Возвращение

Адриан, который только что вошел в кухню, улыбнулся, услышав комментарий дочери. Он поцеловал ее и налил себе кофе.

В кухню вошла Мелина. Лицо у девочки было сонное, под мышкой она держала куклу. Она поцеловала Мари, со смущенным видом, глядя на свои тапочки, поздоровалась с Адрианом. Видя ее замешательство, Мари поторопилась сказать:

— Мелина, клади куклу и садись скорее завтракать! Как ты помнишь, у нас сегодня вечерние посиделки. Времени у нас немного. Поручаю тебе почистить картошку, ее мне нужно килограмма три.

Узнав о том, что и ей придется как следует потрудиться, девочка моментально надулась. Похоже, чистка овощей ее не вдохновляла. Адриан это заметил, но воздержался от замечания.

Вошла Нанетт. Она все еще ворчала на патуа и поправляла на ходу свой белоснежный чепец. Окинув взглядом помещение, она быстро проговорила «Доброе утро!» и налила себе кофе в слегка щербатую по краю фаянсовую чашку, на которой были нарисованы ягоды черники. Мари часто просила свекровь перестать ею пользоваться, но все напрасно. Нанетт дорожила своей чашкой, словно это было бесценное сокровище. Эта чашка была одной из немногих вещей, служивших ей еще «во времена “Бори”». Она привезла ее в Обазин в числе прочих пожитков. Старушка пила свой кофе, стоя у печки. И вдруг она воскликнула:

— Свечи!

Все вздрогнули. С чего бы сейчас говорить о свечах? Мари нарушила молчание вопросом:

— Зачем нужны свечи, моя Нан?

— Странно это слышать от тебя, доченька, ты же сама говорила, что сегодня у нас вечерние посиделки! Честное слово, можно подумать, ты забыла, как это бывает!

Мари все стало ясно.

— Но у нас есть электричество! — воскликнула она. — Даже без свечей мы замечательно проведем вечер!

— Ох уж эти современные нравы! В былые времена мы сидели при свете печки или при свечах. Печка у нас большая, но свечи тоже понадобятся.

Чтобы мать с бабушкой не поссорились, в разговор поспешила вмешаться Камилла:

— Мама, в пристройке у нас есть керосиновая лампа. Я ее почищу. Тебе понравится сидеть при свете лампы, бабушка?

Нанетт поморщилась, но ничего не ответила. Мари поспешно вышла во двор и, вернувшись с той самой лампой, поставила ее на стол.

— Ты была права, Камилла! — отметила она. — Похоже, она в рабочем состоянии, но ее нужно хорошенько протереть. А вот керосина у нас точно нет!

Мелина тут же с лету ухватилась за этот шанс увильнуть от чистки картошки. Она сказала неуверенно:

— Я могу сходить в скобяную лавку за керосином…

Камилла и Адриан, разгадавшие ее маневр, переглянулись. Мари же повернулась к девочке и кивнула:

— Ты хорошо придумала, Мелина! Очень мило с твоей стороны!

Нанетт продолжала молчать. Вымыв свою чашку, она взялась за веник. Адриан поспешил покинуть оккупированную женщинами кухню и удалился в кабинет. Он не ощущал себя причастным к этим посиделкам, которых так хотел избежать. К тому же скоро должны были прийти первые пациенты…

Камилла с Мелиной закончили завтракать и пошли наверх переодеться. Камилла вскоре спустилась и достала из шкафа ведро и половую тряпку. Мелина пришла много позже. Она обошла лужицу на плитке в вестибюле и проскользнула в кухню.

Под бдительным оком Нанетт Мари отбирала самые красивые картофелины. Из радиоприемника лилась песня Луи Мариано «Красотка из Кадикса», такая веселая, что даже на уста старушки вернулась улыбка. Она воскликнула:

— Хорошо поет! Прямо как наш Хосе!

Запах кофе, зажигательная музыка… В доме царила атмосфера праздника, очаровывавшая Мелину. Мари заметила, что она стоит на пороге, и улыбнулась — черные косы девочки были старательно заплетены.

— А вот и ты, Мелина! Вижу, ты уже готова сходить в скобяную лавку мсье Юльмэ и купить литр керосина. Вот тебе мой кошелек. Можешь зайти в бакалею и купить себе конфету.

— О, спасибо, мама Мари!

От хорошего настроения Нанетт не осталось и следа. Из ее бурчания можно было понять, что девочку слишком балуют. И все же ей не хотелось выслушивать упреки Мари, требующей говорить по-французски, поэтому она спросила плаксивым тоном:

— И кто же придет на твои вечерние посиделки? Вот о чем я себя спрашиваю, моя курочка!

