Призыв

Хотя многие жители Южного Финикса были баптистами, мало кто из них смог бы пожертвовать деньги, необходимые для спасения здания, и пастор обратился в Совет по строительству церковных зданий штата Аризона с предложением отдать здание любой конгрегации, способной оплатить расходы по его перемещению. Пастор-баптист договорился с методистами о том, что они разрешат ему проповедовать в их церкви вечером в воскресенье после окончания их собственной службы, но он все еще хотел сохранить свою старую церковь. И Уиллер был готов это сделать.

Слава Господу.

Вчера Уиллеру позвонил председатель АСХЦ – Американского совета христианских церквей. Примерно год назад Уиллер послал туда запрос о помощи для строительства своей церкви. Это было еще до того, как он самостоятельно заключил договор с пресвитерианцами в Рио-Верди, и ответа так и не получил. Уиллер решил, что Совет отверг его запрос, и забыл о нем.

Это была рука Господа, понял он. Господь заботился о том, чтобы его молитвенный дом был завершен вовремя и был таким, каким Он его желал видеть. Господь хотел, чтобы он возвел это здание.

И церковь была безукоризненной. Конечно, ее нельзя было назвать красивой, но это плоское здание удачно дополнит его уютную часовню в Рио-Верди, и вместе эти два объединенных здания послужат основой для нового дома Господа, которое Иисус велел ему возвести.

Уиллер посмотрел на Пола Дейвиса, координатора АСХЦ, сопровождавшего его для осмотра здания.

– Она отлично нам подходит, мы берем ее, – сказал он.

– И вы даже не хотите заглянуть внутрь? – спросил Дейвис.

Уиллер улыбнулся.

– Нет.

– Как хотите. Я уже побывал внутри, чтобы осмотреть ее конструкцию, и не думаю, что перевозка создаст какие-то проблемы. Он была построена в пятидесятых годах и собрана из отдельных секций. Мы ее разберем и перевезем на двух грузовых платформах. Единственной проблемой может оказаться отсутствие фундамента на вашей площадке в Рио-Верди. Здесь она стоит на усиленном бетонном фундаменте, и вам нужно подготовить нечто подобное, а также подвести воду и канализацию.

Уиллер продолжал улыбаться.

– Мы обустроим здание, как только оно окажется на месте. Мы обо всем позаботимся. Все, что вам нужно сделать, – перевезти его.

Дейвис кивнул, хотя было видно, что ему не по себе.

– Если вы не против, зачем вам здесь два церковных здания? Вряд ли у вас большая конгрегация в этом маленьком городке.

– Я не стану отвечать, – сказал Уиллер.

Он отвернулся от Дейвиса и теперь рассматривал окрестности церкви. Увидел надписи на стенах, мусор и другие знакомые и безошибочные признаки трущоб. Пастору были знакомы подобные места. Он начинал свою карьеру проповедника в похожем районе в бедной части Далласа, хотя там преобладало латиноамериканское население, а не темнокожее.

Не то чтобы это было для него важно: все они были мусором в глазах Господа.

Уиллер приехал в Даллас совсем молодым: двадцатидвухлетним, не прошедшим еще школы жизни и испытаний, неопытным, и всему учился на практике. Сначала он проповедовал, стоя на скамейке на автобусной остановке, находившейся на перекрестке, а потом соорудил самодельную переносную трибуну. Сначала он вызывал любопытство, потом насмешки, а в итоге вызвал интерес. Люди начали слушать то, что говорил Уиллер. Он проповедовал им, и многих обратил к Господу, хотя, по правде говоря, никогда не любил своих последователей. Часто он задумывался о том, почему. Нельзя сказать, что этот вопрос мешал ему спать по ночам: его целью было просвещать, а не дружить, и все же ему хотелось понять, почему ему не доставляет радости обращение этих язычников. Почему он не получал удовольствия, вернув в лоно церкви очередную заблудшую душу? На самом деле ему было все равно, верят эти люди или нет, хотя он никогда этого не показывал. В самом деле, Уиллер очень хорошо научился скрывать свои подлинные чувства, когда проповедовал на кафедре, умело маскируя свое отвращение к этим грязным и невежественным дикарям.

Поразмышляв, он понял со временем, что эти люди были нужны просто для практики: Господь снабдил его этими теплыми телами, чтобы он отточил свои навыки и таланты, а потом использовал их для воистину достойных.

