Возвращение

Когда Жан и Бертий легли спать, Венсан предложил выпить по рюмочке. Они втроем с комфортом устроились в гостиной у камина. Это был первый случай, когда супружеская чета принимала одну лишь Мари. Вечер получился исключительно приятным, поскольку каждый вел себя самым естественным образом. Лизон с согласия матери объяснила ситуацию Венсану. Глубоко тронутый историей Мелины, зять высказал свое мнение:

— Я понимаю вас, Мари! Дитя не виновато в ошибках тех, кто его зачал! И абсолютно естественно ваше желание позаботиться о дочери вашей подруги. Но ваш супруг… Думаю, что Адриан очень о вас беспокоится. Это так мало на вас похоже — хлопнуть дверью и прыгнуть в первый же автобус!

Мари вздохнула. Адриан… Ее отъезд не только оставлял в подвешенном состоянии ситуацию с Мелиной, но и создал в семье прецедент, ранее невообразимый! И все же она ощущала некое удовлетворение от того, что поступила так импульсивно. Она тоже может быть непреклонной, когда это необходимо! Она не изменит своего мнения по поводу удочерения ребенка Леони! Мари была готова идти до конца… пусть и без Адриана!

— Знаю, что мое бегство ничего не решает. И потом, он догадался, что я остановилась у кого-то из детей, — сказала она. — Надеюсь, что он не поедет искать меня в Брив или в Тюль. Матильда ничего не знает о нашей ссоре, Поль тоже.

Они еще долго обсуждали животрепещущую тему, но решения так и не нашли.

— Мама, нужно послать в Обазин телеграмму! — предложила Лизон. — Это успокоит бабушку и Адриана.

Мари пообещала сделать это завтра. Они разошлись по спальням около полуночи.

Улегшись, Мари начала мерзнуть. Лизон приготовила ей грелку из песчаника, однако ее было мало, чтобы прогнать холод, пронизывающий Мари. Ей не хватало Адриана. В течение многих лет каждую ночь она засыпала в его объятиях, счастливая и спокойная. Пылкие любовники ночью и прекрасно понимающие друг друга супруги днем, они с трудом переносили разлуку. И на этот раз причиной ее стал поступок Мари.

«Адриан, любовь моя! Что я делаю здесь, без тебя? Но ты сделал мне так больно… И у меня не получается тебя простить!»

Гнев улетучился, но остались боль и сомнение. Мари плакала, пока сон не сморил ее. Она уснула на одной половине кровати, прижимая к груди вторую подушку.

***

На следующее же утро Мари отправила Адриану телеграмму, в которой сообщила, где она, но ничего больше. В этот свой незапланированный приезд она могла больше времени проводить с внуками, обстоятельно поговорить с дочерью. Жарко натопленный большой дом укрыл ее своим надежным крылом. В каждой комнате та или иная вещь будила в ней воспоминания. Все напоминало о годах юности. В эти несколько дней она размышляла о своей жизни в статусе супруги доктора Меснье, о пройденном пути, о счастливых моментах, о своих печалях.

В четверг утром, все еще раз хорошо обдумав, Мари наконец решила, как будет действовать. На первый этаж она спустилась уже более уверенным шагом и за завтраком уведомила Лизон о своем решении.

— Я собираюсь в Брив. Навещу Матильду и попрошу ее приютить меня на несколько дней. Завтра вечером я заберу Камиллу из коллежа. Она не должна страдать из-за нашей размолвки. Скажу ей, что субботу и воскресенье мы проведем в городе. Сходим с ней на рынок Бон Марше, купим несколько безделушек…

— Мама, тебе все равно придется рано или поздно вернуться домой! — сказала Лизон. — Ты не сможешь жить неделю у Матильды, а потом у Поля в Тюле! У них меньше места, чем у нас. Если хочешь, возвращайся в понедельник в «Бори».

Они могли бы еще долго говорить об этом, но им помешал троекратный стук во входную дверь. Лизон пошла открыть и через минуту вернулась с телеграммой в руке. Вид у нее был растерянный.

— Это тебе, мам! Из Обазина.

Мари развернула листок и быстро прочла. Она моментально побледнела, руки у нее задрожали.

— О нет! Послушай только, дорогая: «Нанетт очень больна, требует тебя. Очень беспокоюсь о ней. Твои ученики тебя ждут. Мать Мари-де-Гонзаг в недоумении. Адриан».

