Страница 2 из 24
Хармшарк нагонял, стремительный, как морской демон. Длинное черное тело, бивень длиной с половину весла. У самой кормы дракена он изогнулся, огромная пасть смахнула наживку – как не было. Плавник лег вправо, а сам господин Имирова моря прошел мимо дракена. Волна звонко шлепнула в борт.
– Бонг! – спущенная катапульта метнула тяжелую стрелу с широким, как ладонь, наконечником.
Все услышали, как снаряд ударил в толстую шкуру хармшарка.
– Там! – удовлетворенно произнес Коль. – В самую…
Громовой удар заглушил его слова. В полусотне локтей от дракена хармшарк в ярости выметнулся из воды. Брюхо у него было белое, в продольных складках.
– Манки – на воду! – скомандовал Мёльни.
Вагары подхватили легкие лодочки – в каждой уже сидел, сжимая двойное весло, вагар-гребец – и швырнули их через борта дракена. Манки, мгновенно восстановив равновесие, прянули навстречу развернувшемуся хармшарку. Раненый хищник крушит все, что попадается на пути. Дракену от него не увернуться, маленькой кайке – легче.
Хармшарк неистовствовал. Бивень его, вырываясь из воды, рассекал воздух, словно гигантский меч, изогнутый хвостовой плавник рвал воду. Господин Имирова моря был втрое длинней каждой из каек. И вдесятеро быстрей. Но манки вертелись совсем близко и, когда хармшарк бросался на одного – другие тут же оказывались рядом, едва не касаясь бортами черной, усеянной крохотными шипами шкуры северной акулы.
Серповидный хвост хармшарка задел одну из каек, и лодочку подбросило на несколько локтей вверх.
Коль выругался. Манок упал боком. Два других тут же возникли на пути акулы. Отвлекли.
– Поднялся, – помощник кормчего облегченно вздохнул.
Потопить кайку трудно. Кожаный, затянутый вокруг пояса гребца фартук не пропускает воду. Но если манок теряет сознание, то кайка опрокидывается.
Коль разворачивал катапульту вслед за рыскающим хармшарком, выжидая. Дракен, направляемый умелой рукой Мёльни, обходил акулу по большой дуге.
– Банг!
Улучив момент, Коль выпустил вторую стрелу. С добрых сорока локтей он ухитрился попасть в голову мечущегося хармшарка.
Семеро вагаров одобрительно прищелкнули языками.
Но до конца смертельной охоты еще далеко. Двумя стрелами такую громадину не убьешь.
От новой боли хармшарк выметнулся из воды – и, падая, задел одну из лодок. Кайку перевернуло и бросило прямо под удар бивня.
Клочья разорванной кожи, изогнувшееся человеческое тело – совсем маленькое рядом с господином Имирова моря, – огромный хвост вспахивает воду, черный плавник ложится вправо – и манка больше нет.
– Прими его, Морская богиня, – шепчет Мёльни.
– Банг! – Третья стрела входит в спину хармшарка у самого плавника. Коль свирепо щерится. Его ярость – ярость человека, а не вагара. Но стреляет он – как вагар. С раскачивающегося на волнах дракена за сотню локтей человек и в мертвого хармшарка не попадет.
Крохотные лодочки пляшут вокруг северной акулы. Гибель манка – обычное дело.
Коль раздувает ноздри. Четвертая стрела наготове. На отполированном наконечнике из белого бивня (мертвый хармшарк – против живого) блестят капли воды. Коль знает, куда пошлет четвертую стрелу. И знает, как трудно будет попасть. Но он попадет. Если Коль промахнется, хищник возьмет жизнь еще одного манка. Затем, намного быстрей – двух оставшихся. И настанет очередь дракена.
Вдруг хармшарк исчез. Серая вода, клочья пены и три приплясывающие кайки. Команда «Ловца» замерла в напряжении. Хармшарк нырнул. Но северная акула никогда не отказывается от мести.
Вагары сдерживают дыхание: в любой миг дракен может содрогнуться от страшного удара, пропитанные смолой толстые доски днища лопнут с оглушительным треском, палубный настил вспухнет, как нарыв, прорвется, и из дыры выпрыгнет белый сверкающий бивень. А потом, брошенный набок чудовищной силой господина Имирова моря, дракен «Ловец» канет в ледяные объятья великого Имира…
Маленькая кайка взмыла вверх, вспоротая, насаженная на исполинский живой меч, а следом из вскипевшей воды вырвалось длинное черное блестящее тело.
