Возвращение

«Какой очаровательный знак внимания! — подумала она. — Я знаю, он станет для Мелины хорошим отцом, ведь он стал таковым для детей Пьера».

Она легким шагом спустилась по лестнице и постучала в дверь комнаты Нанетт, потом приоткрыла ее:

— Нан, дорогая, я иду в аббатство!

— Покажись-ка мне, моя курочка! Я вижу только кончик твоего носа! И что тебе нужно у сестер?

— Не притворяйся, что забыла, я тебе не поверю! Сегодня — тот самый долгожданный день! Если все пройдет хорошо, я приведу с собой Мелину!

— Не слишком торопись, послушай старуху! Погоди немного, прежде чем подписывать бумаги, иначе будешь потом локти кусать, это точно!

— Я не передумаю, Нанетт! Решение принято. Послезавтра мы с Адрианом уладим все формальности с удочерением.

— И ты так радуешься из-за девчонки, которая принесет нам одни неприятности? Что ж, иди!

Мари нахмурилась, вздохнула и все-таки вошла в комнату.

— Ты заставила меня зайти, хоть я и тороплюсь! — шепнула она старушке на ухо. — Нан, послушай, что я скажу: вместо того чтобы ворчать, вспомни о наших планах… В будущую субботу в доме будет людно, тебе это пойдет на пользу, ведь ты так долго болела и не могла никуда выходить. Это будет хороший повод представить Мелину нашим друзьям. Но если ты слишком расстроена, мы можем все отменить. Ну, как ты решишь?

— Ба! Уж постараюсь выйти к гостям… если ты настаиваешь. Но только чтобы доставить тебе удовольствие!

Мари хотела было вздохнуть от огорчения, но тут поймала лукавый, веселый взгляд Нанетт. Решительно, ее приемная мать никогда не изменится!

— Ворчи сколько хочешь, моя Нан, я уверена, что в глубине души ты довольна! Кстати, на краю плиты я оставила тебе липовый настой. До скорого!

Мари шла через площадь, с наслаждением вдыхая пахнущий морозом воздух. Как и каждое утро, этот короткий отрезок пути наполнял ее радостью. Она с некоторым опозданием начала преподавать в приютской школе. Таким образом, у нее появилась возможность каждый день видеть Мелину.

Официальное решение относительно удочерения еще не было принято. Мать Мари-де-Гонзаг была осведомлена о планах Мари и все же предпочла не сообщать пока девочке радостную новость.

— Здравствуйте, матушка! — воскликнула Мари, входя в небольшую приемную.

— Здравствуйте, Мари! Вы вся светитесь от радости!

— Да, матушка, я очень счастлива! Неделя, которую вы дали нам на размышления, наконец прошла. Должна признаться, мне показалось, что она тянулась бесконечно. Я дождаться не могла дня, когда заберу Мелину домой. Я могу поговорить с ней прямо сейчас?

Мать Мари-де-Гонзаг со вздохом сцепила руки. Разумеется, она радовалась за девочку, как и за каждую свою воспитанницу, которую брали в семью, однако случай Мелины был особенным — из-за тайны, которой было окутано ее рождение. Благожелательное, чуть усталое лицо матушки омрачила тень беспокойства. Она знала, насколько щедра душой ее собеседница, однако задача ей предстояла нелегкая.

— Дорогая Мари, ваше решение удочерить эту девочку тронуло мое сердце. И я рада, что доктор Меснье согласен стать Мелине отцом. Но перед тем, как доверить ее вам, я хочу кое-что сказать. Вы говорили, как вас растрогала ее просьба, обращенная к нашему доброму святому Этьену, дать ей семью. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что ей у нас плохо. Но Мелина — девочка взбалмошная и капризная, а еще непоседливая и недисциплинированная. Когда мы ставим пьесы, она бывает невыносимой — непременно требует себе главную роль. Вы должны быть очень строги с ней! Воспитывая девочку, будьте бескомпромиссны и прозорливы, Мари! У нее сильный характер, и мне будет очень больно, если вы пожалеете о своем решении, таком благородном!

