4891

— А ну пайшли прочь ад дзвери, дебаширы чертавы! — крикнул он. — Выспацца чалавеку не дадуць!!! — И так оживленно захлопнул дверь, что со стен посыпалась штукатурка. Вслед за ней на паркет спланировал картонный лозунг, сообщавший, что Бацька никогда не спит…

***

Заворачиваю за угол. Впереди, выхваченный из сумрака скупым конусом света, отбрасываемого тщедушной лампочкой — стол посреди прохода, оборудованный пластиковым шлагбаумом и знаком STOP. Ну вот, я практически дома, впереди казачий блокпост. Чтоб добраться до него, осталось преодолеть приличную лестницу, радует лишь то, что она рисованная. Причем, столь искусно, что, пока подошвы ходоков не затерли пущенные на это дело мелки, смотрелась весьма правдоподобно. Это чудо появилось на обломках старого красноблочного паркета стараниями Головы, самого головатого из наших управдомов, провозгласившего себя кашевым атаманом. Поговаривали, он за один присест легко убирал казан с гречкой. Причем, не из обжорства, как полагали злопыхатели, а ради восстановления запасов серого вещества, безбожно расходовавшегося им по ходу оживленных мыслительных процессов. Голова много думал, часто, без продыху. Иначе не изобрел бы свой знаменитый указ, приравнявший этажность Кур1ня отсеку швабров. Он, видите ли, на полном серьезе решил, это улучшит нам условия проживания. И, кстати, реально улучшил их себе и своей родне, принятой им на службу в Канцелярию. Не помню жалоб от кого-то из них. Не удивлюсь, Голова определенно был сведущ в нумерологии, о которой мне когда-то рассказывала Рита, просто его оккультной мощи не хватило, чтобы облагодетельствовать всех. Но он хотя бы пробовал. И не ломался, терпя неудачи. Продолжил экспериментировать с прикладной нумерологией, издав пару аналогичных декретов, каждый раз визируя их оттиском своего самого большого пальца, предварительно обмакнутого в пчелиный воск.

— Так-то оно будет надежнее, — приговаривал Голова, дожидаясь вознесения в кресле, пристегнувшись инерционным ремнем. Дождался, откровенно говоря, проблем, начавшихся у наших соседей из-за путаницы с номерами этажей. Первыми забили тревогу почтальоны, чехарда с адресами ударила по ним, в ведомстве участились досадные случаи доставки приглашений не по адресу. Самое досадное по ошибке доставили управдому пшиков Ляху Катыньскому, пригласив туда, куда ему было не надо. Вдобавок, в неисправном лифте. Почтальоны потребовали прекратить самоуправство, и Голова сдал назад. Но не успокоился, издав новый декрет, опустивший Собор ниже Подвала. Не была бы Опричнина Опричниной, если б спускала соседям подобные номера. К тому же, с нумерологией у нее тоже обстояло как надо. Стенгазеты, вывешенные в Соборе на следующий же день, запестрели иллюстрациями к известному роману «Скейтбордист без головы» знаменитого писателя Майна Ридера. Внешнее сходство с Головой было на лицо. Естественно, он понял намек и дал ответ. Так появилась рисованная лестница, круто поднимающаяся из Собора в Кур1нь. Специалисты по граффити, трудившиеся над ней за обещанную им приличную сумму воздуха, его Голове любезно ссудили в Федеральном Резервуаре, создали настоящий шедевр. Голова был в восторге. У Опричнины случился шок. Лестница выглядела столь правдоподобной, что в СОБРе едва не объявили траур по Гелию Дупе, заподозренном в сливе инфы про Особый путь. Безвременная кончина философа обещалась быть ужасной, с кульком на голове и с паяльником в сраке. К счастью для Дупы, опричники быстро вычислили настоящего виновника своего унижения и поклялись рассчитаться с ним. Они еще не знали, с кем связались…

***

Придерживаю шаг у казачьего поста, тщательно отрабатываю знак STOP, подвешенный на ржавом кронштейне. За нарушение правил коридорного движения казаки штрафуют безжалостно. Впрочем, могут оштрафовать и просто так, с прицелом на будущее, в качестве превентивной меры. Они — непревзойденные мастера по части профилактики нарушений. Искусство взыскивать штрафы — единственная дисциплина, изучаемая слушателями Академии патрульно-постового казачества, и это правильно, без узкой специализации не подготовишь спеца. Ну и что с того, если ее выпускники не имеют ни малейшего представления об этажности Дома, количестве комнат и прочей ерунде. Она им без надобности. Для казака главное — долг. Ему все должны, пока он с жезлом. Это самый важный для казака инструмент, он не расстается с ним даже в свободное от службы время, то теребит, то поглаживает его.

