Страница 7 из 65
Но я, пожалуй, продолжу описание приключений, выпавших на мою долю во второй день моего пребывания в этом удивительном мире.
Тот добрый и благородный мандарин и судья не только отпустил меня на свободу, но и пригласил в свою повозку Ma-шин, предварительно позаботившись о том, чтобы мне вернули сумку. (Я тотчас же заглянул в нее и убедился, что и компас времени, и все серебряные ланы, и даже бумага были на месте. Видимо, здешние стражники все же отличаются честностью.) Мы поехали (в дороге я опять лишился чувств) к дому мандарина. Не исключаю, что он, как человек образованный, пусть даже и по здешним варварским меркам, в какой-то мере догадывался о моем высоком ранге. Во всяком случае, я был для него уже не узником, а гостем, это было легко заметить. Но если ты полагаешь, что дом судьи хотя бы отдаленно напоминает дома наших высокопоставленных мандаринов, то глубоко ошибаешься. Будем считать, что ранг у него не ниже, чем у моего двоюродного племянника Цзян Вана, не так давно начавшего служебную карьеру и достигшего лишь девятого ранга. У Цзян Вана, если я не ошибаюсь, имеется одна старшая и три младшие жены, шесть наложниц и что-то около двух или трех десятков слуг, не говоря уже о красивом, хотя и скромных размеров дворце. А у этого мандарина – одна-единственная жена, наложниц вообще нет, да и слуг я нигде не видел. (Здесь же замечу, что у господина Ши-ми нет ни супруги, ни наложниц. И это очень странно. Ведь он не нищий, не монах и не пьяница.) Дом судьи, хотя и построен из камня, очень некрасив. Хорошо, я не исключаю, что вместе со всей культурой изменились и представления о том, что такое красивый дом. Но представления о большом и малом?.. Казалось бы, в стране великанов и жилища должны соответствовать размерам ее обитателей. Между тем это совсем не так. Живут они в страшной тесноте. Дом судьи со всеми его помещениями и вполовину не так велик, как мой малый садовый павильон, да и тот в свое время пришлось расширять, потому что моим красногрудым чижам не хватало места для полета. Но это, в конце концов, ничего не значит, я был рад, что обрел хоть какое-то пристанище. У судьи я прожил двое суток.
Мое первое письмо, те несколько иероглифов, которые ты получил от меня сразу после «прибытия», я писал еще на мосту, до того, как увидел первого великана и пережил все эти приключения; я сразу и положил его на почтовый камень. Потом я решил написать тебе подробнее. И тут возник вопрос, как я теперь найду наш почтовый камень, мост, да и сам канал Голубых Колоколов? Я подумал, что проводить меня туда может только судья, хотя и знал, что мне при этом придется вытерпеть еще одну поездку на повозке Ma-шин. Но как объяснить все это судье? Ведь из местного языка я не знал пока ни единого слова. И тогда я, как сумел, исполнил перед судьей пантомиму «Двое стражников хватают почтенного мандарина Гао-дая». И еще сыграл ему сцену «Повозка Ma-шин наскакивает на дерево возле моста через канал Голубых Колоколов». Взявшись за дверную ручку, я покачался немного, изображая колокола, потом указал на голубой зонтик супруги господина судьи, а потом лег на пол и взволновал, если можно так выразиться, все свои члены... Но то ли оттого, что мои артистические способности оставляют желать лучшего, то ли потому, что канал переименовали, судья ничего не понял. Лишь после того, как я очень медленно и разборчиво повторил сначала одну сцену, потом вторую, он начал что-то понимать. Мы залезли в его Ma-шин, поехали и, заметив на моем лице радость по поводу узнавания канала и моста, судья догадался, что именно это мне и было нужно.
Когда я уселся на камень, извлек из сумки почтовую бумагу и начал писать, судью разобрало любопытство. Он ходил вокруг меня, заглядывал в письмо и весьма невежливо вглядывался в меня. Нравы здесь, конечно, грубые; впрочем, я уже писал тебе об этом. Но поскольку прочитать он все равно ничего не мог, я не обращал на него внимания. Прежде чем положить письмо на условленное место, откуда оно – несомненно, к величайшему изумлению, а то и страху судьи, если бы он увидел это, – должно было исчезнуть как по мановению волшебного жезла, я жестами попросил его отойти немного. На этот раз он понял меня довольно быстро, и у него достало такта исполнить мою просьбу. Вообще же такт и сдержанность отличают жителей города Минхэнь (так называют теперь нашу столицу) довольно редко. Господин Ши-ми, которого я с каждым днем ценю все больше, составляет приятное исключение.
