Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 95



Никто никогда не упрекал меня в избытке воображения, но всякий, кто много путешествует, и видит много! Обрубки человеческих тел после налета боевиков ИРА, прошитые пулеметными очередями трупы восставших африканцев. И слишком отчётливо звучал в моих ушах вопль волка с отсечённой рукой, который корчился у меня в ногах, слишком хорошо помнил я тёмную кровь, льющуюся по нашей широкой палубе, дымящуюся и разъедающую мне руки, пока мы прокладывали себе путь к свободе, и все ещё не забылся визг kuro-i и сражение на крыше контейнера во время недавнего злополучного путешествия.

Мной овладел ужас, перед моими глазами возникли горы тел, корчащихся, содрогающихся, – всё, что я видел когда-то, слилось в устрашающую картину, и по этим поверженным телам, давя их, как триумфальные колесницы, двигались грузовые машины с эмблемой проекта. И во всех кабинах за рулем сидел я…

Я стукнул кулаком по подлокотнику. Священники вздрогнули, будто и они были заворожены этим пугающим зрелищем.

Да, Бхарадах умел говорить, но его речь была не чем иным, как грубым эмоциональным шантажом. А я эту низость ненавидел лютой ненавистью, где бы ни сталкивался с подобным – в рекламе ли, в проповедях или в деловых переговорах. Я считал такой приём насилием, манипулированием моими чувствами, чем-то вроде атаки на мою душу. Язык у меня чесался дать ответ, и я упёрся взглядом в pedanda. Он смотрел на меня спокойно, но в его старых, неумолимых глазах можно было заметить огонь, который сжигал его изнутри.

Мне было нелегко, но я отвечал спокойствием на спокойствие, хотя, казалось, в воздухе так и слышался лязг наших скрещенных клинков.

– Какую ответственность вы имеете в виду? Я отвечаю только за обслуживание клиентов моей фирмы, и то до тех пор, пока имею доказательства, что эти клиенты не делают ничего дурного. А вы и не пытались представить такие доказательства. Вместо этого вы воспеваете прежние времена и старые порядки, не задумываясь о том, можно ли при этом и дальше поддерживать жизнь людей на вашем острове. Я не вижу в ваших речах даже намёка на понимание, на стремление к разумному компромиссу. Вы оскорбительно отзывались о намерениях людей, желающих вам помочь, и при этом не смогли привести никаких доказательств, подтверждающих ваши обвинения в наш адрес. Вы даже прибегли к угрозам… – Тут меня затрясло от ярости. – Так что, друг мой, если вы собираетесь склонять ваших сородичей к какому-то дурацкому величественному самопожертвованию – ответственность за это падаёт только на вас и на них, если они настолько безумны, что вас послушаются. Но я-то советую вам сначала сесть и как следует подумать, о ком вы на самом деле заботитесь – о вашем народе или о собственном статусе? Если вам знакомо это выражение.

Я поднялся, стараясь сбросить с себя тяжесть взгляда этих желтоватых глаз. Я ощущал её физически. Посмотрев на других священников, я убедился, что, как я и ожидал, они все устремили глаза на первого седовласого старца, но даже тот неуверенно поглядывал на Бхарадаха.

– Поверьте, я понимаю вашу позицию, – продолжал я, обращаясь скорее к ним, чем к pendada, — и даже в какой-то мере сочувствую. И мне не всегда нравится, каким становится наш мир. Но голод и смерть страшат меня ещё больше! И никакие верования, как бы они ни были возвышенны и благородны, не склонят меня к тому, чтобы губить из-за них людей. Это я говорю лично о себе. От лица же фирмы я могу дать только один ответ. Проект официально одобрен. Так что теперь вопрос должен решаться только населением острова и национальным правительством, и тут фирма не имеет права вставать на чью-то сторону. Тем не менее в тексте договора имеется пункт, согласно которому мы можем выйти из игры, если будет доказано наличие коррупции или других злонамеренных действий с чьей-либо стороны. Так вот, представьте нам такие доказательства – юридические, заметьте! – и мы серьёзно подумаем над ними. И изложим своё мнение письменно, если вы сообщите, в адрес какой компании или организации его следует направить. Благодарю вас за то, что вы удостоили нас возможности ознакомиться с вашей точкой зрения.

