Облачные замки

Стоило мне об этом подумать, как масса развалилась на части. Вдоль ее нижнего края, рядом с кромкой леса, открылась огромная расселина и побежала дальше, извергнув струю бледной жидкости, которая пролилась вниз по склону горы, петляя среди деревьев. Я был почти уверен, что она уже стала частью целого, своеобразным органом чувств – возможно, даже гигантским глазом.

Я внезапно подумал о Молл и Джипе: рядом с этой тварью невозможно было чувствовать себя в безопасности. Тут в почве появился новый излом, пласт породы вздыбился, хребет изменил свои очертания, и стало казаться, что он вот-вот завалится назад.

Часть этой шевелящейся горы поднялась наверх, другая ушла под землю. Бурлящая поверхность склона вздыбилась, образовав нечто наподобие лица с плотно закрытыми глазами, гневно раздутыми ноздрями и тонким безгубым ртом, раскрытым в крике жалости к себе. Чье это лицо, я не знал, но оно определенно было человеческим, что ощущалось в каждой его черточке, хотя вещество, его составлявшее, пребывало в постоянном движении. Черты лица были отчетливы, как на посмертной маске, но оно, вне всякого сомнения, было живым. Возможно, то была память, воспроизводящая того, кого в свое время знало это существо. Или того, кто прежде являлся основой этого отвратительного, направленного на зло разума. Но чем бы оно ни было, теперь оно превратилось в маску абсолютного страдания, в лицо человека, прошедшего через эшафот или камеру пыток. Эта чудовищная личина выла и заходилась в протяжном вопле бесконечной боли и невыразимого страха. Щупальца свои это чудовище выбрасывало наружу, подобно раненой анемоне, и они метались по лесу на горном склоне. А затем они взметнулись в небеса, чуть-чуть не достав до нас, и воздушным потоком дирижабль отбросило в сторону. Нос его внезапно опустился, и я стрелой понесся к гондоле. Я оказался так близко от нее, что решился протянуть руку и схватиться за выступавшую «ногу» шасси.

Я отпустил канат и вцепился в новую опору всем, чем мог, разве что не зубами. Освоившись со своим положением, я ударил ногой в дверь, и когда та распахнулась, запрыгнул внутрь, с грохотом приземлившись на металлический пол, между тем как дверь гондолы снова захлопнулась. Копье отлетело в дальний конец трюма, под винтовую лестницу, которая вела на верхнюю палубу корабля. И тотчас на меня набросились два здоровенных молодца, одетых в черную форму охранников, – очевидно, головорезы Лутца. После пребывания на Брокене они были не в лучшем физическом состоянии, но то же самое можно было сказать и обо мне. Нас носило и качало из стороны в сторону, из угла в угол, кидало на пол. Мы мутузили друг друга без ощутимого перевеса, а я при этом еще старался не спускать глаз с двери, за которой осталась Элисон. Наконец, несмотря на то, что меня чуть не задушили, я умудрился высвободить руку и толкнул дверь, которая распахнулась и осталась открытой. В отсек проник поток воздуха, и правила нашей игры слегка изменились. Теперь это был выбор между «выкинуть наружу» или «быть выкинутым». Я мертвой хваткой вцепился в какую-то железяку, никоим образом не желая очутиться за бортом. Внезапно курчавый головорез слева от меня вскрикнул, а секунду спустя его уже не было с нами. Другой верзила попытался воспользоваться ножом. Но тут в гондолу влетела Элисон. Она пихнула его ногой в живот, отбросив к противоположной стене. Раздался треск, детина сполз вниз по стенке и потерял всякий интерес к происходящему.

Я схватил Элисон за руки, привлек к себе и крепко обнял.

– Молодчина, малышка…

– Погоди! – прошептала она. – Они, по-моему, что-то услышали.

Я отпустил ее и бросился за копьем. Но только я его поднял, как кто-то прыгнул из люка вниз, и его кованые сапоги наверняка сломали бы мне шею, не успей я отскочить в сторону. В итоге, когда он приземлился, я хорошенько ткнул его копьем. Второго спустившегося Элисон встретила мечом Я полез по трапу наверх, и еще одна пара обуви поспешила скрыться. Я кинулся за ней в едва освещенное чрево дирижабля, но стоило мне высунуть голову из люка, как все вокруг вспыхнуло, и мне пришлось не задумываясь нырнуть вниз. До меня донесся разъяренный крик:

– Du Sau-Idiot! Kein Schuss mehr! Willst du das ganze Schiff im Brand setzen? [120]

Боже мой, еще бы, – здесь ведь полным-полно водорода! Я подтянулся, опершись руками на края люка, и оказался в просторном отсеке, приспособленном для лошадей, с огороженными проволочной сеткой стойлами и коновязями. В мертвенном воздухе витала пыль. От огромных баллонов с газом, словно от старых палаток, шел запах прелой парусины. Гудели двигатели, лязгали металлические галереи, тянувшиеся вдоль бортов, и позвякивали многочисленные провода под самым потолком.