— Нан, я ведь тебе уже три раза повторяла!

— Не моя вина, если я забываю! В моем-то возрасте! — отозвалась старушка. — У меня ничего в голове не держится!

— Хорошо, — уступила Мари. — Если это тебя так волнует, я перечислю еще раз. Придут Амели и ее муж Леон, лейтенант, а еще Жаннетт с отцом, Жаном-Батистом Канаром, ты его знаешь! Вы часто разговаривали, когда встречались на площади, с тех самых пор, как мы переехали в Обазин. Еще я пригласила мадемуазель Берже. Она возьмет с собой Мадлен. Девочкам придется лечь спать поздно, но один раз можно сделать исключение, верно?

Мелина наморщила нос. Она не знала, что в гости придут и мама Тере со своей подопечной. Сперва она расстроилась, но потом подумала, что сможет похвастаться перед Мадлен своей комнатой и игрушками.

— Еще я пригласила Мари-Эллен и ее маму Ирэн. Может, придет и мсье Дрюлиоль, если только не предпочтет отправиться в кафе «Сюдри» на партию белота[7]. В общем, с нами четверыми нас будет двенадцать!

Мелина сказала:

— Я ухожу! Я взяла сумку и деньги.

— Счастливо, дорогая! Обязательно надень пальто и шарфик. Они на вешалке у двери. На улице так холодно…

Девочка пообещала надеть их и легким шагом вышла из комнаты. В вестибюле Камиллы уже не было. Мелина услышала ее пение на втором этаже. Она подбежала к двери, оставив пальто и шарф на своем месте. Оказавшись на улице, она понеслась со всех ног, огибая замерзшие лужи — напоминание о вчерашнем дожде. Она оббежала вокруг фонтана, поглядывая на импозантное здание аббатства. Наконец, уверенная, что ее никто не видит, она повернулась лицом к приюту, показала язык, расхохоталась и помчалась к скобяной лавке.

Вернувшись в свой новый дом с покрасневшими щеками и большим леденцом из ячменного сахара во рту, она приняла вид послушной и спокойной девочки — такой, какой и полагалось быть дочери доктора и учительницы. Возле вешалки она притормозила, как если бы собиралась повесить на нее верхнюю одежду, и направилась в кухню. Сердце ее переполняла неистовая радость.

Камилла отчищала керосиновую лампу, Мари нарезала картошку тонкими ломтиками, а Нанетт мыла руки, причем чепец у нее съехал набок. Она продолжала ворчать:

— Я знаю, что говорю… В наше время на вечерних посиделках каждый чем-то был занят, сложа руки не сидели… Вспомни, Мари, как это бывало в «Бори»! Мы лущили фасоль, кололи орехи, шелушили початки кукурузы… Старики сидели у огня, молодые — за столом. Часто на таких посиделках намечались помолвки. Парень и девушка, если нравились друг другу, давали об этом знать. А весной родители объявляли помолвку.

— Нан, — со вздохом сказала Мари, — я организовала этот праздник для тебя, а ты не перестаешь жаловаться! Если ты настаиваешь на том, чтобы руки были заняты работой, что ж, мы, женщины, будем вязать носки и отдадим их потом в Красный Крест для неимущих. Я думала, что можно просто посидеть у печки и попеть, но ты никогда не бываешь довольна! Ну хорошо, что еще нам нужно сделать?

— Три пирога с орехами! — подсказала Мелина, ставя сумку на край стола. — Я знаю рецепт, мне Камилла его написала на бумажке. Я тебе помогу, мама Мари!

Нанетт, Камилла и Мари одновременно взглянули на девочку, которая, несмотря на покрасневшие от холода щечки и кончик носа, светилась от радости. Самая старшая из женщин, несмотря на свою отчужденность, одарила девочку растроганной улыбкой, которую Мелина, конечно же, заметила. Возможно, отношения между двумя самыми своевольными обитателями этого дома — приемной матерью Мари и дочкой Леони — со временем наладятся…

***

На Обазин опустилась холодная ясная ночь. Шиферные крыши заблестели в лунном свете. Когда церковный колокол прозвонил восемь раз, в доме доктора Меснье все было готово к приему гостей. Для очистки совести Мари и Камилла в последний раз осмотрели кухню — стратегический пункт, где и пройдут долгожданные посиделки. На большом, покрытом красной скатертью столе стояли пироги с орехами, на их румяных корочках танцевали блики огня, пылающего в печке. Остальные яства, чтобы не остыли, стояли на краю печи. Двенадцать стаканов, заботливо расставленных Мелиной перед бутылками с сидром, дожидались момента, когда понадобится развязать языки самым скромным и смочить пересохшее горло самым болтливым.

7

Карточная игра.