Бо́льшая часть его нынешней паствы были достойными. О да, среди них были несколько таких, кто не воссоединится с остальными в небесном царстве. Таз Пеннеман, несмотря на все его добрые дела, оставался нераскаявшимся язычником. И Уиллер не любил Мэри Гейл, всегда глядевшую на него похотливым взором шлюхи. Она будет гореть в аду. Мардж Хоуи…

– На что это ты пялишься, ублюдок?

Уиллер моргнул и пригляделся. Крупный и толстый темнокожий мужчина враждебно уставился на него, стоя в дверном проеме соседнего дома – маленькой деревянной халупы, выкрашенной в вызывающий розовый цвет. Уиллер не знал, что смотрел на этого человека, и быстро отвел взгляд.

– Вонючий ублюдок! – снова прорычал темнокожий мужчина.

Уиллер улыбнулся и ничего не сказал. Вся эта часть города будет разрушена, когда Господь наш Иисус Христос установит Свое царствие на Земле. Все будет снесено и выполото, засеяно семенами добродетели и заселено праведниками: людьми, понимающими учение Господа и богобоязненными.

Уиллер знал: в этом был корень проблемы. Недостаточно людей, испытывавших страх перед Господом. Даже многие так называемые христиане в эти дни воспринимали Господа как какого-то великодушного хиппи, с доброй улыбкой наблюдающего за всеми их людскими затеями. Эти мужчины и женщины отошли от Священного Писания, их восприятие Господа было отравлено богопротивными рассуждениями сладкоречивых либеральных атеистов, но у них все еще хватало дерзости объявлять себя верующими. Они забыли о том, что Господь был великим и внушающим ужас Богом, способным сурово наказать за прегрешения. Их приучали думать, подобно католикам, будто Господь все им может простить, что они могут воровать, убивать, распутничать, богохульствовать, а потом попросить прощения, и все это будет забыто.

Его воспитывали по-другому.

Теперь Уиллер был этому рад, хотя раньше и не понимал пользы такого воспитания. В юности его сбили с толку ложные друзья, и он хотел верить их наивным и пустым рассуждениям, хотел верить в то, что может исповедаться в своих грехах Господу и будет прощен, или в то, что проступки юных вообще не интересуют Господа. Но отец вернул его на истинный путь, наставлял его и вбил в него страх перед Господом. Его отец понимал, что Господь не примет неудачников, грешников, преступников, что Он дал Своего сына миру как пример, чтобы показать, как можно жить на Земле и быть совершенным и безупречным человеческим существом, и его отец позаботился о том, чтобы и его сын это понял.

Даже если для этого требовалась плеть.

Его отец также позаботился о том, чтобы Уиллер с самого начала узнал правду о своей матери. Так что, хоть и никогда не видя матери, он всегда знал о ней и в точности знал, кем она была. Отец ему это объяснил. Много раз объяснял.

Его мать была шлюхой, проституткой, бесстыдной и распутной женщиной. Потаскуха. Одна из падших.

Она всегда была такой, рассказывал ему отец, даже когда он впервые ее встретил, но по глупости решил, будто сумеет обратить ее, заставить измениться. Его соблазнила поразительная красота этой женщины, ее нежный голос, спокойный и приветливый характер. Это было единственной ошибкой в его безупречной жизни, которая могла помешать ему попасть на Небеса. Но он был готов на все, чтобы сын не повторил его ошибку.

Уиллер рос, зная, что его мать проклята и попадет в ад. Вообще-то большинство женщин попадут в ад. Отец помог ему это понять. Большинство женщин были безнравственными. Их интересовал только секс. Все, чего им хотелось, – утолить неугасимое пламя, таившееся у них между ног. Они, как животные, были рабами телесного вожделения.

Уиллер никогда не видел фотографий своей матери, пока не умер его отец, а когда он, наконец, узнал, как она выглядела, его удивило, что она была вовсе не похожа на коварную искусительницу, каковой ее изображал отец. Уиллер всегда думал, что она похожа на женщину-вамп, одну из этих пухлогубых распутниц, которые отираются возле баров на Седьмой улице: размалеванных девиц с огромными грудями в обтягивающих платьях, подчеркивающих округлости распутных тел. Вместо этого его мать выглядела как какая-то невзрачная библиотекарша – заурядная, обычная чуть полноватая женщина среднего возраста.