Полуденные врата

Потрясенная, Джеки отвела глаза, она молчала, и я никогда не видел, чтобы она была так близка к слезам. Отчаяние нарастало a pleine forte et dure. [145]

Феррис встал и начал расхаживать по штурманской рубке, рассеянно касаясь пальцами одетых в бронзу приборов и дорогих туземных безделушек, украшавших стены.

– Ладно, – сказал я, – всё равно мы будем добиваться своего. Больше нам ничего не остается. Вы и так сделали для нас все, что могли.

– В этом нет необходимости, – резко сказал Феррис, он вернулся к своему кожаному вращающемуся креслу, взял длинный штурманский карандаш и стал вертеть его в пальцах. – У нас нет свободного места в трюме, – начал он, но внезапно донесшийся с палубы шум заглушил его слова.

На борт лебедкой поднимали капитанскую гичку, на которой Феррис навещал Батанг Сена. С неё на брезент, закрывавший главный люк трюма, капала вода, и под крышкой вдруг что-то ожило, что-то закопошилось, зашуршало, застучало, раздался глухой удар, скрежет и ни на что не похожий странный писк. Звучало всё это забавно, но дальше пошло по-другому. Тяжелая крышка люка подпрыгнула, закачалась, и палубные матросы отскочили в сторону.

Феррис поднялся с кресла, но Молл уже бежала по трапу на палубу, её золотые украшения громко звенели.

– Тише, тише, цыплятки! Успокойтесь, мои храбрые петушки, – заворковала она над люком. – Успокойтесь. Ведь противные пушки больше не стреляют, правда?

Ответом ей был отчаянный писк, и крышка подпрыгнула снова. Молл сильно ударила по ней ногой.

– А ну замолчите, наглые крикуны! Хватит горло драть! Замолчите, олухи, а то всех на веревку нанижу! Это я вам говорю – Молл.

У Джипа исказилось лицо. Я видел его взволнованным и прежде, правда нечасто, но знал, как он при этом выглядит.

– Это, – мрачно пояснил он, – это и есть наш драгоценный «скоропортящийся груз». По мне, так чем скорее он испортится, тем лучше. Только капитан да Молл готовы их терпеть.

Молл, быстро поднявшаяся к нам, усмехнулась и ткнула его под ребра.

– Чего разворчался! Иногда ты и сам ими лакомишься.

– Да, и нетрудно догадаться, как это мне нравится!

Феррис осторожно кашлянул.

– Спасибо, старший рулевой. Так вот, как я уже, весьма кстати, заметил, в трюм у нас ничего больше не поместится. Но если этот ваш контейнер водонепроницаем…

– Эта модель выдерживает погружение до двадцати морских сажень, – ответил я. – И может со всей своей упаковкой держаться на плаву месяцами. А что?

– Очень хорошо. – Капитан подчеркивал каждое слово, постукивая карандашом по столу. – Тогда мы могли бы разместить его на палубе. – Холодные глаза Ферриса вдруг подозрительно блеснули. – Раз уж наш выдающийся штурман так умело увел нас с нашего курса, то ему не составит особого труда завести нас ещё дальше, как я уже сказал, на Бали.

Джип издал протестующий вопль. Я выпрямился. И Джеки тоже. Наверное, ей никогда не приходило в голову, что у её ангела-хранителя пышные бакенбарды.

– А ещё я хочу добавить, – почти застенчиво продолжал капитан, – что для ваших досточтимых особ мы можем подыскать каюты. Так что, если вы окажете нам такую честь…

– Просто не знаю, что и сказать, – в растерянности заморгал я.

– Это почему же? – протянула Молл. – Что, разве слово «да» вышло из моды?

– Да нет, не то чтобы я не испытывал благодарности, просто я не хочу покидать Батанг Сена и Те Киоре в беде: со сломанной мачтой, с пиратами и Бог знает с чем ещё.

– Я уже обсудил всё это с вашим капитаном, – кивнул Феррис, – и он согласен. На это у него есть веская причина. Тем, кто вас преследует, нужны вы и ваш груз. Если на шхуне не будет ни вас, ни груза, её оставят в покое, преследовать станут нас.

– И пусть попробуют догнать! – Молл сверкнула белоснежными зубами и с довольным видом обхватила себя руками. – Вот бы мы потешились!

Скупая улыбка на лице капитана растянулась до самых бакенбард.

– Я не мог бы выразиться… э… точнее, чем вы, старший рулевой. Надеюсь, это парирует ваши возражения, мистер Фишер?

