В погоне за утром

Это был голос Клэр, он донесся от того места, где она стояла на коленях. Распростертая поверх вевера, лежала Молл, неподвижно, раскинув руки и ноги, кровь из раны на ее голове растекалась по широким выемкам. Медленно, очень медленно. В два шага я оказался рядом с Клэр. Я посмотрел вниз. Глаза Молл были полуоткрыты, но закатились так, что зрачки были не видны. Клэр зарыдала. Что-то во мне запело на высокой стальной ноте, это было узнавание, признание; и, не очень хорошо осознавая, что делаю, я медленно опустился на колени, протянул руку и притронулся средним пальцем к самой середине лба Молл.

Ее глаза закрылись. Казалось, сама ночь задрожала в нарастающей вибрации чистой поющей ноты бесконечной скрипичной струны, звучавшей все громче – громче, чем умолкнувшие барабаны. Она пронизала нас, как мощный порыв ветра, сотрясла нас обоих. Я почувствовал, как ветер разметал мои волосы, и волосы Молл стали развеваться и заструились, как дым. Было это что-то во мне или в ней – я не могу сказать, но ее глаза внезапно распахнулись, между нами сверкнула искра, и где-то в самой глубине ее сердца вспыхнул свет, такой яркий, что сквозь плоть проступили кости черепа. Клэр тоненько вскрикнула, а потом захлопала в ладоши, смеясь от радости. Сгустки крови вокруг головы Молл высохли, сморщились и исчезли. Израненная плоть побелела и очистилась, глубокая выемка, оставленная на ее виске дубинкой караиба, раздулась и заполнилась. Молл конвульсивно дернулась от силы воздействия, затем откинулась назад с глубоким вздохом бесконечного облегчения.

– Премного благодарна, милорд! Но во имя всех, кто ненавидит зло, не мешкай! Ступай, убей гадюку, а я… – Она подогнула под себя ноги и ровно, неторопливо поднялась во весь рост. – Клянусь всем святым, я пока прикрою здесь остальных! – Глаза Молл тревожно блеснули. – СТУПАЙ! СТУПАЙ!

Я обернулся…

И увидел Дона Педро, карабкавшегося высоко на белую скалу за алтарем, оглядываясь по сторонам. В тот же миг он увидел меня, и наши взгляды скрестились через пространство. В воздухе перевернулась карта, двойка пик слилась и превратилась в туза – яму бесконечной темноты, притягивавшую меня к себе… внутрь… и вниз. Я падал. Падал…

Мой локоть соскользнул, и голова дернулась; я очнулся за секунду до того, как сунулся носом в клавиатуру своего компьютера и спутал все, что было на мониторе. Нетронутая чашка кофе задрожала на краю стола, и я поспешно подхватил ее; в последнее время у нас тут и так было достаточно беспорядка и сломанных вещей. Надо же, задремал прямо за столом! Поделом мне, нечего половину уик-энда проводить в дискотеках и не высыпаться. Ничего себе сон наяву! Сон наяву, черт бы его побрал! Во мне по-прежнему все звенело от его неистовства. Я собрал все силы, чтобы взять себя в руки. И подскочил, когда зажужжал коммутатор.

– СТИВ? – спросил голос Клэр.

– Д-да?

– У ТЕБЯ КАКОЙ-ТО СТРАННЫЙ ГОЛОС. С ТОБОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ?

– Конечно. Просто… немного увлекся, вот и все.

– СМОТРИ, НЕ ПЕРЕСТАРАЙСЯ. ТЫ НЕ ЗАБЫЛ, У ТЕБЯ ВСТРЕЧА В ЧЕТЫРЕ? М-Р ПИТЕРС В ПРИЕМНОЙ.

Я покачал головой, отхлебнул глоток остывшего кофе и поправил галстук.

– Что ж, хорошо. Проводи его сюда!

11

Я автоматически поднялся с места, когда открылась дверь. Мужчина, ступивший через порог, выглядел как большинство клиентов, каких мне доводилось видеть – вернее, самых лучших из них, тех, кто обычно проходил через офис Барри, соответственно напичканных гостеприимством и обаянием. Его темный костюм-тройка был сшит в стиле лучших произведений Армани, белая рубашка – гладкая и жесткая от крахмала, воротник плотно облегал шею, а прямой, как линейка, галстук переливался шелком, как серый опал. Тонкое совершенство всего ансамбля, включая прекрасно сшитые темные туфли и атташе-кейс из мягкой перчаточной кожи создавало атмосферу чего-то экзотического, иностранного, которая точно подходила к его лицу – с высоким лбом, крючковатым носом, бледному, с тонкими висячими усиками и глазами как провалившиеся колодцы, полные чернил. Иностранные клиенты почти всегда означали большие деньги.

