Возвращение

Мари посмотрела на мужчин умоляюще и сказала:

— Война закончилась, забудем о прошлом! Более того, мы никогда не узнаем об этом правды. И не нужно принимать на веру все слухи: здесь, в Прессиньяке, — я это знаю по своему опыту, — у людей длинные языки!

Послышались возгласы, смех и приветственные крики. Новобрачные здоровались с гостями, пожимали протянутые руки, расцеловывали в щечки детей. В белом платье с золотым пояском, Элоди, казалось, пребывала на вершине блаженства и была горда собой. Маленькая соломенная шляпка с короткой вуалью слегка притеняла ее лицо с печатью прожитых лет. Она была красиво причесана, но накрашена так же чрезмерно, как и Матильда.

Перед тем как подняться на паперть, Элоди обвела взглядом собравшихся и, заметив Мари, помахала ей рукой. Адриан шепнул жене:

— Элоди нас увидела! Полагаю, она хочет представить нам своего будущего супруга. Нам точно нужно к ней сейчас подойти?

— Давай будем любезными, — так же тихо отозвалась Мари, — и пойдем поздороваемся. Это элементарная вежливость.

Адриан с уважением посмотрел на жену. Природная доброта Мари не переставала его удивлять. Она простила Элоди зависть и обиды, она даже пыталась быть любезной по отношению к этой мегере, когда-то без угрызений совести вымогавшей у них деньги.

— Дорогая, какое счастье, что я на тебе женился! Твоя добросердечность меня поражает! Кто угодно на твоем месте ненавидел бы Элоди.

— Думаю, ты прав, — сказала Мари тихо. — Но к чему ведет ненависть? И Господь учит нас прощать.

Чета Меснье двинулась вперед. Гости, впечатленные элегантностью их нарядов, а еще больше их общественным положением, размыкали свои ряды, давая им пройти. Разговоры стихли, все навострили уши, чтобы услышать, если получится, хотя бы обрывки разговора между ними и женихом с невестой.

— Фирмен! — позвала Элоди, которой было приятно показать, какие у нее связи в обществе. — Хочу представить тебе наших почетных гостей — Мари, ту самую, ее еще прозвали «Мари из “Волчьего Леса”», и ее супруга, доктора Меснье. Были времена, когда они мне здорово помогли…

Фирмен Варандо круглыми от удивления глазами смотрел на Мари. У этого шестидесятилетнего господина была не слишком приятная наружность: лысина, лицо с красными прожилками, довольно полный… Воспитание тоже оставляло желать лучшего, поскольку он воскликнул с явным изумлением и очень громко, так что его услышала вся притихшая площадь:

— Черт побери, Элоди! Ты надо мной смеешься! Это не может быть та Мари, о которой ты мне все уши прожужжала!

— Говорю тебе, это она! — тоже громко ответила невеста, дергая его за руку.

— Но… Ты говорила, она наших с тобой лет… А передо мной молодая и симпатичная дама, с которой я охотно пошел бы танцевать! Настоящая красавица!

— Ты несешь вздор! — сердито одернула его обиженная Элоди. — Мари, скажите ему сами! Иначе он с места не сдвинется, а мсье кюре нас уже ждет!

Адриан отвернулся, силясь сдержать приступ гомерического хохота. Ситуация стала затруднительной для самой Мари, которая, чтобы Элоди не расстраивалась, поспешила положить конец нелепой сцене:

— Мсье Варандо, я и правда та самая «Мари из “Волчьего Леса”»! Благодарю вас за комплименты, хоть и не думаю, что я их заслужила. Что до танца, то об этом мы поговорим позже. Элоди права: вас ожидает отец Андрэ, и Мария-Антуанетта уже качается — так ей не терпится ознаменовать своим звоном ваш союз. Нужно идти!

Мари говорила негромко, при этом ободряюще улыбаясь Элоди. Она не заметила, каким недобрым взглядом ответила ей пока еще невеста.

Появление Поля разрядило обстановку, и каждый вернулся к исполнению своей роли на этом празднике. Молодой человек увлек мать и отчима за собой. Элоди поймала руку своего возлюбленного, и пара, наконец, направилась в церковь, по пути обмениваясь колкими фразами.

— Я тебе это припомню! — сказала она Фирмену. — Не слишком ты церемонишься, любой бабенке начинаешь зубы заговаривать… И это в день нашей свадьбы! Ты мне за это заплатишь!

