Страница 92 из 95
— Умерла, — ошалело повторил Денис Александрович, чувствуя уже, что и сам умирает.
Пол аккуратно наподдал по спине, а сверху перед глазами закрепился потолок.
— Доктор! Сестра, ему плохо! — кричала Мария. — Помогите же кто-нибудь! Ему плохо, помогите!
«Я умираю, я действительно умираю? — подумал Денис Александрович. — Что делать?»
— Воды! — приподнимаясь на локте, истошно заорал бывший психиатр. — Скорее, пока я еще не умер, принесите хоть пару ведер воды!..
НА ТОМ СВЕТЕ
Путешествие в памяти не сохранилось, но без сомнения это была уже другая планета. Наконец-то он переместился.
Вокруг было поле. Планета находилась где-то в космосе очень далеко от Земли, и она напоминала постылую старушку Землю, просто во всех деталях походила: цвета, ароматы, вечерняя прохлада, звон кузнечиков в траве, ненавязчивая гравитация, осознание себя как личности в определенной точке пространства-времени. Не перепутаешь!
Глубокая печаль и красота в каждой травинке, в каждом лепестке, в каждом собственном вздохе. Прямо перед Денисом Александровичем на земле сидела зеленая лягушка. Лягушка держала во рту золотую стрелу, похожую на стрелку часов из романа Эрвина Каина.
«Страшное дело, одного ведра воды хватило! — подумал Денис Александрович. — Вот оно, воплощение мечты!»
Он сглотнул непроизвольно, и под его пристальным взглядом лягушка исчезла, с хлопком растворилась в воздухе. Золотая стрела упала на траву.
«С мечтою нужно быть осторожным, — сказал он себе, наступая на стрелу ногой. — Мечта, как женщина, не терпит пристального внимания».
С легоньким треском стрела распалась под его подошвой, и одновременно с тем над головой в еще светлом небе проявились золотистые звезды. И будто затикали вокруг миллионы невидимых часов.
Время пошло.
Он был вне родной планеты, вне рамок своей жизни, он выпил ведро воды и вырвался в космос. Только мысль оставалась та же — ясное, глубокое понимание сути.
Конечно, это была не Земля, хотя переход через миллиарды световых лет случился с ним мгновенно. Он будто скользнул мыслью сначала очень медленно куда-то влево, а потом очень быстро куда-то вперед.
Первый трепет угас, коленки перестали дрожать, и он понял, что не все детали окружающего пространства совпадают с тем, что он знал раньше. И то, что не совпадало, было особенно приятно.
Небо над головою поблескивало, как лед, и по этому темнеющему голубому льду, сметая золотые звезды, скользило белое двойное солнце. Чернел холм за полем, постепенно из зеленого превращаясь в черно-красный. Смыкался лес вокруг. И совсем уже родные все звонче и звонче с наступлением сумерек захлебывались птичьи голоса.
Переместившись на другой конец вселенной, Денис Александрович оказался в полном одиночестве. Но насладиться одиночеством не успел. Тотчас оно было разрушено. Достаточно оказалось просто обернуться. Рядом, широко расставив ноги в сапогах, стоял Эрвин Каин.
— Я верю вам! — сказал Денис Александрович, зачем-то протягивая руку. — Верю, но не все понимаю! — Рука так и осталась висящей в воздухе. — Здесь так знакомо… Так чисто… Так ясно… — Он потер потную руку об одежду. — Я читал ваши книги. Я знаю вас как писателя! Я узнал вас. Но я узнал и это поле, это синее небо, это двойное солнце, что странно. Разве я мог видеть это место? Я же никогда не был здесь.
— Слепой зачастую привыкает к радиопьесам еще до того, как ослепнет, — без всякого пафоса сказал Эрвин Каин. — Глухой привыкает к титрам в кинофильмах, еще обладая слухом. Вот так и мы, готовимся Там, чтобы существовать Здесь…
Голос Эрвина Каина звучал ровно, на одной ноте, и Денис Александрович не смел перебить учителя. Каин стоял среди высокой травы и смотрел на заходящее солнце.
— Беда, конечно, если слепой привык к титрам, а глухой любит радиопьесы, приходится переучиваться… — Он вопросительно взглянул на Дениса Александровича. — С вами, я вижу, все в порядке, а мне вот пришлось переучиваться. — Он сделал торжественную паузу, желая, вероятно, подчеркнуть смысл сказанного. — Но поверьте, я вознагражден.