– Мистер Питерс, – сказал я, и его тонкие губы изогнулись в улыбке. Он протянул длинную руку, я протянул свою…

ЧЕРНОТА. ШУМ.

Я отдернул руку, не имея ни малейшего понятия, почему. Это было в высшей степени странное ощущение. Как в тот раз, когда я клевал носом на своей первой большой встрече, убаюканный духотой и монотонным гулом голосов, а потом резко проснулся, вспыхнув от прилива адреналина и стыда, спрашивая себя, на какое же время я вырубился и было ли это кем-нибудь замечено – так было и сейчас. Только здесь я погружался в кошмар, адски живой, как тот сон наяву. Темнота, свет костров, крики и вопли, и единственный голос, гораздо ближе, произносивший слова, которых я не мог разобрать. От этого меня затрясло, а мне этого совершенно не хотелось. Улыбка Питерса осталась прежней, но каким-то образом у меня не осталось сомнений, что от него ничего не укрылось; плохое начало. Я поспешно постарался скрыть смущение и указал ему на кресло.

– Э-э, садитесь, прошу вас. Не желаете ли кофе – или, возможно, что-нибудь покрепче? Шерри? У нас есть прекрасный «Фино», охлажденный… – Шерри казалось подходящим к этому лицу, хотя сам я чувствовал настоятельную необходимость выпить чего-то значительно более крепкого.

– Нет, нет, благодарю вас. Вы очень любезны, однако с сожалением должен сказать, что у меня очень мало времени. Я предпочел бы – простите мне мою невежливость – сразу приступить к нашему очень срочному делу.

Я расслабился, хотя от его голоса у меня по спине побежали мурашки. Его английский язык был так же преувеличенно совершенным, как и его костюм. Голос звучал экзотично, с этим его акцентом, это точно – но, черт побери, мне он был знаком. Я каким-то образом знал и его самого – хотя один Бог знает, откуда. И мне он ничуточки не нравился. Я боролся с собой, чтобы не дать ему это заметить. Я не мог вспомнить подробностей моего сна наяву, но он как-то уж очень хорошо в него вписывался – особенно, голос. Может быть, я создал свою грезу под влиянием этого голоса. – Что ж, – сказал я, чуть напряженно, – мы здесь, чтобы оказывать услуги. Насколько я понял – ситуацию из нашего разговора, м-р Питерс, вы хотите, чтобы мы взяли на себя ответственность за работу с партией груза очень конфиденциального характера из района Карибского бассейна. Мы готовы сделать это, естественно, на условиях, которые вы сочтете вполне конкурентоспособными и при самых высоких стандартах заботы о грузе. При условии… – я слегка постучал линейкой по столу. – Как всегда, при условии, что мы будем поставлены в известность о характере груза, его происхождении, содержимом и месте назначения, и будем иметь свободный доступ к тому, чтобы в любой момент провести его проверку. Совершенно конфиденциально, конечно, это подразумевается само собой. Конфиденциальность – это закон нашего бизнеса…

Питерс поднял руку, вежливо останавливая меня:

– Сожалею, что не дал вам более подробной информации ранее, – самодовольно усмехнулся он, – однако речь идет не об одной партии груза, а о многих. Фактически, о продолжительном контракте. Коммерческие силы, которые я представляю, намереваются стать значительной силой в торговле этого региона и – это между нами – стать в нем доминирующей в кратчайшие сроки. – Он мягко постучал в воздухе черной лакированной шариковой авторучкой.

КОНЧИК ТРОСТИ ПОДНЯЛСЯ ВВЕРХ.

Я моргнул. Что я только что?.. Еле уловимое движение. Нечто, что я на мгновение узнал – но как-то еще не вполне…

– Поймите, – добавил он, – это не праздные амбиции. Это проект, в который лично вы можете вполне быть вовлечены.

Замечательно. Мне что, уже что-то мерещится? И кроме того, я не совсем верил и тому, что слышал. Я стиснул линейку в застывших пальцах и стал смотреть вниз на голую крышку своего стола, стараясь сформулировать ответ.

СТРУЯ ЖЕЛТОГО ПЛАМЕНИ… ГОСПОДИ, ОГНЕННЫЙ ШАР! МЧИТСЯ ПО ГОЛОЙ ЗЕМЛЕ… РАЗДУВАЕТСЯ… КУЧКА ЕГО СОБСТВЕННЫХ ЛЮДЕЙ ОХВАЧЕНА ИМ… ОТДЕЛЬНЫЕ СИЛУЭТЫ ПОДПРЫГИВАЮТ, ГОРЯТ, ПАДАЮТ… ПОДКОШЕННЫЕ, КАК ДЫМЯЩАЯСЯ ТРАВА… ЗАПОЛНЯЕТ ВСЕ МОЕ ПОЛЕ ЗРЕНИЯ, словно этого было недостаточно…