Мой противник пятился, все равно пытаясь вытащить из кобуры револьвер. Но тот, к счастью, выпал у него из рук. Тогда он выхватил из ножен саблю. Это был мой старый знакомый, лейтенант, и в глазах у него горел нехороший огонек. Он смерил меня оценивающим взглядом – избитого, усталого и окровавленного.

Я осторожно положил копье на пол; мне пришло в голову, что его вряд ли молено использовать как обычное оружие. Откуда-то сзади донеслось лошадиное ржание и звук падения. Я инстинктивно оглянулся, и тут же лейтенант бросился на меня и нанес свой излюбленный вероломный удар в лицо. Я парировал его и стал теснить противника. В это мгновение в отсеке появилась Элисон. Но на нас она едва взглянула и сразу кинулась к галерее, тянувшейся почти под потолком. Раздался хлопок и грохот, и провода у нас над головой задрожали. Лейтенант попытался оттеснить меня назад яростной серией ударов. Но я укрылся за крышкой люка, и его сабля со звоном опустилась на нее. Боковым зрением я увидел, что Элисон пытается своим мечом перерубить толстый провод под потолком.

Тем временем лейтенант попробовал лягнуть меня в пах.

– Мерзавец! – прошипел я. – Никакой ты не воин, а обычный хулиган! Тебе бы не саблю, а нож с выкидным лезвием!

Наш бой теперь действительно больше напоминал драку в темном переулке. Нас швыряло взад-вперед по отсеку, мы колотились головами о части несущей конструкции, путаясь в проволочной сетке. Я дал ему коленкой под дых, но он стукнул меня рукояткой сабли по лицу и занес саблю для сокрушительного удара.

И тут Элисон предостерегающе закричала, раздался громкий свист и что-то разрезало воздух. Длиннющий провод просвистел у меня над головой и, словно удав, обвился вокруг грудной клетки лейтенанта. Мне показалось, что я слышу, как хрустят кости. Дирижабль мотнуло в сторону, и двигатели резко загудели. Провод провис, и его жертва свалилась в передний люк; послышался приглушенный крик.

Элисон присела на корточки рядом со мной.

– Ты не ранен? Я перерубила провод, ведущий к рулю направления. Этот корабль уже никуда не прилетит…

Она замолчала. В отсеке запахло горелым. Раздавалось какое-то странное легкое потрескивание.

Затем что-то зашипело и фонтаном посыпались искры. При этом неожиданном освещении я увидел Лутца, вылезающего из люка, – превосходная сцена для появления Главного Демона. Монокль выпал из его глаза, светлые волосы растрепались, ухоженное лицо налилось кровью. В руках у него был небольшой автомат новейшей модели.

Я резко повернулся, чтобы предупредить Элисон, но когда, задержав дыхание, услышал выстрел, то сразу увидел, что пуля попала в цель. Увидел даже брызги крови и кусочки ткани, которые пуля вырвала под ребрами, увидел, как Элисон закружилась на месте, а затем упала на бок с беззвучным вздохом. Благодаря какому-то чуду пуля не попала в баллоны с газом, но следующая вполне могла. Я подобрал пистолет лейтенанта, однако сам стрелять не решался. У меня еще было, наверное, что терять. И все-таки я нашел применение этому пистолету: я метнул его в Лутца – и попал точнехонько в подбородок. Барон зашатался, выронил автомат и упал в отверстие люка, с грохотом скатившись по трапу. Бросив быстрый взгляд вниз, в трюм, я увидел искалеченное тело лейтенанта и нечто повергшее меня в ужас. Боковая дверь хлопала на ветру, а дирижабль медленно покачивался и переваливался с боку на бок. И с каждым его движением Грааль, заключенный в металлическую клетку, скользил по полу ближе и ближе к дверному проему. Я уже готов был спуститься в трюм, но меня остановило сухое покашливание. Лутц, зажимая пальцем кровоточащую рану на подбородке, стоял на расстоянии вытянутого меча от меня, и правильные черты его лица искажала озорная улыбка, только тик в углу глаза слегка портил впечатление. Он поднялся сюда по трапу в хвостовой части дирижабля.

120

Ты, свинья безмозглая! Прекрати стрелять! Ты что, хочешь корабль спалить? (нем. )