На одно короткое мгновение Денису Александровичу почудилось, что солнце всего одно и что второе солнце лишь отражение первого в толстом больничном стекле. В это мгновение поле вокруг медленно почернело. Подул ветерок, и воздух наполнился сладким запахом, сходным с запахом импортных транквилизаторов, но, конечно, это был запах вечерних цветов.
Солнца уходили, одно за другим катились к горизонту, но все еще хорошо можно было разглядеть мужественные черты великого писателя, его простой брезентовый костюм, его высокие белые сапоги. Двойное солнце играло на вороненых стволах двустволки, висящей на плече Эрвина Каина, и солнц становилось четыре.
— А я думал, что, когда умру, ничего не будет! — неожиданно для себя сказал Денис Александрович. — Это было заблуждение?
— Наивная душа! — Великий Каин посмотрел на него почти с любовью. — Есть два лозунга! — И он процитировал сам себя: — Первый: «Жить и трудиться неустанно!» и второй: «Умереть и трудиться всегда!»
Он переступил на месте. Сапоги писателя зашуршали по вечерней земле, будто тапочки по больничному полу, и Денис Александрович вдруг увидел, что это вовсе не Эрвин Каин стоит перед ним среди обширного поля на закате, а Генерал в пижаме стоит перед ним на фоне кафельной стены, бурно рассуждая о достоинствах генеральской охоты.
— Завидую, — сказал генерал.
— Чему? — удивился Денис Александрович.
— Ну тебя же признали неизлечимым, — сказал Генерал. — Теперь тебе группу дадут. Теперь тебя домой отпустят!
— Мой дом здесь! — возразил Денис Александрович, и великий Каин поддержал его:
— Дом человека там, где живет его мысль! Без сомнения, наша вселенная достаточно уютное место, но при этом не стоит забывать, что звездное небо всегда внутри нас!
«А законы морали, они что же, снаружи?» — хотел спросить Денис Александрович, но это был только миг. Короткий миг помутнения. Вопрос родился и отпал.
Все вернулось. Он шел вслед за великим Каином, а петляющая узкая тропинка ничем не напоминала скользкий линолеум прямого больничного коридора.
— Вы здесь творческим трудом занимаетесь? — стараясь не отставать, спрашивал Денис Александрович.
— Творю помаленьку, — охотно подтвердил Эрвин Каин. — А как же без этого! Творю, конечно!
— Вы фантастику пишете?! — От быстрого шага Денис Александрович немножко задыхался. — Дадите почитать?
Ускоряя и ускоряя шаг, философ объяснил:
— Фантастика не отражает сути. Я ушел от вымысла. Я теперь реалист, друг живой природы. Скажите мне, что может быть извращеннее, что может быть невероятнее нашей реальности. Какой фантаст нужен, чтобы придумать элементарную суточную милицейскую сводку! Поверьте, для этого нужен гениальный фантаст. А гениальный фантаст — уже почти реалист! Осознанная реальность не терпит литературного искривления. Поэтому-то я не подарю миру больше ни одного текста. Теперь я создаю совсем иное!
В эту минуту под ноги Денису Александровичу бросился крупный серый заяц. Со всего разгона бывший психиатр налетел на зайца и чуть не упал. Заяц сел на тропинке перед ним, задрал уши и уставился на человека. У него были красные глупые глаза.
— Вот его я создал, — объявил Эрвин Каин.
Стволы ружья уткнулись в зайца, но тот почему- то не убежал, только еще сильнее вылупил глаза и отвесил губу.
— Пойдемте, больной! — вдруг сказал заяц и дернул лапой, указывая направление. — Не задерживайте! Вы еще всю ночь улыбаться будете, а у меня дома собака не кормленая. Тибетский терьер, девочка.
Денис Александрович узнал эти глаза, узнал эту грустную мокрую губу, эти большие желтые зубы. Когда-то в иной жизни этот симпатичный травоядный зверек был человеком и работал санитаром в сумасшедшем доме. Он отличался от других санитаров тем, что все время заводил с больными разговор о своей собаке, всякий раз сравнивая любимого пса со следующим пациентом.