Возвращение

Его голос разбудил Нанетт. Она с ошарашенным видом уставилась на зятя.

— Доктор, вы уже полечили нашего славного хлебопека? Хотя лучше бы он позвал заклинателя огня! В мое время жил один недалеко от Шабанэ. Бывало, плюнет на ожог, поводит по нему пальцем, подует — и все заживает!

Не в первый раз Адриану приходилось выслушивать подобные рекомендации.

— Я слышал об этих чудотворцах, дорогая Нанетт. Но мне приходится пользоваться своими мазями и повязками. Булочник пообещал мне к завтраку теплые круассаны. Ну ладно, теперь я снова попробую лечь спать. Кстати, а вы знаете, что генерал де Голль…

— Адриан, в следующий раз! — прервала супруга Мари, подавив зевок.

Она боялась, что тот снова будет бесконечно говорить о человеке, которым искренне восхищался, поэтому поспешила продолжить прерванный рассказ:

— А сколько всего происходило в Обазине, под самым нашим носом! Мать Мари-де-Гонзаг и мама Тере прятали в приюте девочек-евреек, спасая их от ужасной участи. Они правильно сделали, что никому, даже нам, не стали об этом рассказывать. Представьте, как дрожали от страха эти малышки, когда немцы захотели осмотреть помещения аббатства! Их ведь могли найти и отправить в эти ужасные концентрационные лагеря!

— Господь защитил их, — негромко отозвалась Жаннетт. — И снова-таки, к их спасению приложили руку Эдмон Мишле и его супруга! Но что меня по-настоящему пугает, так это то, что случилось шестого августа. Когда мы во Франции радовались освобождению, американцы сбросили на Хиросиму эту ужасную атомную бомбу. В газете я читала, что это можно сравнить с Апокалипсисом…

— Ты права, крошка Жаннетт! — вздохнул Адриан. — Мания разрушения, свойственная людям, не знает границ… Дай Бог, чтобы в будущем это никогда не повторилось!

Мари кивнула в знак согласия. Женщина добрая и эмоциональная, она всей душой сочувствовала тем, кто тяжело работал в трудовых лагерях, куда попал не по своей воле; тем, кто сражался с фашистами в рядах маки; бедным евреям, которых методично уничтожал нацистский режим… Сколько жутких преступлений было совершено в эту войну! Повешенные в Тюле… А сколько людей было казнено в Орадур-сюр-Глан в отместку за неожиданное нападение партизан на немецкую военную колонну…

Война принесла много горя всем французам, за исключением разве что тех, кто принял постыдное решение сотрудничать с оккупантами.

Мари разволновалась, вспомнив о Клоде, которого убили в ту же ночь, что и Леони. Этот грубоватый и нелюдимый, но в то же время робкий парень был внебрачным сыном Элоди Прессиго, жительницы Прессиньяка, и Пьера, первого мужа Мари. Узнав о существовании этого мальчика, Мари сначала очень огорчилась, но потом смирилась с очевидным: Пьер, будучи неудовлетворенным их отношениями, постоянно ей изменял. С Леони его связывала пылкая страсть. Но этот факт она предпочитала тщательно скрывать. Такие секреты хранят и из стыдливости, и чтя память умерших. Возможно, Пьер и Леони встретились в раю, обещанном Иисусом в Евангелии…

— А мне, когда я овдовела, посчастливилось снова встретиться с тобой, мой милый Адриан! — вырвалось у нее.

Супруг взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй.

— Вы с папой сильно полюбили друг друга, правда? — поспешила спросить Камилла. — Вы быстро поженились и переехали жить в этот дом!

— И предел счастья — у нас появилась ты, моя дорогая девочка! — провозгласил Адриан, которому было приятно ловить устремленные на него растроганные девичьи взгляды.

— Это правда, — подхватила Мари. — Я была так рада переселиться сюда, в этот дом на площади, в самое сердце городка!

Она убрала со лба каштановую прядь. По случаю Освобождения она попросила Матильду, с недавних пор работавшую парикмахером, слегка укоротить ей волосы. С новой прической Мари стала выглядеть еще моложе — ей нельзя было дать больше сорока…

— Мадам Мари, время над вами не властно! — сказала Амели. — Все говорят, что вы самая красивая женщина в Обазине! Но я совсем заболталась, уже поздно, и нам пора домой.