— Ты мне столько гадостей наговорила про эту женщину… Я поверить не мог, что это — та самая Мари! — отвечал на это Фирмен. — На вид-то она — чистый ангел!

— Как говорится, не все то золото, что блестит! Эта каналья кого хочешь обведет вокруг пальца! Сначала строила из себя принцессу в «Бори», потом вышла замуж за доктора из Обазина! А ее платье? Ты видел ее платье?

— Еще бы! — игриво отозвался Фирмен. — Но больше я примечал то, что под платьем! И скажу тебе, ради этого стоило задержаться!

Элоди попыталась сделать вид, что ее позабавило это замечание, однако ей плохо удавалось скрывать раздражение. Наконец они переступили порог церкви и направились по центральному проходу к алтарю. Гости, толкаясь, следовали за ними.

Поль, как и подобает внимательному сыну, вместе с матерью и отчимом подождал, пока закончится сутолока.

— Теперь можно идти. Народу собралось столько, что нам не хватит мест, если мы не поторопимся!

Во время церемонии Мари почти не слышала слов священника. Она не чувствовала себя причастной к происходящему, не питала особой привязанности к невесте и жениху и не имела особого повода радоваться их союзу. Взгляд ее блуждал по нефу, хорам и витражам, сердце сжималось от боли. В этом таком знакомом месте 30 апреля 1916 года состоялась другая церемония, в которой она была одним из главных действующих лиц.

«Здесь я вышла за Пьера. Он был такой красивый в своем черном бархатном костюме! Он шел ко мне, стараясь не хромать, ведь у него был протез. Бедный! Какое несчастье — лишиться ноги! После этого характер у него испортился. И все же я его любила. И была уверена в своих чувствах. Я еще не знала, что такое любовь… Я была так молода и невинна…»

Когда новобрачные обменялись кольцами, заиграла фисгармония. Музыка взволновала Мари, которая на этот раз вспомнила о похоронах отца, состоявшихся в декабре 1922 года. Жана Кюзенака в этих краях очень любили, поэтому церковь с трудом вмещала тех, кто пришел проводить его в последний путь.

Мари уже готова была заплакать, а потому вздрогнула, когда сын Поль тронул ее за руку и прошептал:

— Мам, посмотри на очаровательную девушку, которая так хорошо играет! Ты ее, случайно, не знаешь?

Мари поднялась на цыпочки и увидела девушку с длинными прямыми волосами ярко-рыжего цвета. Она была абсолютно поглощена игрой: взгляд скользил по партитуре, ловкие пальцы — по клавишам.

— Нет, я не знаю, кто это. Но я уже так давно не живу в Прессиньяке!

— Жаль, — прошептал Поль с мечтательной улыбкой, которую тоже унаследовал от матери. — Я нахожу ее восхитительной!

— Нас пригласили на свадебный банкет, дорогой. Возможно, там ты сможешь рассмотреть ее как следует.

— Надеюсь! Кое-что нас уже объединяет — любовь к музыке.

Мари едва заметно усмехнулась. Интерес сына к этой еще незнакомой музыкантше отвлек ее от печальных мыслей. Поль купил себе аккордеон и довольно неплохо на нем играл.

— Слава Богу, церемония заканчивается… — со вздохом прошептал Адриан на ухо супруге. — Не могу дождаться, когда мы окажемся на свежем воздухе. Не находишь, дорогая, что церемония бракосочетания нашей общей знакомой, Амели Лажуани, была намного трогательнее и… приятнее?

Матильда и Камилла, которые услышали его последние слова, закивали. Они о свадьбе подруги сохранили самые теплые воспоминания.

Восьмого июня этого года Амели вышла замуж за Леона Канара, брата милой Жаннетт. Аббатскую церковь для церемонии украсили цветами, дорогу к алтарю усыпали розовыми лепестками. Обряд венчания совершил не кто иной, как аббат Бурду. Перед фисгармонией стояли мать Мари-де-Гонзаг и сироты — они вкладывали в пение всю душу. Церемония получилась необыкновенно трогательной, и Мари тогда ободряюще улыбалась взволнованной невесте.

— Свадьбы бывают разные, — заключила Лизон.

Молодая женщина вспоминала свое торжество, еще крепче сжимая руку Венсана. Луиза и Нанетт сидели чуть поодаль и шепотом обменивались впечатлениями, посматривая на Жана и Бертий, которые зевали от скуки, но сидели смирно.