения?

– Девочка. Кажется, по имени Кассандра.

Ожье прищурилась, внимательно глядя на бывшего мужа:

– Я чего-то о ней не знаю?

– Она гражданка Полиса, взрослый человек с возможностями и правами взрослого и со взрослой же безжалостностью.

Ожье покачала головой:

– Абсурд!

Но тут она вспомнила странную реакцию девочки на происшествие в Париже, а также изобретательность, изворотливость и постоянную готовность контратаковать в спорах, когда Кассандра защищала необходимость сотрудничества с програми. Затем Верити вспомнились стройные очертания корабля прогров в доке Бюро древностей.

– Это правда, – возразил Питер.

Он перебирал мертвые цветы в вазе и хмурился, пытаясь составить красивую композицию.

– Но как она проскользнула через нашу охрану?

– Никак. Ее участие в твоей экспедиции было санкционировано официально.

– И никто не счел нужным сообщить об этом мне?

– Присутствие Кассандры – щекотливая тема. Если бы не случилось эксцесса, никто бы ничего не заподозрил.

– А теперь решено раструбить об этом на трибунале?

– А теперь решено, что выступление Кассандры свидетелем – лучший способ укрепить нашу связь с умеренными програми. Так мы показываем, что доверяем им целиком и полностью, вплоть до того, что допускаем к чрезвычайно важной роли в судебном процессе.

– Даже если это значит, что из меня сделают козла отпущения?

Питер развел руки с ухоженными ногтями:

– Я же сказал: сделаю, что смогу. Официально мне не следовало даже упоминать Кассандру в разговоре с тобой.

– А как ты узнал?

– Я уже говорил: политика и люди, ею занимающиеся, – не всегда зло. – Он вынул два стебля и уложил рядом на столе, будто павших солдат. – Если Калискан предложит сделку, ты согласишься?

– Сделку? Какую?

– Да так, подумалось ненароком. – Он встал и разгладил костюм. – Пойду, пожалуй. Кажется, явиться сюда – не самая лучшая идея.

– Наверное, я должна тебя поблагодарить.

– Да ладно. Не стоит ломать старые привычки.

– Мне очень жаль, что не поздравила Паулу. Скажи ей, пожалуйста, что я исправлюсь. И передай привет Эндрю. Пусть не думает, что я совсем уж плохая мать.

– Ты не плохая мать. И вообще ты человек хороший. Просто позволила этой планете… этому городу, Парижу, завладеть твоей жизнью. Как будто он ревнивый и властный любовник. Знаешь, мне было бы легче, если бы ты оставила меня из-за любовника.

– Если не я, кто будет присматривать за Парижем?

– Он стоит твоего брака и любви двух детей? – Питер поднял руку, предупреждая ответ Верити. – Не надо ничего говорить. Просто подумай. Для нас уже слишком поздно.

Она удивилась равнодушному, безапелляционному тону бывшего мужа:

– Ты и в самом деле так считаешь?

– Конечно. Как видишь, мы разговариваем, не швыряя друг в друга вещами. Раньше нам это удавалось плохо.

– Наверное, ты прав.

– Прошу, подумай о наших детях. Иди на трибунал, будь покорной, говори правду, скажи, что наделала ошибок и сожалеешь о них. Я надеюсь, тогда у тебя будут реальные шансы выйти отсюда.

– И сохранить работу?

– Я чудес не обещаю.

Она встала и пожала ему руку. Ее ладонь привычно легла в ладонь мужа, будто две кисти были подогнаны друг под друга, сделаны, чтобы быть вместе. Верити вздрогнула.

– Я постараюсь, – пообещала она. – Там еще так много работы для меня. Я не позволю мерзавцам уничтожить Верити Ожье лишь для того, чтобы прибавить себе политический капитал.

– Так держать! – похвалил Питер. – Но не забывай о том, что лучше выглядеть покорной и раскаявшейся.