Выбросилось целиком, выше мачты дракена, зависло на мгновение – и с грохотом рухнуло вниз.
Первая волна отшвырнула дракен на две дюжины локтей (только мастерство Мёльни не позволило судну опрокинуться), вторая, намного слабей, лишь встряхнула и укатилась дальше. Вагары, мокрые с ног до головы, вцепились в борта, переводя дух.
Два уцелевших манка вертелись вокруг гиганта. Их учили слетать вниз по яростным горным рекам, учили оставаться в живых, падая вместе с ревущей водой между каменных клыков, почти так же опасных, как белый бивень северной акулы. Двое были в порядке, третий – жив. Бивень не задел его, и теперь он вплавь спешил к дракену. Две сотни ударов спокойного сердца – и любого, вагара или человека, скрутит и утянет вниз ледяная вода.
Мёльни переложил руль, разворачивая дракен навстречу плывущему. Приближаться к хармшарку опасно, но двое оставшихся манков – не защита.
«С близкого расстояния Коль ударит вернее», – подумал кормчий.
И эхом отозвавшись на его мысль, Коль крикнул:
– Тоди, гарпун!
Кормчий быстро взглянул на своего помощника, и тот, поймав взгляд, ухмыльнулся.
Дракен поравнялся с пловцом, и руки перевесившихся через борт вагаров выдернули товарища из воды.
Коль выстрелил в тот миг, когда пронзенная кайка взлетела вверх. Огромное тело акулы стремительно вздымалось над водой, но стрела летела быстрее. И попала именно туда, куда послал ее стрелок. Только вагар способен на такое.
Дракен шел прямо на бьющегося хармшарка, но хищник больше не нападал. Черное тело выгнулось, и Мёльни на миг увидел стрелу, пробившую насквозь тонкий, не шире туловища вагара, стебель хвоста. И засмеялся.
Дракен подошел вплотную к умирающему хармшарку. Тот из последних сил попытался нанести удар. Но уже не смог. Коль выстрелил в упор. Стрела (на этот раз со стальным зазубренным наконечником) на три ладони вошла в черную спину. Господин Имирова моря начал медленно погружаться. Мертвый хармшарк тонет, уходит вниз, чтобы служить своему богу. Если вагар не позаботится о своей добыче.
Два моряка спрыгнули за борт, в ледяную воду, быстро подвели петлю под брюхо акулы и еще быстрее взобрались обратно на дракен.
– Коль, – громко произнес Мёльни. – Я утраиваю твою долю!
Команда «Ловца» поддержала его дружным рыком.
– Младший, – сказал кормчий Олафсону. – Доставай бочонок. Мы заработали!
Мертвый хармшарк, принайтованный к борту, покачивался на волнах. Каждый из моряков стал богаче на шесть полных горстей золота. Если не больше. О Снайги Эйриксоне, отошедшем в Нижний мир, не вспоминали. О нем вспомнят на берегу, когда будут делить добычу. Семье Снайги отойдет двойная доля, и Мёльни лично вручит золото вдове. Таков обычай.
До Гарда «Ловец» добирался полных четверо суток. Из-за хармшарковой туши дракен терял половину хода. Не будь «Ловец» так близко от дома, Мёльни пристал бы к берегу и разделал добычу, взяв лишь драгоценный бивень и шкуру, которая тоже стоит немалых денег. Но какое искушение показать гиганта-хармшарка целиком! Да еще со стрелой в хвостовом стебле! О таком впору песнь слагать.
Скалы раздвинулись, открыв узкое горло фиорда. Мёльни отобрал кормило у Ульфа, сел править сам. Не то чтоб Ульф был способен посадить дракен на скалу (фарватер любой из моряков знал отлично), но именно кормчему подобает ввести судно в порт.
Гардский фиорд – длинный. Пока шли – встретили четыре корабля. Военный из северной эскадры, двух купцов и вагарский дракен, такой же охотник, как «Ловец». Команда Мёльни сияла: на встречных судах у ближнего борта собиралась толпа: глазели на хармшарка. То ли еще будет, когда «Ловец» войдет в порт…