Мпу Бхарадах снова гневно взмахнул головой. От ярости кожа на его скулах натянулась, зубы оскалились. Он с такой силой вцепился в свой посох, что тот задрожал, а мне показалось, он запустит его сейчас мне в голову; пальцы скрючились, и длинные ногти стали похожи на когти. Теперь уже в голосе его явственно слышался сдавленный рык.

– Вы просто-напросто представили всё так, как вам это выгодно. На самом деле вы именно служите одной из сторон! Выступаете против объединенных сил священнослужителей, против неподкупного народа острова Бали! Ну что ж, за последствия я не отвечаю!

– Мпу Бхарадах, моей фирме не впервой сталкиваться с угрозами, и, как всегда в таких случаях, фирма сделает всё, чтобы выполнить свои обязательства. Что касается меня, то я терпеть не могу, когда мне угрожают! – И моя улыбка, когда я посмотрел на него напоследок, превратилась в оскал. – Думаю, что и вы тоже! Bukan adat kami! [47] Вот и все. Maaf saya harus pergi sekarang! [48]



Они были ошеломлены тем, что я знаю индонезийский. Заявив, будто должен их покинуть, я, по моим представлениям, ничем не унизил их достоинство, они не сделают попытки меня удержать, как раз это было бы для них унизительно. Старики автоматически поднялись и вежливо поклонились, мне пришлось ответить тем же, только Бхарадах стоял в стороне, не шевелясь, и весь кипел от ярости. Чтобы подкусить его, раз он съел собаку на западных обычаях, я не удержался и добавил:

– Selamatsiang ! что приблизительно означало: «Приятного вам дня!»

Я устремился к ближайшему лифту. Стенки у него оказались стеклянными, он выглядел эффектным и двигался медленно – такой лифт я видел здесь впервые. Стеклянные стены меня не испугали – я не боюсь высоты но перспектива любоваться видами Бангкока не показалась мне соблазнительной. И всё же зрелище меня захватило.

До самого горизонта тянулись ненавистные мне бетонные громады с вкраплениями неоновых огней. Сначала всё заслоняли рекламы шириной с улицу, как любят в Токио, но потом я начал различать и старинные постройки – храмы с их белостенными башнями и позолоченными, крытыми черепицей крышами, группу зданий Большого Дворца, окруженного тщательно ухоженными садами, элегантные дома в викторианском стиле, сохранившиеся от девятнадцатого века. Сначала казалось, что старые постройки выглядывают то тут, то там, пробиваясь сквозь бетон, словно древесные корни, но потом обнаруживалось, что их множество, а весь этот блестящий модерн только видимость. И что же это – корни или ростки? Вдруг эти уцелевшие останки продолжат расти и зреть, чтобы в один прекрасный день прорвать бетон и пышно расцвести снова?

Чувствовалось, что за стеклянными стенами лифта царит невыносимая жара и духота, пыль давно переставшей быть плодородной земли прозрачным ядовитым облаком плыла над городом. В лифте же кондиционер обдувал меня прохладным чистым дыханием. Жаль, что он не может таким же образом охладить мой разгоряченный мозг, подумал я.

А в голове была каша – местные аятоллы сделали своё дело. Неужели в том, что утверждали эти грозные старики, есть доля истины? В Индонезии я был только раз, до того как пришло к власти нынешнее правительство. О её внутренних политических делах я знал мало – только то, что отражалось на торговых отношениях, но до меня доходили слухи, что существуют разногласия между центральным правительством и местными. Ничего удивительного, иначе и быть не могло в стране с одним из самых многочисленных в мире населением, которое к тому же продолжает расти. Экономические факторы, факторы религиозные… И конечно, террористы. Как бы я ни храбрился, они не выходили у меня из головы. Вдруг между ними всеми существует связь? Ну, с этими священниками и главным старцем вряд ли, а вот с таким свирепым воякой, как Мпу Бхарадах, все может быть. Но одно для меня оставалось бесспорным – без новой ирригационной системы для острова Бали наступит тяжелое десятилетие, и, возможно, не одно! А может быть, остров даже никогда и не воспрянет! Как бы то ни было, надо обсудить всё это с представителем проекта, когда тот объявится.

47

У нас это не принято! (индонез. )

48

Извините, сейчас я должен уйти! (индонез. )