— Это правда! — подхватила, обеспокоившись, Мари-Эллен. — Церковный колокол пробил полночь. Мама будет меня ругать!

— Спасибо еще раз! — сказала им Мари. — Благодаря вам у Камиллы и Нан получился такой замечательный вечер, несмотря на эти непредвиденные хлопоты с роженицей!

— Да, памятный выдался вечер! — подвел итог Адриан. — Я никогда не забуду 26 декабря 1945 года. До нового года осталось совсем немного. Надеюсь, что в сорок шестом жизнь вернется в обычную колею. Наша экономика все еще хромает, до сих пор в ходу талоны на продукты… Хорошо, что эта крупная фирма, «Philips», которая пришла в страну во время войны, продолжает давать людям работу…

— Папа вчера сказал, что в гранитных карьерах есть работа и рабочие приезжают сюда из-за границы вместе со своими семьями, — сказала Жаннетт. — И это очень хорошо для торговли.

— Не будь войны, у нас бы не было нашего чуда! — воскликнула Амели. — Я говорю о теноре Хосе. Если бы он не остался в наших краях, кто бы так хорошо пел в церкви на Рождество? Вы слышали его, мадам Мари? Боже, какой у него голос!

Слова Амели положили начало бурному обсуждению Жаннетт и Камиллой талантов тенора, молодого испанца, который работал в карьере.

Адриан предпочел ретироваться. Он вернулся в спальню с твердым намерением лечь спать.

Мари, разомлевшая от тепла печки, отдалась потоку мыслей.

«Какие они еще молодые и чистые сердцем! — подумала она. — Надеюсь, жизнь будет к ним добра… На мою же долю выпало много несчастий, но и много радостей! И я желаю им узнать такую же любовь, какую мы с Адрианом испытываем друг к другу …»

За годы брака их взаимное чувство ничуть не ослабло. Ее супруг все еще был очень красивым мужчиной, высоким и крепким. Думая о нем, Мари вздохнула, как юная влюбленная.

«Он сумел заставить меня забыть обо всех моих горестях. Волшебной силой своей любви превратил меня в настоящую женщину, пылкую возлюбленную… Я любила Пьера, но он не сумел разбудить мою чувственность. Адриан открыл меня мне самой. И, как говорят, я все еще хороша! В моем сердце живет любовь, а мое тело, наконец освобожденное, жаждет наслаждений. У меня нет повода грустить рядом с Адрианом! И мои дети не уехали куда-нибудь на другой конец света! Скоро я снова увижу Поля, я обещала навестить его в Лиможе, посмотреть на его страховое бюро. Матильда приглашала меня пообедать с ней в Бриве, где она в январе открывает собственный парикмахерский салон. А потом я поеду в «Бори», в гости к Лизон и ее семье. Все прекрасно!»

Мари-Эллен, Амели и Жаннетт, видя, что Мари прикрыла глаза, на цыпочках вышли из кухни.

— Я вас провожу! — предложила Камилла.

Мари, очнувшись от своих мечтаний, встала и по очереди поцеловала девушек. Нан тихо посапывала на своем стуле, и она не стала ее будить.

Камилла и Мари немного постояли на пороге, глядя вслед своим гостьям. Дул холодный ветер, вздымая вихри снега.

— Какой замечательный рождественский пейзаж! — прошептала Мари. — Наш заснеженный городок сейчас кажется воплощением рая на земле…

Камилла стояла, прижавшись к матери. Ей захотелось запечатлеть в рисунке то, что она сейчас видела: импозантное здание церкви, высокие серые дома с покатыми крышами, липы, платаны и каштаны в зимних одеждах…

Скоро они обе уже дрожали от холода.

— Я замерзла, мама! Вернемся! А завтра пойдем гулять вдвоем, только ты и я!

В кухне они застали Нанетт. Старушка уже не спала. Она засыпала золой последние тлеющие угли в печке и посмотрела на мать и дочь с удивлением.

— С каких это пор вы оставляете меня одну? И где молодежь?

— Девочки ушли, бабушка! Уже ведь очень поздно, — отозвалась Камилла. — Сегодня мы здесь устроили почти ночные посиделки!

Мари присела на стул и потянулась.

— Камилла права. А помнишь, моя Нан, как мы пугались, когда ты рассказывала нам истории про колдунов и привидения? Нам с Пьером казалось, что мы слышим шаги волка-оборотня по крыше фермы…