Потрясенная Мари прижала руку к сердцу и пробормотала с виноватым видом:

— Господи, что я наделала, Лизон! Я оставила бабушку Нан, а она так кашляла! И школу! Как я могла забыть обо всех них? Я должна была выйти на работу во вторник, то есть позавчера! Господи, я и правда потеряла голову! Лизон, мне так стыдно за себя! Мне нужно было остаться с Нанетт! Бедная, она нуждается во мне! Она же ничего не понимает! Скажи скорее, в котором часу поезд на Лимож?

Лизон, как могла, постаралась успокоить мать:

— Не волнуйся так! Венсан отвезет тебя на вокзал, и ты сядешь на поезд, который отправляется в час дня. Все будет хорошо!

Мари словно бы вернулась с небес на землю. Всю обратную поездку она осыпала себя суровыми упреками, злилась из-за того, что позволила гневу овладеть собой, повела себя совершенно безответственно! Учительница с ее опытом забыла о начале занятий! Невероятно! Мать Мари-де-Гонзаг пребывает в полнейшем недоумении и наверняка сердита на нее! Кто заменил Мари на уроках? Однако самым серьезным поводом для тревоги была болезнь Нанетт.

«Как могла я оставить мою дорогую Нан? Она ведь еще в праздники очень плохо себя чувствовала…»

Теперь самым большим страхом Мари, который она пыталась гнать от себя, было приехать слишком поздно и столкнуться с необратимым.

— Господи, сделай так, чтобы моя Нанетт была еще жива! — молилась она шепотом. — Она заменила мне мать, которой я не знала! Я не хочу ее потерять! Если она угаснет, когда меня не будет рядом, я себе этого не прощу!

Дорога показалась Мари бесконечной. Она бросилась к дому, как только вышла из автобуса. Когда она открыла дверь, у нее возникло ощущение, что она не была здесь вечность. А ведь она уехала всего четыре дня назад! Сердце неистово колотилось, ноги подгибались. Ее одолевали такие разные, такие противоречивые эмоции. Однако реальность была такова: это ее единственный дом и она никогда не сможет его бросить. Мари наконец осознала, и ей на это понадобилось всего пару секунд, что она — не из тех женщин, которые разводятся.

Бегство не решает проблем… Мари понимала, что ей вновь придется столкнуться со сложной ситуацией и найти из нее выход. Альтернативы не было.

Она поставила чемодан и как раз снимала пальто, когда дверь смотрового кабинета резко распахнулась. Застигнутая врасплох, она испуганно обернулась. Мари еще не решила, как будет вести себя с мужем. В белом расстегнутом халате поверх серого твидового костюма, того самого, который Мари нравился больше других, он с удивлением смотрел на жену. После нескольких секунд молчания, в течение которых супруги со смущенным видом смотрели друг на друга, доктор Меснье сказал тихо:

— Ты уже вернулась? Спасибо, что поторопилась! Нанетт плохо, а я не могу все время быть с ней, у меня много пациентов. Жаннетт приходит каждый день, но состояние старушки ухудшается…

— Какой диагноз ты поставил? — спросила Мари испуганно. — Говори!

— Надо готовиться к худшему. Она не может встать, отказывается есть…

Мари вздохнула с облегчением: Нанетт жива, значит, еще не все потеряно! Она будет о ней заботиться, и та поправится! Мари разулась и, не говоря больше ни слова, вошла в комнату своей свекрови. Ставни были закрыты, от печи шло приятное тепло. Нанетт лежала на безукоризненно белой простыне, смежив веки и сложив руки на груди. Зрелище леденило кровь. Если бы муж не успел рассказать, в каком состоянии пребывает его престарелая пациентка, Мари подумала бы, что находится в комнате умершего, где не хватает только свечей. Черты лица Нанетт заострились, она была бледна, волосы слиплись от пота. Мари подошла к кровати и прошептала:

— Нан, дорогая! Я пришла! Ты меня слышишь?

Нанетт не ответила, но приоткрыла один глаз. Невзирая на жар и слабость, она нашла в себе силы послать невестке сердитый взгляд, в котором читался упрек.

— А, приехала? Не слишком ты торопилась! Как ты могла так поступить, Мари, — бросить меня на произвол судьбы? Когда я не могу встать с кровати! Я умираю!