Господин Ши-ми – друг судьи. Он пришел к судье вечером на третьи сутки и забрал меня к себе. Видимо, они посоветовались и решили, что мне лучше будет жить у него. И, в общем, так оно и оказалось.
У господина Ши-ми, как я тебе уже сообщил, нет ни жены, ни наложниц; слуг у него тоже нет, как нет и собственного дома. Вместе со множеством других людей он живет в огромной крепости, состоящей из нескольких разновеликих башен. В них постоянно царит шум. До каждого отдельного жилища добираются либо по лестницам, которые, очевидно, чистят довольно редко, либо при помощи странных повозок, ездящих вверх и вниз, повинуясь какому-то волшебству. (Эти повозки – их называют Лилит – я погонять еще не умею. А господин Ши-ми умеет.) В жилище господина Ши-ми всего шесть комнат, причем три из них прямо-таки на удивление узки. В одной такой комнатке... Но об этом позже. С ней у господина Ши-ми связано одно довольно досадное воспоминание, касающееся меня. Одну из других комнат, тех, которые побольше, господин Ши-ми отдал мне. Сквозь ее окно, сплошь закрытое стеклом, можно смотреть наружу. Но видны только другие такие же постройки, высокие и не очень, и редкие деревья. Я смотрю в окно не часто, потому что у меня от этого кружится голова. Еще одна, не менее счастливая случайность заключается в том, что дом господина Ши-ми находится не более чем в двух с половиной ли от нашего моста. Вскоре я без помощи господина Ши-ми смогу ходить туда и возвращаться обратно. Возможно, я уже в следующий раз предприму такую попытку.
Дождь все идет. «Хуэ По-го». Приветствую тебя сердечно и нежно, твой далекий друг —
Гао-дай.
С нежной грустью вспоминаю о моей Сяо-сяо.
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
(суббота, 31 июля)
Любезный Цзи-гу,
меня бесконечно обрадовало твое письмо, наконец-то оказавшееся достаточно полным и подробным, – весточка с далекой родины, из невероятной дали времен. Твои дружеские строки, даже сами знакомые иероглифы несказанно согрели и ободрили мое сердце, хотя я и здесь уже с каждым днем чувствую себя все более как дома. А то, что моя дражайшая вторая жена, подобно глупому крокодилу, то и дело набрасывается на наложниц, пусть тебя не волнует: это ее обычное поведение. Если они вздумают спрашивать, куда я делся, отвечай, что их это не касается. А вот болезнь жеребенка меня действительно беспокоит. Ты посоветуй им пригласить доктора Ма-кана из Тайюаня. Из ветеринаров его считают лучшим. И пусть ему заплатят столько, сколько потребуется, я за ценой не постою.
Кипу почтовой бумаги я получил в целости и сохранности.
Господин Ши-ми, доброта которого настолько безгранична, что я не нахожу слов для выражения благодарности – воистину счастливейший случай свел меня с ним в этом сумбурном мире! – уже в течение целой недели ежедневно и усиленно занимается со мной здешним языком. Хотя мне, когда я, будем надеяться, благополучно вернусь в наше родное время, вряд ли сможет пригодиться этот варварский язык далекого будущего, я понимаю, что тут мне без него никак не обойтись, если я в самом деле хочу увидеть и познать эту жизнь, а не просто плыть по течению, точно глупая, немая и ленивая рыба, вглядывающаяся в окружающий ее мир только затем, чтобы успеть избежать возможных напастей. Мы занимаемся по два часа в день – час утром, час вечером. Господин Ши-ми отдает этим занятиям все силы, проявляя поистине бесконечное терпение. Утешает меня лишь то, что наши занятия приносят пользу и ему, ибо он волей-неволей выучивает слова нашего языка, так что учимся мы оба.