– Если вы позволите мне сполна расплатиться за это плавание…

Феррис добродушно покачал головой, теперь он и выглядел совсем по-человечески.

– Уверяю вас, я давно научился игнорировать подобные предложения. Значит, договорились. Да? Тогда, мистер Джип, раз уж вы утверждаете, что можете имитировать пароходный свисток, передайте, пожалуйста, мои приветствия капитану Батанг Сену и попросите его порадовать нас своим посещением и составить нам компанию за обедом. Надеюсь, все вы тоже к нам присоединитесь…

К тому времени как мы вернулись на шхуну, бригады матросов с обоих судов уже суетились вокруг нее, словно муравьи вокруг муравейника. Наши предложения помочь были вежливо, но решительно отвергнуты; мы прошли сквозь шумную толпу матросов, которые спешно что-то пилили, заколачивали, постоянно ощущая гнетущую близость нависшего над шхуной зловещего острова. Нам ничего не оставалось, как собрать вещи и перебраться на «Сапфир». На нем было три пассажирских каюты, но как-то так получилось, что наши с Джеки вещи оказались в одной двойной каюте на корме, и ни один из нас не стал поднимать шум, чтобы это изменить. Мы были настолько измучены, что могли только поплескаться в прохладной воде и рухнуть в постель, даже не взглянув друг на друга, пока раздевались. Однако ночь проходила, а мы не могли заснуть и лежали рядом, задыхаясь в тропической духоте, с нас стекали струйки пота. Мы слышали стук и скрежет ремонтных работ, он сливался со зловещими криками, доносившимися с ночного острова, и не давал заснуть. Рука Джеки нащупала мою, сжала её. Я огляделся, различил её силуэт на фоне слабо освещенных жалюзи иллюминатора, губы у неё приоткрылись и задрожали. Я повернулся, дотронулся до её рта рукой, погладил её подбородок, горло, ключицу и задержался на левой груди. Она поймала мою руку, прижала её и потянула меня к себе. Куда это могло нас привести, я знать не хотел, да это меня и не тревожило. Мы были во власти мгновения, и это было правильно, этого было довольно.

Потом, когда мы все ещё сжимали друг друга в объятиях, ничего не видя и задыхаясь, у меня перед глазами, словно вспышка молнии, возникло яркое видение – я увидел Молл, в волосах у неё струился лунный свет, она казалась огромной и грозной. Такой она была в ту ночь, когда, стоя у штурвала, объяснила, что собой представляет мое поведение по отношению к Джеки, разоблачила весь мой самообман и жестокую рассудочность. Вероятно, передо мной проплыло лишь воспоминание о Молл, но почему тогда в её глазах, которые в ту ночь блестели презрением, сейчас мелькало лукавство и даже намёк на нежность, правда если это и была нежность, то какая-то неистовая. А больше всего сбивал с толку её искрящийся смех. Но видение исчезло. В конце концов мы всё-таки заснули.

Утром мы вышли на палубу поздно. К этому времени шпангоуты левого борта на шхуне уже были обнажены, в борту зияла огромная зазубренная рана, и судно напоминало больного в разгар хирургической операции. Матросы усиливали поврежденные шпангоуты, проверяли обшивку и готовили замену её разрушенных частей; а помпы изрыгали потоки застоявшейся в трюме воды. Пеньку для конопачения трепали и киянками забивали в пазы и стыки, в машинном отделении в горшках кипела смола – никто не рисковал разворачивать работы на берегу, а прямыми и криволинейными стругами готовили тонкую древесную стружку для более надежного уплотнения пеньки.

Молл, как старший рулевой «Сапфира», несла утреннюю вахту у штурвала. Когда мы по трапу поднялись на палубу, она, повернув голову, поглядела на нас. Но это был обычный взгляд – смесь вызова и мягкой иронии. На лице у неё появилась ленивая язвительная улыбка, большим пальцем она показала на суетившихся матросов.

– Физическая работа – благородное дело. Даже только глядя на работающих, я чувствую прилив сил. – Словно озябнув в промозглом воздухе, Молл потянулась, как кошка. – А у вас двоих такой вид, будто вы хорошо поупражнялись физически. Ночная вахта прошла бы спокойно, но нас порядком помотало на якоре, как на высокой волне. Точно кто-то отплясывал у себя в каюте танец с покрывалами, так все сотрясалось! Интересно, кто это поднял такую пену?

145

Со всей силой и неотвратимостью (фр. )