Поравнявшись с постом, опускаю глаза. Смотреть правохоронителям в лицо не рекомендуется, это их провоцирует, внушая подозрения, будто у прохожего завелись излишки воздуха, который надо отжать. За широченными спинами казаков — священные вилы, объявленные гербом после того, как Давидовичи распилили единый и неделимый лицевой счет, учредив Содружество Непросыхаемых Газенвагенов. Справедливости ради, хочу сказать, Вилы появились не вчера, как инструмент, они известны жильцам с давних пор, и гораздо древнее Красноблока. Этот факт не был секретом для соглядатаев, и они умышленно нивелировали метафизическое значение вил, сведя их до уровня вилки, обозначающей столовку общепита, где каждому стройбану по уставу гарантировали первое, второе компот из сухофруктов на десерт.

В принципе, ассоциировать Кур1нь с главным продуктовым складом красноблочного общепита, было логично со стороны членов Геронтобюро, при окаянном Домострое теплицы приказали долго жить на всех четырнадцати этажах, а на нашем, пятнадцатом, уцелели. Тоже, конечно, дышали на ладан, «спасибо» небезызвестному Востоковеду Замяткину-Загладкину, разжалованному в Агрономы после бесславного провала операции КРАСНЫЙ МЮРИД. Но, даже ему не удалось угробить их окончательно, и мы тут знали, как выглядит колбаса. Теплицы чудом устояли в Перекраску, они бы и дальше радовали нас, если бы не бесцеремонное вмешательство Головы, опробовавшего на них булаву, преподнесённую ему кумовьями по случаю инаугурации в Головы. Или в Голову, я точно не помню, в памяти отпечаталось лишь, как он пускал почтовых голубей. Подозреваю, в глубине души Голова не хотел их рушить, просто не ко времени подумал о ненавистной Опричнине, и кровь ударила ему в голову. Или куда-то еще…

— Не будем, любые друзи, на Опричнину въябувать, як раньше! — крикнул он в запале. — Вот им хуй, а не наши помидоры! Нехай свои шишки кедровые грызут! — И, как врежет булавой по стеклу. Оно, естественно, вдребезги.

— А шож будем делать, батька? — слегка оторопели кумовья. Звон осколков еще стоял в ушах.

— А шо угодно… — беспечно отмахнулся Голова.

— Но шо именно? — наседал самый мордатый кум.

— Будем кохаться, — после некоторой запинки отвечал Голова, неожиданно для себя припомнив крылатую фразу из Начертания, сказанную самим Архитектором, когда он учреждал наш кондоминиум.

— Ну, это мы запросто, — просияли кумовья, озираясь в поисках VIP половинок.

Дав родичам дельный совет, Голова сам тотчас последовал ему, окунувшись в процесс размножения с головой. И в самом скором времени достиг на этом поприще феноменальных успехов. Количество наследниц и наследников, которых ему удалось наплодить в сжатые сроки, перевалило все мыслимые пределы, отчего его отпрыски перестали помещаться в стандартный бронированный VIP-паланкин, и ему пришлось заказать себе у чайников новый, с удлиненной базой. Кроме яслей и детской кухни, технари из Подвала снабдили конструкцию уютным альковом, чтобы Голова не отрывался от любимого занятия даже на ходу, кохаясь в такт мощной, размеренной поступи дюжины носильщиков-качков. Бывало, они переходили по его требованию на бег трусцой или даже шли вприсядку. Изредка Голова выглядывал наружу, чтобы перевести дух и смахнуть пот. Если в этот момент на пути паланкина попадались прохожие, скажем, груженые тюками челноки, он окликал их и строго справлялся, кохаются ли они, как было велело.

— А то как же, многоуважаемый Голова, — откликались челноки, с опаской косясь на конвойных правохоронителей.

— От и добре, — сразу же успокаивался Голова, задергивал шторку и снова надолго исчезал из поля зрения. Кто бы сомневался, что при столь напряженном рабочем графике, Голова больше не вспомнит о выбитых в теплицах стеклах, это естественно, раз его голова была занята другим. Не знаю, сообщили ли ему, что кто-то, воспользовавшись случаем, выкорчевал и сдал в утиль проложенные для орошения водопроводные трубы. Позднее из теплиц исчез Чернозема. По слухам, кумовья Головы приделали ему ноги, и он собственным ходом побрел туда, где ему будут рады. Другие говорят, Чернозема не уходил, а был злодейски замучен каким-то злобным заезжим маньяком Рапсом из отсека швабров. Даже если предумышленное убийство имело место, его никто не расследовал. У Головы, при его режиме, просто не оставалось сил на подобные безделицы. Зато именно он вернул вилам их первоначальный священный смысл, злодейски нивелированный соглядатаями до уровня общепита. При этом, собственно вилки, не вышли из обихода, Голова лично проследил, чтобы этого не случилось, мы же не Опричнина какая-то, руками есть…