Мари внимательно выслушала мать-настоятельницу. Удивление пришло на смену нетерпению. Но последние слова монахини вызвали у нее живую реакцию:

— Матушка, разве смогу я хоть когда-нибудь пожалеть об этом? Мой долг — удочерить дочь Леони! Вы знаете, как много это для меня значит…

Жестом настоятельница попросила ее помолчать и поспешила добавить:

— Успокойтесь, дорогая Мари! Я верю в вас, вы — образцовая мать семейства и прекрасный преподаватель. Идемте в рукодельню, там мать Мари-дез-Анж занимается с девочками по субботам. Август не за горами, и нам следует подготовиться к летней благотворительной ярмарке. Нескольких месяцев едва хватит, чтобы закончить работу. Качество наших товаров не должно разочаровать покупателей!

Мари последовала за матерью Мари-де-Гонзаг по лабиринту аббатских коридоров. Она так хорошо знала это место, что могла бы пройти в любой конец с закрытыми глазами. Они прошли по арочному коридору, соединявшему сад и двор, потом поднялись по лестнице из камня, отполированного за годы множеством ног. Ступени были истерты так сильно, что посередине каждой образовалась ложбинка. Наконец они подошли к рукодельне. Из-за двери слышались хрустальные голоса воспитанниц. Мари узнала песню, как только они переступили порог комнаты, где девочки занимались шитьем.

Я прихожу, о матушка, к вам на колени,

Чтобы сказать: я посвящаю вам всю свою жизнь!

Вашей любви я ее доверяю,

Храните ее, она ваша до последнего дня!

Мари почудилось, что она вернулась в прошлое. Она увидела себя сидящей за одним столом с Леони. Взгляд ее пробежал по комнате, по склоненным головам занятых работой девочек. Младшие наравне со старшими занимались шитьем и вышивкой, зарабатывая тем самым дополнительные деньги для приюта. Мари была знакома с большинством присутствующих воспитанниц, некоторые из них были ее ученицами. Сестра Мари-дез-Анж, сидя в центре, царила в этом женском мирке, помогая воспитанницам в работе.

Она ласково улыбнулась, заметив, что маленькая Мадлен, занятая вышивкой салфетки, от усердия покусывает верхнюю губку. И только одна девочка обернулась. Словно почувствовав на себе взгляд Мари, Мелина, не переставая петь, посмотрела на нее одновременно со страхом и радостью. Мать Мари-де-Гонзаг обошла комнату и кивком поздоровалась с девочками.

— Мелина! — позвала она благожелательным тоном. — Можешь отложить на время свою работу. Мадам Меснье хочет с тобой поговорить.

В одну секунду девочка вскочила со своего места, как если бы только и ждала этих слов — так чертик выскакивает из коробочки. Она подбежала к Мари, и в ее голубых глазах светилась тысяча вопросов. Она не знала цели этого разговора. Как только девочка подошла к супруге доктора, мать-настоятельница сделала им знак, что они могут выйти.

Мари взяла Мелину за руку, и они вместе пошли по коридору, пол которого был выложен красивыми разноцветными плитками. Их расположение было не случайным, а образовывало некие символы жизни монахов, некогда обитавших в аббатстве. Здесь можно было увидеть лист клевера с четырьмя лепестками, солнце, луну и четыре звезды. Последним было изображение восьмерки — символа бесконечности.

Они вышли через деревянную дверь на лестницу, которая вела в церковь. Внизу, на лестничной площадке, стоял в течение многих веков старинный шкаф, изготовленный еще в двенадцатом столетии, то есть такой же древний, как и само аббатство.

Дойдя до левого нефа, они остановились и посмотрели на могилу святого.

— Мелина, — начала Мари, — я привела тебя сюда не случайно. Ты помнишь, что именно здесь мы с тобой познакомились? Ты пришла просить у святого Этьена чуда…

— Да, мадам, я помню!

— Ты хотела иметь семью, не так ли? Так вот, у меня для тебя хорошая новость: твое желание исполнилось! Мой муж и я, мы решили тебя удочерить. Отныне и навсегда ты будешь жить с нами… если ты хочешь, чтобы я стала твоей мамой!

Мелина была до такой степени поражена, что стояла с открытым ртом и безвольно повисшими вдоль туловища руками. Девочка, казалось, окаменела.

— Давай присядем на скамейку и поговорим! — предложила Мари. — Ты не ответила на мой вопрос. Ты хочешь, чтобы я была твоей матерью? Быть может, я кажусь тебе слишком старой?

Эти слова, произнесенные ласковым, взволнованным голосом, вернули ребенка к реальности. Ей все это не снится! Эта красивая дама, которая утешала ее в церкви, хочет стать ее мамой! Девочка поспешила с ответом, почти крикнула: